хорошо видно красные пятна, в которых лежат неподвижные тела.
Приближение Змея заметили, всадники бросились врассыпную,
как и жители деревни. Змей пронесся так низко, что от взмахов
крыльев пламя колыхнулось, взревело торжествующе и с новой
силой набросилось на домики. Олег успел увидеть застывшую
фигурку мужчины с топором в руке, он стоял на пороге, в другой
руке деревянный щит, глаза вытаращены, рот раскрыт, но когда
Змей развернулся и снова пролетел над селом, мужчина уже лежал
на пороге в луже крови.
-- Да черт бы вас всех побрал, -- выругался Олег. -- Да на
кой вы все мне...
Земля мелькала так быстро, что слилась в серое грязное
полотно. Олег успел подумать, что дурак Змей решил сесть, чтобы
чем-то поживиться, тут же снизу тряхнуло, подбросило, Змей уже
стонал и кряхтел, выставив крылья как паруса против встречного
ветра, лапы били по земле все громче.
Не дожидаясь, когда остановится, Олег прокричал злое
заклятие, из его кулаков вырвались огненные шары, понеслись,
треща и разбрызгивая искры, в разные стороны.
На пригорке, наблюдая за грабежом, находился могучий
всадник в окружении еще троих, статных и хорошо вооруженных.
Огненный шар ударил в самую середину. Там страшно закричали
кони, выметнулись с пылающими хвостами и гривами. Люди катались
по земле, тоже кричали, второй шар ударил следом, расстелившись
в широкую полосу, и крики сменились хрипами, стонами.
Остальные шары прошли мимо, село и так горит, но всадники
перестали гоняться за поселянами, в страхе и недоумении
поскакали к пригорку. Военачальники полыхали, будто облитые
горючей смолой, и Олег с наслаждением ударил по новой мишени
всей мощью огня, что, оказывается, кипит в нем.
Их смело, разметало, сожгло. Змей уже лежал, разбросав
лапы, дышал тяжело. Из ноздрей вырывались струи пара, вылетали
мелкие брызги.
Женщина выбежала из сарая, за ней подросток, на ходу
подхватили ведра и кинулись к горящей хате. Олег вскинул руки,
помахал, призывая народ спасать свое добро. Из подполов начали
высовываться головы, кто-то тут же закричал, руки указывали на
другой край села.
Оттуда неслись пятеро всадников. Трое тащили на длинной
веревке с десяток молодых девок, петли уже на шее, руки
связаны, но двое вырвались вперед с блистающими саблями в
руках. Один закричал отважно:
-- Вот он, проклятый колдун!
Олег в последний миг ступил в сторону, двигался по-лесному
быстро, сабля просвистела мимо, едва не срубив ухо, руку
дернуло со страшной силой, но пальцы не выпустили сапог, конь
пронесся дальше, а всадник ударился головой о землю раньше, чем
понял, что за сила вырвала из седла.
Пригнувшись от второго всадника, Олег подхватил саблю,
парировал удар, кулаком шарахнул коня по умной морде, зачем
дураку служит, оглушенное животное село на круп, а сабля Олега
концом воткнулась вниз живота второго всадника.
Крик раздался нечеловеческий, Олег же прыгнул на коня, тот
все еще дрожал, с места не двигался, мотал головой. Олег
развернул к оставшимся троим, нехорошо улыбнулся.
Двое рисковать добычей не стали, подались в стороны,
волоча за собой несчастных. Третий же оказался то ли героем, то
ли среди убитых была родня, с диким визгом налетел на
зеленоглазого колдуна. Сабли зазвенели, искры, треск, хриплое
дыхание, степняк нападал люто, бил быстро и сильно, но Олега,
пусть неумелого с оружием, жизнь в Лесу научила двигаться
быстро, силой же не уступал, явно не уступал, степняк начал
бледнеть, губу закусил, в глазах начала появляться
обреченность, наконец кончик сабли волхва задел его шею в том
месте, где проходит главная жила...
Олег отвернулся, чтобы не видеть, как струей бьет
драгоценная кровь, брызжет, заливая конский бок. От села
доносились крики, плач, злые выкрики. В одном месте мужики люто
вбивали кого-то в землю, слышались смачные чавкающие удары,
словно палками били по разделанной конской туше. Рядом
развязывали молодых девок, подростки ловили коней степняков, те
храпели и в руки не давались.
Змей все еще лежал на околице, лапы в стороны, язык
вывалил, даже не повел глазом на разбежавшихся коров. Олег уже
повернул коня, как от мужиков отделились трое, подбежали, пали
на колени:
-- Спаситель наш!
-- Да ладно, -- сказал Олег с неловкостью, -- просто я
оказался рядом. Бывайте здоровы!
Конь начал поворачиваться, но один ухватился за узду:
-- Да как же так? Ты ж нас спас, а мы че, не люди? Нас же
совесть заест, если спасибо не скажем!
-- Уже сказали, -- возразил Олег.
Два других мужика махали руками, спешно созывая народ.
Олег не успел повести бровью, как его коня со всех сторон
окружили уцелевшие поселяне, кто с разбитой головой, кто в
изодранной рубахе с пятнами крови, множество молодых женщин,
девушек, все смотрят со страхом и надеждой, косятся на
страшного Змея, что уже повернул голову и смотрит в их сторону.
Олег ощутил, что поворачивается в седле и глупо
раскланивается во все стороны. В толпе плач и смех вперемешку,
горевали о погибших и раненых, ликовали о чудесном избавлении.
Обидчики, что грабили уже не первый год, убиты все до единого.
Появился наконец могучий витязь, освободил, перемог
насильников, теперь все здесь его, они под его могучей
дланью...
И здесь то же самое, мелькнуло в голове. Только помельче,
попроще. Но везде идти бы вот так простеньким путем героя!
Истреблять чудовищ и злобных злодеев, спасать принцесс,
подыскивать себе осиротевшее королевство, а если наскучит
искать, то можно захватить силой уже готовое, даже не возиться,
создавая из ничего. Все равно будут славить его, а не прошлого
правителя, ведь он будет самым справедливым... хоть строгим, но
справедливым, будет карать и миловать по закону, а если и не по
закону, то по справедливости...
Он развернул коня, далеко на околице редким частоколом
торчит гребень замученного Змея. Бока раздуваются мерно, уже
отдышался, но не взлетает, все еще под его незримой дланью.
Вперед протолкался старик с длинной седой бородой,
вскричал слезно:
-- Спаситель!.. Кормилец! Ты что ж покидаешь так? А пир в
твою честь?.. У нас хоть и бедно, но все вы-ставим на стол,
ничего в подполах не утаим!.. А девок наших тебе на потеху?
Олег поморщился:
-- Я ж не грабить явился.
-- Да это не только для тебя, -- объяснил старик поспешно.
-- У нас столько молодых мужиков погибло, столько детишек
померло... И зима была суровой, весна голодной, а потом болезня
злая половину села выкосила... От тебя же такое крепкое племя
пойдет... вон ты какой!.. что мы оживем, оживем!
Второй сказал с надеждой:
-- И рашкинцы притихнут...
Старик подхватил радостно:
-- Да что рашкинцы, на сто верст все племена нас стороной
обходить будут! А наши парни станут девок умыкать отовсюду, вот
и взвеселится наша земля, расцветет, пойдет песнями!
Сдаваясь, Олег указал на околицу села:
-- Там мой... э-э... мое... Словом, пару коров пригоните.
Оголодал, пока летели.
Мужики со страхом косились на громаднейшего Змея. Один
сказал просительно:
-- Не сочти за обиду, но ты уж сам, ладно?.. Мы подгоним
коров, а ты уж ему сам. Мы ж их только в небе видели, да
кобзари о них думы рассказывают. А вот так близко... У нас и
так ноги трясутся.
-- Выбирайте коров, -- согласился Олег.
-- Уж не обессудь, -- повторил старик. -- Слыханное ли
дело, чтобы на Змее ездили, как на лошади! Скажи кому, засмеют.
И кобзари петь не станут, не поверят. Так что мы коровенок
подгоним к этому месту, а дальше у нас храбрых не отыщется,
прости. Не витязи мы, халупники.
Глава 28
Ночь прошла в сладком угаре, но к утру он едва сдерживал
злость, глядя на спелых девок, что приводили ему как телок на
случку к племенному бычку. Пугливые, покорные, они одинаково
покорно раздевались, смотрели влажными добрыми глазами, теплые
и сочные, вскрикивали, закусывали губы, улыбались сквозь слезы,
а он с тоской смотрел на полоску рассвета, к счастью, не зима,
ночи короче воробьиного носа... хотя сейчас уже так не кажется.
Разложив его на медвежьих шкурах, голые девки разминали
ему плечи, спину, гоняли кровь по тяжелым группам мышц, в
комнате пахло кисло-сладким, из соседней комнаты потек
возбуждающий запах мяса. От усталости, даже не мышечной, а черт
знает какой, что все вот так наперекосяк, что куда бы ни пошел,
обязательно получает по ушам, всплыла трусливенькая мысль...
А что, если вот так и остаться? Все девки племени -- его
жены. По крайней мере, может отобрать себе лучших, а что
поплоше -- оставить другим парням. Правда, на всех не хватит,
но можно организовать пару походов на соседей. Другим добыть,
да и свое стадо пополнить свежатиной...
Мышцы затрещали от натуги, когда заставил себя подняться
сперва на руках, потом воздеть себя на ноги. Другой Олег, тоже
сильный, удерживал, говорил убеждающе, что против рожна не
попрешь, сила солому ломит, один в поле не воин, плетью обуха
не перешибешь, но он шагнул в сени, пинком распахнул дверь.
Свежий предутренний воздух ударил в лицо, грудь поспешно
раздулась, спеша захватить, пока есть что хватать, ребра
затрещали, но в голове сразу прояснилось. Уже не убеждая себя,
что он выше того, кто мыслит тем, что ниже пояса, он сбежал по
ступенькам по двор.
В слабом рассвете громадная туша выглядела холмом с
широким частоколом. Ноздри уловили запах свежей крови. Под
подошвами хрустнули кости. Голенища до колен промокли, не
столько от росы, сколько от капель крови, повисшей на уцелевших
стеблях.
Похоже, расхрабрившиеся от выпивки селяне скормили Змею не
пару коров, а чуть ли не десяток, если судить по вздутому брюху
чудовища. На Олега взглянул недовольный глаз, размером с
тарелку, снова затянулся пленкой, Олег попинал, стараясь бить
по ноздрям, единственному месту без плотных чешуек.
Змей засопел и прикрыл морду лапой. Храп стал громче.
Рассерженный Олег обеими руками отодвинул зеленую пятерню с
перепонками между тремя пальцами, пнул каблуком в мягкий нос и
сказал зло:
-- Вставай, жаба. Или подождешь, когда прижгу огнем?
Воздух даже над облаками был сырым и холодным. Олег
съежился, как ворона под дождем, крылья Змея хлопали мерно,
неспешно, от сытости разогнаться не мог, да Олег и не торопил,
мысли текли такие же серые и вялые, как неопрятные облака.
Какого черта ввязался в схватку степняков и земледельцев?
Такое всюду, везде не поспеешь. А то, что гасил пожар здесь,
отодвинуло от гашения всех пожаров разом по крайней мере еще на
день. И это сто тысяч пожаров, что вспыхнули за ночь, тысячи и
тысячи убитых, искалеченных, ограбленных и уведенных в полон на
потеху и надругание -- тоже на его совести.
Он замычал, ударил себя по лбу кулаком. В глазах
заблистали искры. Умнее не стал, а может, и стал, подумал же,
что не только он во всем виноват, может быть, виноваты еще и
те, кто убивает, поджигает, грабит, насилует?
Змей хрипел, крылья хлопали медленнее. До гор осталось
рукой подать, вон они рядом, но этот сарай вот-вот рухнет...
Под ногами плиты трутся, скрипят, словно перемалывают жерновами
мелкие камешки. Сцепив зубы, Олег направил чудовище вниз,
пробил тонкий слой облаков, широкая проплешина между массивами
леса начала разрастаться, земля черная, а когда Змей пошел по
косой вниз, Олег рассмотрел торчащие черные пики обгорелых
стволов.
Заколебавшись, не погубить бы Змея, он застыл неподвижно,
