мне!
-- Давно ли ты поддерживаешь с ними связь? -- спросил
Дагер.
-- Миллионы лет. Я ведь еще очень молод. И мал. А есть
Супермозги размером с Галактику!
Это и понятно: человечество жило только на одной
планете...
-- Скоро и ты,-- сказал я,-- начнешь распространяться на
соседние системы. Уже строят первый звездолет...
-- Да,-- подтвердил Разум,-- я как раз собираюсь
дотянуться до ближайшей звездочки. По-моему, там есть земляные
шарики, что вы называете планетами...
У меня закружилась голова. Кто собирается дотянуться: он
или мы?
У коллег было не лучше. Флемминг воспаленными глазами
смотрел на индикаторную панель, словно это она говорила такие
несуразицы.
-- Разве ты не чувствуешь,-- спросил я, когда горстка
космонавтов устремляется через пространство?
-- Я почувствую,-- был ответ,-- что тянусь к соседней
системе. А вы ощущаете, что делают в этот момент какие-нибудь
два-три нейрона в вашем мозгу? Из двадцати четырех миллиардов?
-- А если космонавты погибнут?
-- В ваших мозгах ежесекундно гибнут нейроны.
Да, он был прав. Короткоживущим клеткам человеческий
организм может показаться бессмертным. Но люди умирают, другие
родятся на смену. Нормальный обмен в этом сверхгигантском
Разуме... который вовсе не бессмертен. Он только живет, сколько
существует и будет существовать человечество...
Этот вопрос вертелся на языке у всех. И каждый избегал
касаться его. Среди всяких вопросов есть и стыдные...
Первым не выдержал Дагер. Избегая смотреть на нас, он
спросил Разум:
-- Ты ведь не можешь состоять из однородной коры. Есть
отделы главные и второстепенные. Гипофиз, мозжечек и другие.
Ответь, как ты воспринимаешь нас? Все ли человечество вносит
одинаковый вклад в твои мыслительные процессы? Оно у нас
разделено на нации. Существуют различные народы... Различные
способности...
В его глазах горел огонек непонятного фанатизма. А черт,
почему непонятного? Стыдно теперь признаваться, но в тот момент
я тоже с нетерпением ждал ответ. Я, как никто другой, знал
истинную величину вклада, который внесли в сокровищницу мировой
культуры славянские народы. Особенно украинский.
Краем глаза видел, как подались вперед Флемминг, Моше,
Моцумото.
Голос ответил:
-- Непонятно. Что такое -- нация? Я -- Разум.
А сегодня он сказал:
-- Я помогу вам избавиться от болезней. Вы мне поможете
избавиться от моих. И не только от войн. То, что я узнал от
вас, не говорит о здоровье человеческого общества. А это очень
важно и вам и мне. Послушайте, я -- Разум, обращаюсь к каждому
человечку в отдельности: давайте будем сотрудничать! Мы нужны
друг другу. Мы необходимы друг другу! Помогите мне, я -- Вам...
Не знаю, когда я вернусь к своему хобби. Да и вернусь ли
вообще... Дело в том, что мне и человечеству предложили только
две дороги. Одна -- к звездам, вторая -- в пещеры...
И нельзя одновременно идти по обеим.
БЕЛАЯ ВОЛНА
Мария бросилась мне в объятия.
-- У тебя все хорошо? -- спросила она встревожено.
-- Нормально. А что?
-- У тебя такое лицо... И круги под глазами. Ты замучаешь
себя!
-- Приходится работать круглыми сутками, Мария. Мир
сотрясают волны нестабильности. Пока идут на уровне
микрочастиц, но если это распространится на порядок выше? А мы
не можем уловить закономерность, не знаем причину!
Математический аппарат служить отказывается! Работаем
круглосуточно, но разгадка ускользает, ускользает!
Рядом остановилось такси, мы забрались на заднее сидение.
За окнами побежали назад все быстрее и быстрее дома. Я ощущал
на затылке легкие пальцы Марии, что перебирали волосы,
поглаживали, незаметно снимали головную боль, напряжение,
успокаивали...
Я повернул голову. Она внимательно смотрела на меня, в
глазах были нежность и сострадание.
-- Прости,-- сказал я с раскаянием.-- Устал, как пес. Тебе
совсем не уделяю внимания.
-- Ты измучился на своей работе...
-- Да. Прости!
Я поцеловал ей руки. Она подставила лицо, и я целовал ее
глаза, ощущал губами трепещущие ресницы, теплые нежные щеки,
пухлые губы, и усталость уходила, растворялась, вымывалась из
тела.
-- Дорогая моя,-- сказал я горько,-- когда ты перестанешь
уходить? Сейчас надвигаются трудные времена, нам бы вместе...
-- Трудные,-- согласилась она со вздохом.-- Поэтому нам
нельзя... Я сразу же окунусь в домашнюю возню, в стирки, кухню,
буду счастлива. Выходить в суровый мир науки уже будет
тягостно, неспокойно, даже страшновато. Нет, дорогой, не спеши!
Мария осталась в автомобиле, а я выскользнул возле
института, торопливо взбежал по ступенькам. Когда оглянулся,
темный силуэт машины уже скрылся за поворотом.
В институте я проскользнул мимо дверей шефа к своей
лаборатории, бросился к установкам. Огромные как древние
животные, нагоняющие страх на новичков, они занимали почти
половину нижнего этажа. К некоторым из них я уже нащупал путь,
пытаясь заставить работать, над другими еще ломал голову,
стараясь понять: зачем Овеществитель их создал, не для того же,
чтобы пугали своим чудовищным видом?
Руководитель сделал вид, что моего опоздания не заметил. А
может, не заметил и в самом деле. Усталый, посеревший, он
спустился в лифте, вопреки обыкновению бегать по лестнице,
тренируя сердце, сказал треснувшим голосом:
-- Дальние проблемы пока оставь. Сегодня рассчитай
изменения в энергетическом заряде микрочастиц. Это сейчас
важнее.
-- Но,-- заикнулся я ошарашено,-- освоение Странных машин
несет в себе так много! Вдруг в них заключены такие знания, до
которых нам идти еще тысячи лет?
-- Оставь,-- повторил он глухо, и я понял, что это уже не
приказ, а просьба.-- Вон те, серые, к которым ты все не
подберешь ключ, остались от предыдущей Вселенной. Нам их,
скорее всего, не разгадать никогда.
-- От предыдущей?
-- Да.
-- Но как же это возможно? -- ахнул я.
Кровь отхлынула, ушла во внутренние органы, и в зеркальной
панели напротив отражался человек с желтым как у мертвеца
лицом.
Руководитель вздохнул, отвел глаза:
-- На следующей ступени ты бы узнал... Это тайна, которую
непосвященным знать пока не следует. Так сочло большинство в
Совете... Волна Уничтожения иногда щадит отдельные частички
мира. Бывает, уцелевает обломок здания, машины, клочок записей,
а то и человек спасается, перейдет в другой мир. От него то
мудрецы и узнают истинную картину мира.
-- Значит... значит наш мир не вечен?
-- Крепись. Крепись! Миры были и до нас. Будут
по-видимому, и после нашего. Нам очень повезло: три последние
волны были слабыми. Уцелели не только отдельные записи из
прошлой вселенной, но спаслось трое!.. Они рассказали страшные
и удивительные вещи. Теперь мы знаем, что новой волны не
избежать, и труды с информацией рассредоточиваем по всему миру.
Если уцелеет хоть камешек, то люди нового света получат сразу
добытые нами знания. Им не придется начинать с нуля, будет
время подготовиться, что-то сделать! Может быть, они даже
найдут разгадку Волн и сумеют им противостоять.
Ледяной страх разливался между лопаток, проникал во
внутренности, замораживая меня всего, превращая в сосульку.
Передо мной колыхалось сильно постаревшее лицо руководителя, и
я, собрав силы, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал,
спросил:
-- Неужели дело так серьезно?
-- Очень,-- ответил он сразу же, даже не заметив моего
состояния,-- Очень серьезно. Так что времени не теряй.
Я не стал терять времени, тут же позвонил Марии:
-- Алло? -- послышалось в трубке.
Я помолчал, вслушиваясь в ее удивительный голос.
-- Алло? -- повторила она, уже с вопросительной
интонацией.
Я молчал.
-- Алло,-- сказала она в третий раз.-- Ничего не слышу,
перезвоните из другого автомата.
Я сказал поспешно:
-- Мария, это я... Тут, гм, помехи. Я вот что хотел...
-- Бессовестный,-- перебила она весело,-- все балуешься!
-- Мария, шеф велел не терять времени. Что-то надвигается
на мир, надо спасать...
-- Ну и спасай.
-- Я и спасаю. Никуда не уходи, я заеду за тобой через
двадцать минут.
Я сбежал вниз. Институтская машина оказалась свободна, а
шофера разыскивать я не стал.
Машина неслась по шоссе. Справа мелькнули развалины
древнего театра или цирка. Там круглая арена и остатки каменных
сидений, что ровными уступами спускаются к арене или к сцене.
Именно там мне однажды в детстве посчастливилось увидеть
Овеществителя. Мы тогда с Петром, школьным другом, лазили по
развалинам, ловили ящериц, что вылезали греться на солнышке,
сами пропитывались солнцем...
Помню, как Петр вдруг схватил меня за руку, зашипел на
ухо. Откуда ни возьмись, на арену выбежал измученный человек. В
светло-сером костюме, при галстуке, но почему-то босой, ступни
в крови, перепачканные грязью. Дышал он с хрипом, лицо было
белое как мел.
Когда он был уже на середине арены, из развалин туннеля
выметнулось огромное тело, развернулось в прыжке, мелькнула
оскаленная пасть. Острые зубы блестели, длинные и страшные как
ножи.
Громовой рык потряс цирк. Человек оглянулся, его ноги
приросли к земле. Неправдоподобно громадный тигр настиг жертву
в два прыжка. Я рванулся на помощь, но Петр цепко держал за
рукав, зашипел яростно:
-- Не успеешь!
-- Но погибает же...
Тигр обрушился на человека. Мы услышали треск, почва под
нами качнулась. Вдруг тигр быстро уменьшился, теперь это была
черная собака. Она равнодушно лизнула человека, он смотрел на
нее оторопело, а собака огромными скачками унеслась прочь. Там
высилась стена, но собака, как я видел отчетливо, прошла ее
насквозь. Правда, я тут же убедил себя, что она скользнула в
тень и там легла, невидимая.
Человек поднялся, затравленно обвел глазами каменные
стены. Мы молча наблюдали, как он опустил голову, обречено
пошел дальше. Каменные скамьи загораживали ему путь, но он
упрямо карабкался, наконец скрылся из глаз.
-- Это был Овеществитель! -- сказал Петр потрясенно.
-- Такой обыкновенный? -- ахнул я.-- Не может быть...
-- Но ты же видел!
-- Как же он может... такой... такой...
-- Не знаю,-- ответил Петр угрюмо.
Мы понеслись на арену. Я поскальзывался, камни выглядели
иными, одни выросли, другие исчезли вовсе.
-- В нем нет ничего необыкновенного,-- крикнул я Петру в
спину.
-- Зато мощь его необычайна,-- отозвался он свирепо. Он
оступился, мелькнула над землей разодранная в кровь лодыжка, но
Петр не останавливался, лишь на миг повернул на бегу лицо, где
презрение боролось с отчаянием,-- как несправедливо: быть
наделенным такой странной мощью, и так бездарно ею
пользоваться!
Под левой стеной растерянно топтались люди, человек
десять. До появления Овеществителя их здесь не было. Они
растерянно озирались, все больше и больше пугались,
пронзительно вскрикнула одна из женщин, в страхе завизжала еще
одна.
-- Овеществитель! -- яростно сказал Петр.-- Это
ничтожество сотворило их походя, вряд ли заметив факт
творения...
-- Невероятно,-- прошептал я.
Мы подошли, замедляя шаг, к людям.
-- Не пугайтесь,-- сказал Петр быстро и громко.-- Мы здесь
живем, все правильно. Мир таков, какой есть. Все вы займете в
нем свои места.
На площадь ворвались с воем универсальные машины.
