странными и чуждыми. Но мы обязаны уважать чужие мнения и не
навязывать свои. И подчиняться решениям Совета, даже если во
главе будет стоять,
например, мыслящий паук...
-- Чепуха,-- сказал Геннадий громко,-- разумные существа
могут быть только человекоподобными.
-- Пусть так. Но что, если у председателя Совета будет,
например, рыжая бороденка? Как у Артемьева?
-- Это же совсем другое дело! -- крикнул Геннадий.
-- Пусть так. Я не утверждаю, что Шведов начнет
пропагандировать нехорошие взгляды. К счастью, эти тяжелые
болезни роста человечества навсегда канули в прошлое. Но Шведов
предрасположен к нетолерантности! И мы не имеем права
рисковать. К звездам полетит другой человек!
Теперь я спокойно читаю прогнозы о возможном засилье
роботов. А что? Вполне возможно. Прецедент уже был!
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ
С работы шел не спеша. Только свернул с магистрали, сразу
наткнулся на знакомых хлопцев. По всему переулку тянулись эти
наспех сколоченные из бракованных досок, покрашенные ядовитой
зеленой краской пивные ларьки. Возле каждого своя группа,
только космополиты бродили от одного к другому.
Жорка увидел меня издали, взял еще два пива. Кружки были
щербатые, поцарапанные. Полрыбца взяли у Заммеля, ему сунули
пиво. Побрел дальше.
День был теплый, весна взяла разгон, народец бегал в
плащах и без шапок. От земли поднимался пар, последняя сырость
рассасывалась тут же в теплом воздухе.
По тротуару бродили разомлевшие девочки с нашей улицы.
Повыползали на солнышко пенсионеры, в скверике под надзором
мамаш копошилась малышня.
Левую сторону моей окраинной улицы снесли и уже кое-где
успели понастроить многоэтажки. Появилась уйма незнакомого
народу, неприятное все-таки чувство. Раньше знал каждого, и
меня знал тоже каждый на улице.
По дороге встретил еще буфет, где возле окошка дремал
Роман Гнатышин, бывший студент какого-то вуза, а теперь "ШП",
"швой парень".
-- Будешь? -- спросил он печально.
-- Конечно,-- ответил я.
Он пододвинул кружку. Его рыжие усы уже подмокли в пене,
на губах блестела рыбья чешуя, несколько жирных блесток
запуталось в усах.
-- Ты бы сбрил их,-- посоветовал я,-- и постригся бы
заодно.
-- Зачем? -- спросил он уныло. Скривился, сделал глоток,
потом посмотрел на жирные от селедки руки и вытер о длинные
патлы.
-- Ну-ну,-- сказал я,-- тогда конечно.
Допил пиво и побрел дальше. На трамвайной остановке
обратил внимание на двух "королевских" девчонок. Одеты шикарно,
спины прямые, а уж смотрят... Я таким только свистел вслед или
подбрасывал пару горячих слов.
Возле скверика встретил Машку. Ладная из себя подруга и
одета в самое дорогое, клад для женихов с нашего завода. И не
гордая. Еще издали заулыбалась и стала смотреть добрыми
коровьими глазами. Наверное, прикидывала, как отучит пить и
заставит по воскресеньям ходить на базар с хозяйственной
сумкой.
-- Привет,-- сказал я.
-- Привет,-- ответила Машка.-- Может, сходим в кино?
Итальянская комедия идет, вся про любовь!
-- Не тянет,-- сказал я.-- Есть вещи и поинтереснее.
-- Ну-у-у... Тогда пей свое гадкое пиво и проводи меня.
Вот так. А та, с коричневыми глазами, к буфету и не
подпустила бы. И послушался бы. И сумочку бы носил. В зубах бы
носил!
-- Нет,-- сказал тоскливо,-- не хочу ни кино, ни пива. Сам
не знаю, чего хочу.
Она вскинула ресницы, решила, что поняла.
-- Тогда пойдем к нам,-- сказала и сразу покраснела,--
мама ушла к соседке на телевизор. Просидит весь вечер. Будет
весело и не придется ни о чем думать.
Не придется ни о чем думать! Я сам не люблю, когда нужно о
чем-то думать. У меня от умных вещей голова болит, а от книг в
сон клонит. Но вот сейчас вдруг захотелось шевелить во всю силу
мозгами.
-- Нет,-- сказал я почти виновато.-- Извини... я пошел.
Ее глаза из умоляющих стали круглыми от удивления. Никогда
ни перед кем я не извинялся.
Уже недалеко от дома меня обогнала странная пара. Мужчина
и женщина. Странными мне показались глаза у женщины: хоть
сейчас пиши икону.
-- Ты не должен,-- говорила она срывающимся голосом,-- ты
не смеешь! Это очень опасно при твоем здоровье...
Ее спутник бубнил упрямо:
-- Врачи всегда испытывали на себе... Я обязан...
Они быстро удалялись. У нее была классная фигура и длинные
ноги.
И вдруг снова захотелось напиться. Яростно. Хотя бы пива!
И почему это забегаловки закрываются так рано? Читал в одном
заграничном романе, что у Джона всегда стоял под кроватью ящик
виски. Этого я не понимаю. У меня бы долго не простоял.
Впереди послышался шум. Подошел ближе и узрел веселую
сценку. Возле входа в недавно построенный институт два
красномордых типа теснили к стенке щуплого интеллигентика. Того
самого, что недавно обогнал меня. Парни уже прижали его, а
женщина вцепилась в рукав одного петуха и пыталась оттащить.
-- Сейчас ты узнаешь, как толкаться,-- приговаривал
один,-- сейчас ты у нас станешь красивым...
Подруга интеллигента не кричала. Наверное, из гордости.
-- Ты узнаешь,-- проревел второй,-- кто здесь хозяин.
Это был здоровенный рыхлый балбес. Второй выглядел
поплоше. Раньше я их не видел, наверно, переселились вместе с
новыми домами. Что-то слишком быстро начали считать себя
хозяевами моей улицы! Придется дать урок...
-- В чем дело, хлопчики? -- спросил я очень вежливо.
Мне не ответили. Были заняты.
-- Не слышу ответа,-- сказал я очень-очень вежливо.
Меня снова игнорировали. Тогда я шагнул вперед и врезал по
ноздрям того, что поплоше. Только копыта мелькнули выше рогов,
а сам шестерка брякнулся о стену и лег.
Интеллигент вырвался и стал часто дышать. И он и подруга
смотрели на меня с надеждой. А здоровяк уже повернулся ко мне.
Рожа побагровела, как буряк, зато кулаки побелели.
-- Ты шо? -- спросил он.-- Ваську бить?
Он был здоровый, как бугай, и плечи дай боже. Только и у
меня не уже. А драться я умел, такие туши одной левой бросал.
Сделал финт левой, ушел от удара правой, нырнул от крюка и
врезал прямо в глаз. Вырубил из этого мира надолго.
Второй сопляк только поднимался Ноги разъезжались, словно
только что родился.
-- Забирай свою шпану,-- сказал я,-- и вон отсюда! Отныне
на эту улицу вход только по пропускам с моей подписью.
-- Мы вам очень признательны,-- сказала женщина,-- это
-- Напал на след,-- сказала Юна.
Ее спутник оказался смекалистее.
-- Благодарить нужно по-другому! -- сказал он достаточно
бодро.-- Стаканчик! Чистого, медицинского!
Сразу видно, что мужик, хоть и интеллигент.
-- Впрочем,-- сказал он,-- пройдемте в здание. Не стоит
бегать в темноте через весь двор с полным стаканом.
Женщина шла сзади и объясняла, как все случилось, хотя и
так все было ясно. Дуры бабы, ничего не понимают. В громадном
зале аппаратуры оказалось побольше, чем в нашем главном корпусе
сборочного цеха турбин. А всяких щитов с разноцветными
лампочками, циферблатами и прочей математикой хватило бы на
десяток диспетчерских нашего завода-гиганта.
Провожатый подвел меня к сейфу:
-- Услуга за услугу. Сейчас достанем спиритус вини...
-- Он порылся в карманах, позвенел мелочью.
-- Галя, ключ не у тебя?
Она пожала плечами, раскрыла сумочку: пудра, помада, духи,
расческа, еще что-то непонятное. Ключа не было.
Он навернул ко мне растерянное лицо. Видно думал, что
начинаю подозревать в жульничестве... Увел, мол, с улицы, где я
хозяин, теперь начинает выкидывать коники:
-- Сбегаю на соседнюю кафедру. Сейфы у нас одинаковые, в
прошлое воскресенье Иван Варфаломеевич пользовался моим ключом.
Он махнул подруге рукой и быстро вышел. Слышно было, как
прыгал через несколько ступенек.
Я выглянул в окно. Соседний корпус располагался в добрых
пятистах метрах. Пока доберется...
-- Опыт очень опасный? -- спросил у нее.
Она ответила не сразу, уже думала о своем, потом выпалила
жадно, словно от меня могло прийти спасение:
-- Для него -- да! Здоровье у него слабое, каждый год
ложится в больницу!
-- Есть же народ покрепче,-- сказал я.
-- Ученый совет не разрешает проводить опыт над человеком!
А над животными -- ничего не дает.
Я посматривал на приготовленное ложе и думал, что болел
только раз в жизни. И то в детстве, когда объелся пирожными.
Я опустился в кресло, оно скрипнуло и разложилось.
-- Давайте! -- сказал я твердо.
Она смотрела громадными глазами, и я читал в них все, что
она думала в этот момент. Этот, мол, подходит куда больше.
Ответственность? Пусть. Зато ОН уцелеет. Для него и на
преступление можно пойти, не только на опасный опыт...
Она спешила, работала лихорадочно. Оказывается, нужно
подсоединить уйму всяких проволочек, надеть на голову и обе
руки браслеты. Ничего, пока тот добежит туда и назад...
Потом мир грохнул и разлетелся в огненной вспышке. Я успел
только заметить, как быстро-быстро замигали -- все лампочки, а
стрелки на циферблатах скакнули и закружились...
В комнате колыхались два белых пятна. Одно склонилось
прямо надо мною. Я напрягся и вернул себе зрение. Это была
женщина, Галя. А ее муж метался по залу, бешено щелкал
тумблерами, рвал рубильники, выдергивал из штекеров оголенные
провода.
И орал, ругался. Лицо было перекошенным. К чему крик и
паника? Все окончилось благополучно, видно по ее сияющему лицу.
Успели.
Я поднялся. Голова сразу закружилась, в глазах потемнело,
в дикой черноте замигали звездочки.
-- Лежите! -- закричал он яростно.-- Вам нужно лежать!
Но все уже прошло. Я был здоровым и чувствовал это. И не
стоило причитать, что мне грозила опасность. А тебе она не
грозила? К тому же моему здоровью все слоны в Африке завидуют.
Женщина подбежала со стаканом спирта. Удачно на этот раз
сбегал парень. Да только зря.
-- Спасибо,-- сказал я,-- что-то не хочется.
Осторожно взял спирт из ее дрожащей руки и поставил на
стол. У меня рука не дрожала.
Оба смотрели на меня во все глаза. Неужели изменился? Вряд
ли. Во всяком случае, не внешне.
-- Да,-- сказал я.-- Понимаю. Но не сейчас. Мне нужно
подумать. Очень о многом подумать.
Кивнул им и пошел к выходу. Они шли сзади, губы у них
шевелились, но я прислушивался только к собственным мыслям.
Нужно остаться наедине с самим собой и подумать. Теперь, после
расщепления генетической памяти, подумать есть о чем.
Да, только что я был дружинником у князя Ярослава, потом
рубился на поле Куликовом. На горячем казацком коне несся с
оголенной саблей на солдат наполеоновской гвардии... на
белогвардейцев... на германский танк... Были походы и сражения,
удалые пиры и торжественные тризны... Но все это было не
главное.
-- Вы слышите меня?! -- надрывался мужчина.
Я кивнул и тут же забыл о нем. Это было не главное. Раньше
всегда считал, что и все мои предки вели такой же образ жизни:
от жизни старались взять побольше, а дать поменьше. Но как же с
теми, кто сложил голову на плахе за крамольные слова, кто пошел
на каторгу с пометкой "политический"? Чего мне не хватало,
когда отказался от губернаторской родни, бросил университет и
начал мастерить бомбы для убийства царя? Знал же, что вместо
сытой обеспеченной жизни кончу на виселице или каторге!
-- Послушайте,-- сказал им на пороге.-- Большое спасибо!
Завтра зайду и все расскажу. А пока -- спокойной ночи!
Крепко пожал им руки и вышел на улицу. Громадный город уже
