веришь?
- Я знаю и верю. Что же - будем ждать. Будем ждать.
- Прости меня. Не кори. И прошу тебя...
- Не надо говорить. Давай лучше помолчим...
- Аллуа, Аллуа... Как мне страшно...
- Наурэ, я должна сказать тебе. Эленхел догонит нас позже.
- Почему она не идет со всеми?
- Она заболела. Учитель велел мне передать, чтобы мы уходили без нее.
Дней через двенадцать она найдет нас.
- Ну, если так... Что же, на рассвете - в дорогу.
Восемь - отправились в путь. Одна - осталась. Когда он говорил ей
слова прощания, она стояла, опустив голову, пряча глаза, уже зная, зная
наверняка, что не сумеет подчиниться его приказу. И не смела сказать ему
об этом.
Тонкие пальцы не сдержат тяжелый меч.
Но я не уйду - и неважно, что будет потом.
Стальная броня тяжела для девчоночьих плеч,
Но я буду рядом, я стану тебе щитом.
Она знала - это последняя ее песня, которую уже некому будет спеть.
"А потом вы вернетесь", - говорил он, и этот мягкий голос, эти уверенные
слова могли обмануть кого угодно - но не ее, Видящую. Ей было так больно,
словно, оставаясь, она предавала его, но по-другому не могла - потому что
была Видящей. Потому, что подчиниться значило - убить рвущуюся слева в
груди птицу. Потому что знала, что должно случиться.
...Немного было тех, кто умел держать в руках оружие. Перо привычнее
рукам книжника и сказителя, и более пристала менестрелю лютня. И дело
женщин - не сражаться, но дарить жизнь и исцелять. Но никто не повернул
назад; и сам Мелькор вступил в бой во главе Эллери Ахэ.
И тогда, встав на обломке скалы, крикнул Менестрель Гэлрэн:
- Последнюю песню - тебе, Крылатый!
Сияли вдохновением глаза его, и ветер развевал пепельные волосы, и
горела крылатая звезда на груди - ярче алмаза. Он запел. И замерли все на
поле битвы, слушая его. Он пел об Арте - о трепетном сердце в ласковых
руках Тьмы, и об иных мирах, которые есть жизнь и величие Мироздания. И
каждому слышалось в песне что-то свое, и опускались руки, державшие
оружие, и появлялись улыбки на залитых кровью лицах, и Тьма не казалась
более страшной и враждебной, ибо только во Тьме - Свет...
Никто и никогда не слагал в Арде такой песни, а, быть может, и
никогда не сложит - разве что рухнет Стена Ночи, и сердца людей
распахнутся для Музыки Миров и Зова Эа, и открыты будут Врата... Но Вала
Тулкас, стряхнув колдовское наваждение, крикнул:
- Что вы слушаете его?! Бейте!
И Майя, ближе всех стоявший к Менестрелю, бросился к нему и нанес
удар. Тот не успел поднять меча. Мелькор рванулся вперед, и черный меч
опустился на голову Майя.
- Убирайся в чертоги Мандоса! Будь проклят!
Вала склонился над своим учеником. Крыльями обернулся его черный
плащ, и эти крылья скрыли от глаз Бессмертных умирающего. И словно
невидимая стена окружила их: никто не мог и не смел приблизиться, хотя
вокруг кипел бой.
Серебряная звезда на груди Менестреля стала красной. "Знак внезапной
смерти... Так вот, что носил ты на сердце, ученик..." - успел подумать
Мелькор.
Гэлрэн прижал его руку к сердцу и улыбнулся:
- Все-таки увидел тебя еще раз, Учитель... Благодарю...
- Ученик мой... - голос Валы сорвался.
- Прощай... прости меня... прости нас всех... за то... что будет...
Мы не сумели... прости...
- Что ты говоришь... что ты говоришь... - Мелькор задохнулся от боли.
- Учитель... Не опускай рук; в них - Арта... не вини себя ни в чем,
Крылатый... Теперь я знаю, Звезда... я вижу... я слышу...
Голова Менестреля бессильно запрокинулась. Пальцы, сжимавшие руку
Мелькора, разжались. Мертв.
Осторожно, словно боясь разбудить спящего ребенка, Вала опустил тело
ученика на землю и провел ладонью по его лицу, закрыв ему глаза. Лицо
Мелькора застыло.
- Спи, мальчик мой... - чуть слышно вымолвил он.
Она видела только одно: это побелевшее, искаженное гневом и болью
лицо. Лицо обреченного. Она знала - он обречен на жизнь, как они - на
смерть, и смерть показалась ей в этот миг великим даром милосердия. Для
него. Для нее - трусость, предательство. Но по-другому - не могла.
Потом все произошло слишком быстро. Сколько их было - Майяр в
багряных одеждах, чьи глаза горели мрачным огнем смерти - она не успела
понять, но заметила еще одного, внезапно появившегося слева. И рванулась
вперед.
Она не ощутила боли, приняв два тяжелых удара в грудь. Только успела
осознать, что ни меча ни щита у нее уже нет - отбросила их за миг до того,
как оказаться рядом. Теперь они уже не нужны. А потом его рука подхватила
ее, и она удивилась - разве я падаю?..
Склонившееся к ней лицо - растерянное, тревожное. Он торопливо сорвал
шлем с головы маленького воина. Лицо Элхэ показалось совсем девчоночьим,
невероятно юным из-за коротко обрезанных волос. Она подумала - зачем они
теперь? И под шлем не лезут... И только вздохнула, когда тяжелые косы
волной лунного света упали к ее ногам.
Одна прядь, длиннее других, змейкой сбегала по шее; он хотел
поправить ее - нелепый, ненужный жест - и только сейчас понял, что все еще
сжимает в руке меч.
"Зачем же ты... я же просил, я же приказал уходить... зачем..."
Элхэ судорожно вздохнула, лицо ее побледнело, на висках бисеринками
выступил пот.
- Ты... не... ранен?.. - выдохнула она.
Боль разорвалась двумя огненными комками - под ключицей и слева в
груди.
- Мэл кори...
Она попыталась улыбнуться ему - сквозь боль, сквозь подступающую
кровавую тьму. А потом вспыхнула перед глазами - Звезда. Последней
отчаянной мыслью была мысль о возвращении... и мир перестал существовать.
Птицей, звездою, ветром, осенним дождем
Я вернусь, обретя новый облик и новое имя...
Сердце мое, я стану тебе щитом.
Через тысячи лет - я вернусь, я знаю...
Прости мне.
Он плохо помнил, что было дальше. Рубился страшно; меч его был по
рукоять в крови врагов: Майяр тоже знают некое подобие смерти. Отступал
под их натиском, глядя на врагов слепыми от боли и гнева глазами, и взгляд
этот казался многим страшнее, чем разивший без промаха черный меч. И
плечом к плечу с ним сражался Майя Гортхауэр. На короткое время Ахэрэ
сумели оттеснить Бессмертных. Мелькор обернулся к Гортхауэру:
- Идем. Скорее.
В тронном зале он отдал ученику Книгу Арты.
- Уходи, Ортхэннэр.
- Я не предатель, Учитель. Я не оставлю тебя.
Мелькор поднял на Ученика страшные сухие глаза.
- Я приказываю, я прошу тебя... Неужели ты не понимаешь, что сейчас
произойдет? Даже если ты останешься, нам не выстоять. Уходи. Я вернусь.
Нескоро. Но - вернусь. Я обещаю тебе.
- Пусть судят меня!
- Им нужен я. Ты останешься в Эндорэ. Так нужно, Ученик, - голос
Мелькора был жестким и ровным. - Иди. Только этим ты можешь помочь мне. И
еще: Книга не должна попасть к ним. Это память Арты, Ученик.
На какое-то мгновение Гортхауэру показалось - он видит тяжелую цепь,
сковывающую руки Мелькора.
- Учитель!
Наваждение исчезло. Мелькор глухо повторил:
- Иди.
На пороге Ученик обернулся. Последнее, что увидел - Мелькор,
напряженно застывший среди зала, сжимая в руках меч.
Иэрне сама удивлялась, как ей удалось продержаться так долго. Может,
в мече Гэлеона было какое-то колдовство? Или гнев давал силу? Ее сильное
тело привыкло к танцу и быстрым движениям, она легко уходила от ударов и
долго не ощущала усталости. А потом перед ней появилась женщина,
прекрасная и беспощадная, с мертвыми черными глазами, и Иэрне поняла, что
не устоит. И все-таки она пыталась сопротивляться, но удар меча рассек
длинной полосой и легкий кожаный доспех, и одежду, и тело. Узкая рана
мгновенно наполнилась кровью. Второй удар опрокинул ее на землю. Меч
отлетел в сторону. "Вот и конец", - без малейшего страха подумала она,
увидев окровавленный клинок над своим горлом. Но вдруг жало меча медленно
отклонилось в сторону. Что-то новое, живое затеплилось в больших черных
глазах. Не по-женски сильная рука приподняла ее, обхватив под спину.
- Ты не бойся... Мы не тронем пленных, я обещаю... Больно, да? Идти
можешь?
Иэрне ошеломленно кивнула. Воительница медленно повела свою пленницу
вниз, к развалинам ворот, где уже было около десятка Эльфов Тьмы,
окруженных стражей.
Он сражался, словно загнанный в угол зверь, с пришельцами из
благословенной земли Аман. Чудом они продержались в осаде так долго,
прежде чем Майяр решились на штурм. Девять ушли ночью - вернее, он думал,
что ушли все девять. Потом понял, что не так... И в бою его ярость
удваивалась горечью осознания того, что им, как и прочими, пожертвовали
ради девяти. Учитель пожертвовал им, а он так почитал его... Разве не
благодаря ему они удержались так долго? "Учитель, ты избрал не тех... Я
должен был стать хранителем... Учитель, ну почему ты не избрал меня?.."
Среди учеников Тулкаса они были лучшими - брат и сестра, Воители.
Зловеще красивые, отважные и сильные, они в бою были равны самому Гневу
Эру. Когда же они бились спина к спине, никто не мог их одолеть. Мрачным
огнем боя горели их черные глаза, когда Тулкас говорил своим Майяр о
Великом Походе на север. И жестокий боевой клич вырвался из груди Воителя,
когда главой над своими Майяр поставил Тулкас - его.
...И было разгромлено воинство Врага. Только последние защитники -
Черные Эльфы - стояли у врат черных чертогов молча, и смерть была в их
глазах.
Они падали мертвыми, отчаянно защищая своего повелителя, и постепенно
в душе Воителей вставало восхищение отвагой врагов, и остановила руку
Воительница, и не смогла добить раненую - такую же воительницу, как она
сама. Так она узнала жалость.
И вот - с последним из Эльфов схватился Воитель. Тот был уже весь
изранен и с трудом защищался.
- Сдавайся! - крикнул Майя. - Сдавайся, и я клянусь - ты получишь
пощаду!
Но Эльф покачал головой. Тогда Воитель выбил меч из ослабевших рук
Эльфа. Тот упал. Воитель наклонился, чтобы помочь ему встать, но
неожиданно Эльф схватился за лезвие меча Воителя и рывком всадил его себе
в горло.
"Почему?" - растерянно, почти обиженно думал Воитель. "Ведь я сдержал
бы слово... Почему? Неужели он так ненавидел и боялся меня?" Но в открытых
мертвых глазах не было ни страха, ни ненависти - только боль и жалость.
Они ворвались во дворец. И Тулкас бился с Мелькором, и Воители, глядя
на поединок, видели - Черный Вала сражается куда искуснее. И честнее. Мечи
сломались, и противники схватились врукопашную. Несколько секунд они
стояли не шевелясь, и хватка их могла бы показаться братскими объятиями.
Но вот медленно-медленно Тулкас, багровея лицом, стал опускаться на
колени. Казалось, сам взгляд Врага гнетет его. Воитель толкнул сестру в
плечо:
- Смотри! Вот это мощь!
Та молча кивнула. Лицо ее разрумянилось.
- Если он его одолеет, нам придется уйти ни с чем - таков закон
честного боя!
Но честного боя не было. Кто-то взвизгнул: "Что стоите, бейте его!"
И воинство Валар набросилось на Мелькора и, когда толпа расступилась,
он лежал на полу - избитый и связанный. Тулкас зло пнул его ногой и
обернулся к ученикам, ожидая восхищенных похвал. Но в ответ услышал
угрюмое:
- Это против чести.
Лицо Гнева Эру передернулось, но он промолчал. Однако этого не забыл.
И тогда принесена была несокрушимая железная цепь, искусная работа
