равно мой дом лучше всех.
Он вспомнил своего отца и засмеялся. Теперь он чуточку
понимает его -- тот тоже не соглашался перестроить или обновить
свой дом. Антон, тогда четырнадцатилетний мальчишка, уговаривал
отца заменить хотя бы устаревший пенопласт виброгледом. В то
время появились первые громоздкие дубликаторы Д, но старик
отказался и от этого. Он к дубликаторам относился сдержанно,
хотя сам был одним из их создателей. Антон восторженно принял
Д-4; возможность дублировать любую вещь, кроме органики,
казалась чудом из чудес, и он не мог понять привязанности отца
к старым вещам. Какой скандал разыгрался, когда он сунул в
дубликатор нэцкэ и две лучшие фигурки из карельской березы,
которыми отец особенно гордился, так как вырезал их около двух
лет, а нэцкэ ценой невероятных усилий не то выменял, не то
просто выклянчил у какого-то известного японского
коллекционера.
Старик просто побелел, когда увидел на столе десяток
совершенно одинаковых нэцкэ, среди которых самый совершенный
анализ не нашел бы подлинную. Впрочем, теперь все они были
подлинниками. А вокруг этой кучки стояла добрая сотня фигурок
из карельской березы.
Антон тогда убежал из дому и долго шлялся по улицам,
ожидая, когда гнев отца утихнет, но трещина между ними
постепенно превращалась в пропасть, и через год Антон стал жить
отдельно. К тому времени они окончательно перестали понимать
друг друга. Отец отказался установить в доме
усовершенствованную модель Д-4.
Антон поселился в двухстах километрах от отца, дубликатор
ему не полагалось иметь до шестнадцати лет, и на первых порах
ему пришлось туго, так как он захватил из дома отца только
картину "На дальней планете", да и ту без спроса. Эту картину
отец особенно берег, но и Антон любил ее не меньше. Черное
небо, серебряная ракета на багровой земле и яростное лицо
звездолетчика в термостойком скафандре. А вдали похожий на
мираж огненный город какой-то немыслимой цивилизации!
Он редко бывал у отца, вдали от него женился и вырастил
Аста.
С тяжелой головой Антон поднялся по звонку оператора и
пошел в столовую. Из своей комнаты вышел, не глядя на него,
Аст. Антон придвинул к себе соки и груду витаминизированных
ломтиков, приготовленных киберповаром по указанию киберврача.
Аст брезгливо посмотрел на тарелку отца и принялся за свою
протопишу. Антон, в свою очередь, старался не смотреть на
отвратительное желе на тарелке Аста. Так в молчании прошел весь
обед. Далеко не первый такой обед.
И снова Антон вспомнил отца. Точно так же держались и они
перед окончательным разрывом.
После обеда Антон долго лазил в мастерской, гремел давно
заброшенными инструментами, пока не отыскал коробку с
гравиопоясом. Это чудесное достижение науки и техники появилось
всего пятнадцать лет назад как окончательная победа над
гравитацией, но быстро устарело, уступив место телепортации.
Антон обхватил тяжелым поясом талию и обнаружил, что он не
сходится на целое звено. "Кажется, начинаем толстеть". Он
обеспокоено потрогал складку на животе. Нужно вставить новое
звено, тогда пояс сойдется, заодно увеличится и
грузоподъемность...
Дубликатор выбросил из окошка гравитационное колечко, и
Антон пристегнул его к поясу.
До Журавлевки было далеко, пришлось взять обтекатель.
Антон поправил пояс и взвился в воздух. С высоты птичьего
полета город оказался красивее, чем ожидалось.
Антон распахнул обтекатель, укрылся за ним от
пронизывающего ветра и взял курс на восток. Иногда ему
попадались фигуры таких же путешественников, кое-кто обгонял
его, но большинство летело к югу. Антон поджал ноги и увеличил
скорость. Теперь встречные фигуры проносились как призраки, но
Антон успел разглядеть, что все пилоты его возраста и старше.
Ну, это естественно. Антон невесело улыбнулся. Молодежь
предпочитает пользоваться более скоростными средствами
передвижения.
Подлетев к Журавлевке, он основательно замерз, стуча
зубами, опустился возле знакомого дома и снял пояс.
По-видимому, отец не перестраивал свой дом ни разу. Антон
огляделся. Да, все точно так же, только цветов вокруг дома
стало значительно больше; вероятно, отец отдает им все свое
время.
Антон поднялся по настоящим деревянным ступенькам и едва
не стукнулся лбом о дубовую дверь, которая и не подумала
открыться. Пришлось шарить по двери в поисках примитивного
электрического звонка -- отец так и не поставил в дверях
фотоэлемент. Предупредив отца звонком, Антон распахнул дверь и
шагнул в прихожую. Пол, как и большая часть мебели в доме, был
сделан из натурального дерева.
-- Можно? -- он потянул дверь за медную(!) ручку.
-- Можно,-- прогудел откуда-то слева бас.-- Кого там черти
несут в такую рань?
Антон зашел в столярную мастерскую. Навстречу поднялся
седой, но крепкий, атлетически сложенный старик. Он был в
рубашке из натурального материала.
-- Антон,-- его мохнатые брови удивленно изогнулись,--
какими судьбами?
-- Да вот соскучился,-- виновато развел руками Антон.
-- Соскучился, говоришь? -- сказал отец медленно.-- Ну
ладно, пойдем пропустим по маленькой с дороги, а то нос у тебя
стал совсем синий от холода. А потом ты расскажешь, что у тебя
новенького и почему ты вдруг соскучился обо мне.
Они прошли в гостиную. Антон с удивлением увидел целую
батарею бутылок с яркими этикетками.
-- Ну, за встречу!
Антон глотнул содержимое своей рюмки и едва не задохнулся,
огненный ком встал в горле, потом медленно провалился в
желудок.
-- Это же сокращает жизнь,-- наконец сумел он пролепетать,
с трудом сдерживая слезы.
-- Зато придает ей остроту. Но не будем спорить,
усаживайся в это кресло, ты любил его раньше.
-- Это то самое? -- Антон погладил старые подлокотники.
Какое-то теплое чувство проснулось в нем при виде
поцарапанной ножки, по которой он часто стучал носком конька,
ожидая, когда отец позволит пойти на каток. "Старею",-- подумал
с грустью.
Старик нажал кнопку дистанционного пульта, и вспыхнул
экран телевизора. Не гипно-, не стерео-, не цветного.
Обыкновенный черно-белый экран. Двумерный. Антон не мог
оторвать взгляд от спины отца. На рубашке виднелись слабые
пятна кислоты -- видно, старик еще возится в своей лаборатории.
А рубашку носит до износа. Его привычки ничуть не изменились. И
Антон почувствовал странное облегчение.
-- Ты говорил, что твоего деда родители сами женили, без
его ведома?
-- Ну в целом так,-- усмехнулся старик.
-- И как... они?
-- Да ничего, прожили счастливо. Раньше разводы были
редким явлением. Это уже в мое время, когда полная свобода,
когда почти всегда вопреки воле родителей. А, кстати, сколько
лет Асту?
-- Четырнадцать.
Отец скользнул внимательным взглядом по лицу сына. Вот оно
что... Собираясь уйти из дому, Антон тоже советовался с отцом.
Но Антону было тогда пятнадцать.
-- Он еще у тебя?
-- Да.
-- Значит, тебя потянуло вспомнить старое доброе время?
Отец засмеялся, показав крепкие натуральные зубы.
-- Нам досталось ого еще как! Мы носились с самыми
сумасшедшими по тому времени идеями. И мы их осуществили. Но
если бы мы бросились завоевывать новые высоты (а мы бросились
бы завоевывать, не поставь природа предохранительный клапан),
то что бы получилось! Над нами висел бы груз готовых схем и
понятий, а это только тормозит! Для нового скачка -- новое
поколение!
Старик остановился перед Антоном.
-- Главное: какие у них идеалы? К чему стремится молодежь
сейчас?
Антон опустил голову. Он не знал. Старик прошелся по
комнате.
-- Мы очень разные с тобой, но цель у нас одна. А как Аст?
У тебя есть с ним что-нибудь общее?
Антон еще ниже опустил голову.
-- Не знаю. Я его иногда совершенно не понимаю.
Отец налил полные фужеры. На этот раз вино не показалось
Антону таким отвратительным. Старик угощал Антона натуральными
фруктами, и тот с наслаждением уплетал сочные яблоки и груши и
замечал, что непривычные аромат и вкус не вызывают неприятных
ассоциаций, как было принято думать в его время. Отец тоже
поглощал дымящиеся куски мяса и вареных раков, щедро приправляя
их соусом и запивая целыми водопадами столового вина. Старики
были не дураки поесть и выпить. Антон это теперь усвоил крепко.
Вино у отца было великолепное. Антон это понял, когда
старик раскупорил третью бутылку. Чувство тревоги рассеялось, и
он смирился с тем, что факел переходит в руки сына. Так ведь
положено. Все по законам природы.
Было уже поздно, когда он, попрощавшись с отцом, соединил
пластины гравиопояса.
Антон поднялся в гостиную и остановился. Что-то в доме не
так, чего-то не хватало.
Вдруг стена слева от него засветилась. Антон посмотрел и
все понял. Ну что ж, этого и следовало ожидать. Не вечно же ему
быть молодым. Если он замедлил темп жизни, то это еще ничего же
значит. Есть молодые и сильные руки, которые понесут факел
дальше.
А по стене все бежали беззвучные слова: "...там я и буду
жить. Не беспокойся, я буду навещать тебя, но там я буду
чувствовать себя свободнее..."
И тогда Антон понял, чего не хватало в доме. Со стены
исчезла его любимая картина "На дальней планете".
ЧЕЛОВЕК, ИЗМЕНИВШИЙ МИР
Этот человек явно был нездешний. Он растерянно вертел
тощей шеей, старательно читал заржавленные таблички с названием
улиц, сверяясь с бумажкой.
Потом направился к его дому. Никольский не сомневался, что
к нему. Человек подошел и постучал в калитку. Еще одно
свидетельство, что пришел истинный горожанин. Абориген попросту
дернул бы раз-другой за ручку, а пес возвестит, что вот лезут
тут всякие, а я не пускаю. Стараюсь, значит. Если нет пса --
заходи во двор смело. В такую погоду хозяин обычно возится в
садике, собирает гусениц, поливает,
окучивает, подрезает, подвязывает -- словом, занимается
повседневной работой фельдмаршалов-пенсионеров. А в окно стучи
не стучи, бесполезно. Со двора не слышно.
Никольский распахнул окно.
-- Чем могу? -- спросил он любезно.
Человек от неожиданности отпрянул. Это был маленький
старичок с желтым морщинистым лицом и оттопыренными ушами.
Видимо, он ожидал обычной реакции: кто-то где-то услышит стук,
но решит, что ему почудилось. После третьей попытки начнет
искать шлепанцы. Наконец подползет к окну, но не к тому. В
конце концов выяснит, кому, кого, зачем надобно, и только тогда
пойдет разыскивать Никольского.
-- Так чем же смогу? -- сказал Никольский еще раз, не
давая гостю опомниться.
-- Вы Никольский? -- спросил старик.
-- Я Никольский,-- ответил Никольский.
-- Писатель-фантаст? -- уточнил старик.
Никольский поклонился. Может быть, это и есть слава?
Кто-то же должен приходить почтить его труды? Жаль только, что
женщины не читают фантастику. Поклонницы -- это, вероятно,
терпимо...
-- К вашим услугам,-- сказал он.-- Заходите. Да, прямо во
двор. Слева калитка. Кстати, вы в нее только что стучали.
Собаки нет. В самом деле нет. Ну хотите, забожусь?
Все-таки он вышел встретить и проводить в комнату
неожиданного гостя. Странно, почему это жители центральной
части города убеждены, что у них в каждом дворе сидит на
якорной цепи злющий кобель ростом с теленка.
-- Садитесь,-- сказал он старику, показывая на
единственный свободный стул.-- Раздевайтесь. Можете повесить
