Гиперборея, как частичка вирия на земле.
Колоксай тоже подумал, просиял:
-- Тогда моя Артания -- в самой середке!
-- Тихо...
Деревья медленно расступались. Запахи стали свежее, резче.
Впереди блеснул свет, за деревьями открылся оранжевый мир. Олег
проморгал, блеск показался нестерпимым, а когда на солнце
набежало облачко, рассмотрел, что дальше тянется широкая полоса
золотого песка, а дальше идет чистейшее озеро. Шагов за пять от
края по колено в воде три девушки, визжат как молодые поросята,
брызгаются водой.
Дальний берег зеленеет чуть ли не за версту. Там такие
исполинские сосны, что Олег мог рассмотреть каждую веточку.
Справа и слева только деревья, но отсюда берег пологий и
песчаный. Одежда на песке в беспорядке, девушки резвятся
беспечно, еще одна заплыла чуть ли не на середину, там лежит на
спине, раскинув руки и ноги, солнце высвечивает ее обнаженное
тело, уже тронутое легким загаром.
Колоксай по знаку Олега присел за деревом, но Олегу
приходилось придерживать витязя за плечо. Тот то и дело
зачарованно начинал подниматься, но пятерня волхва давила, как
падающее небо, под пальцами волхва плечо Колоксая скрипело и
сминалось, кровоподтеки останутся размером с тарелки.
Девушка на середине озера внезапно ушла под воду. Колоксай
задержал дыхание. Плечо трещало под рукой волхва, витязь снова
начал подниматься, когда в трех саженях от визжащих хохотушек
забурлила вода, серебряной рыбкой выпрыгнуло тело, плюхнулось,
взметнув тучи брызг, и девушка красиво поплыла к берегу.
Те, что резвились, разом перестали плескаться,
вы-строились в ряд. Девушка встала по грудь в воде, Колоксай
охнул, Олег молчал, сопел, встревоженный. Девушка медленно шла
к берегу, сдвинув узкие плечики назад и разгребая воду руками.
Дно повышалось, озеро уходило вниз, обрисовывая упругую крупную
грудь...
Колоксай охнул снова, затем ахнул. Олег засопел громче.
Под парой упругих чаш у девушки оказались еще две, чуть
поменьше, но такие же упругие, торчащие, с вызывающе
оттопыренными кончиками посреди красных кружков. Живот плоский,
с едва заметными валиками округлостей, кожа светится чистотой и
свежестью.
Колоксай прошептал потрясенно:
-- Я никогда не видывал такой красоты!.. Это не человек...
Олег всмотрелся, заверил буднично:
-- Человек, человек... Хотя, конечно, четыре вы-мени...
-- Так это ж прекрасно!!!
-- Да, -- согласился Олег, против очевидного не поспоришь,
-- но ты же слышал, это и есть наверняка сама Миш. А ты помнишь
ее старшую сестру?
-- Сестра за сестру не отвечает, -- возразил Колоксай
горячо. -- А что опасна... Конечно, простолюдинка не опасна, но
разве я не рожден для битв и опасностей?
-- Ой, Колоксай... На черта тебе такие битвы?
-- Нет, ты не понимаешь, -- сказал Колоксай восторженно,
-- она же соткана из солнечных лучей!.. Это живой цветок, это
живая вода... Это лучшее, что создано Родом... в лучший его
день!
Олег смолчал, женщина как женщина, правда, молодая и
достаточно красивая, но уж слишком утонченная, изнеженная, хотя
от этой странной изнеженности внезапно пахнуло холодком.
-- Ее гибкость подобно веревке из шелка, -- заметил он.
-- Она так хрупка!
-- Адамант, -- ответил Олег, -- из которого куют оружие
для богов, тоже с виду хрупок. А их мечи такие тонкие...
-- Что ты говоришь!
-- Говорю, что она не из простых селянок.
-- Я это вижу!
-- И вообще не из простых, -- предостерег Олег. -- Тебе
лучше держаться от нее в сторонке.
-- Тебя послушать, от всех женщин надо держаться в
сторонке!
-- Ты мудреешь на глазах, -- сказал Олег одоб-рительно. --
Ладно, я попробую выйти из укрытия. А тебе лучше посидеть
здесь. На страже, понимаешь?
Колоксай прошептал, не отрывая взора от обнаженной
девушки:
-- Я хочу ее себе в жены!
-- Ого.
-- Мудрый волхв, ты этого не понимаешь!
-- Не понимаю, -- согласился Олег. -- За этим ли шли?
-- Ты, быть может, не за этим, но я теперь знаю, зачем шел
я, зачем живу, зачем вообще топчу эту землю!
Олег внимательно следил за ее движениями, неожиданно
вздохнул:
-- Я бы тебе этого не советовал.
-- Да что мне твои советы, -- вспылил Колоксай. -- Это
лучшая из женщин мира, это самая драгоценная жемчужина, и она
должна принадлежать мне!
"Никогда не пойму этой дурости, -- подумал Олег с
отвращением. -- Рядом сотни молодых красивых женщин, добрых и
честных, но почему-то начинаем разбивать дубины о головы друг
друга только ради одной из них, не замечая других. Потом идут в
ход мечи, топоры, затем вовсе собираем дружины, начинается
кровавая резня, горят поля, дома, села, потом -- города,
наконец огромные войска заливают кровью целые страны, и вот уже
исчезают с лица земли племена и народы..."
-- Ладно, -- сказал он тяжело, -- против этой болезни есть
только одно средство.
-- Какое?
-- Потеряв голову от первого же взгляда на женщину, надо
посмотреть еще разок.
Колоксай, не поняв замаскированного жала, ответил честно:
-- Я смотрел! И душа моя воспламенилась, как сухая береста
в огне!
-- Тогда ты безнадежен, -- вздохнул Олег.
-- Я чувствую, что это и есть моя судьба!
Олег сказал тяжело:
-- Мне кажется, я начисто лишен того, что все называют
чутьем... Я признаю только то, что на знании. На понимании! Но
все же... чутье это или предвидение, но эта женщина приведет
тебя к гибели.
Колоксай, не слушая, жадно смотрел сквозь ветки.
-- Она прекрасна...
-- Это твоя гибель, -- повторил Олег. -- И, боюсь, не
простая.
-- Не простая?
-- Не от меча, -- пояснил Олег. -- Не в бою, когда смерть
приходит мгновенно, в пылу схватки. Бывают и гадкие смерти.
-- И пусть! -- воскликнул Колоксай. -- Эх, не понимаешь...
Да разве может быть на свете более славная гибель, чем из-за
красивой женщины?.. Это же выше, чем драться за престол, за
земли, за богатства!.. Потому что и престол, и земли, и
богатства бросаем к ногам женщины, чтобы только улыбнулась нам!
Олег смотрел хмуро. Когда дуб роняет желуди -- понятно, но
когда человек тоже дуб, хотя Род вроде бы для человека готовил
место повыше дуба...
-- Нам надо узнать от нее кое-что, -- напомнил он. -- И
уйти.
В голосе его чувствовалась безнадежность. Колоксай даже не
повернул головы, но от него пахнуло волной презрения:
-- Да, в этом весь ты... Подойти к самой красивой женщине
мира только затем, чтобы спросить у нее дорогу до соседнего
села!
-- До села я знаю, -- ответил Олег серьезно, -- при чем
тут село? Разве мы в село шли?
Колоксай простонал сквозь зубы от великой тупости этих
людей, что зовутся мудрецами.
-- Да не в село... Черт бы тебя... Пусть до сокровища!
Пусть до самого великого сокровища, чуда, что еще есть на
свете... но если она и есть высшее сокровище?
Олег сказал деловито:
-- Тебя убьют ее слуги.
-- Если сумеют.
-- Сумеют, -- заверил Олег. -- Как ни велика твоя
доблесть, но здесь собраны тоже лучшие богатыри их царства. А
ни один герой не выстоит, если навалятся со всех сторон... да
еще утыкают стрелами с крыш домов, завалят бревнами. А я видел
на крышах даже старые мельничьи жернова.
Спина Колоксая на миг пошла буграми мускулов, но те разом
исчезли, как волны в лесном озере.
-- Это будет прекрасная смерть, -- прошептал он. --
Надеюсь, когда я буду умирать, она подойдет и взглянет на
меня... Хотя бы для того, чтобы понять, кто же такой этот
чужак, что погиб, чтобы обратить на себя ее внимание... Если ты
в самом деле желаешь мне счастья, помоги мне!
-- Как? -- буркнул Олег.
-- Соедини нас!
-- Как? -- повторил он.
-- Не знаю, но ведь ты волхв? Я хочу, чтобы она стала моей
женой. Я согласен умереть в первую же ночь, но чтоб успеть
взять ее за руку, смотреть глаза в глаза, сказать все, что у
меня на сердце... А ты наконец-то отделаешься от меня. Я же
вижу, не спутник тебе, не защита, а только помеха.
-- У нее четыре груди, -- сказал Олег безнадежно.
-- Да, -- согласился Колоксай мечтательно.
-- Лучше бы остался у Минакиш, -- вздохнул Олег, -- у той
всего три.
-- Нет, -- возразил Колоксай, -- ты ничего не понимаешь!
-- Как не понять, -- пробормотал Олег. -- До четырех и я
считать умею. Эх, Колоксай...
"Чего я с ним нянчусь, -- сказал себе зло. -- Этот крепыш
с румянцем во всю щеку тоже урод: плод любви дурака и богини.
Только его уродство... или необычность где-то внутри..."
-- Ты поможешь? Помоги, ты же волхв!
-- Ладно, Колоксай. Ты решил, я отговаривать не стану. У
меня своя дорога, что мне до тебя?.. Издохнешь так издохнешь.
Здесь, где ни ступи, могила героя. Или просто меж кустов белеют
кости самых отважных и самых сильных...
Что-то бормоча, он отполз, все так же неслышно растворился
среди кустов. Колоксай за нарочито грубыми словами уловил
нежность, которой этот красноволосый старается не дать дорогу.
Глава 26
Олег вернулся вскоре, обеими руками прижимал к груди
спелые яблоки. Колоксай смотрел с надеждой и недоумением. Олег
хладнокровно выбрал самое спелое, поднес ко рту, захрустел.
Брызнуло соком. Душистый запах потек по воздуху, над головой
закружилась пчела.
-- На, -- сказал Олег, -- жрякай пока.
-- Что ты задумал?
-- Хитрость, -- ответил Олег. Подумав, добавил: -- Можно
сказать даже совсем гордо: военная хитрость! Хотя вообще-то
обычная житейская подлость.
Колоксай вонзил зубы в яблоко, но застыл, видя, как волхв
брезгливо отобрал самое невзрачное, даже червивое, сосновой
иголкой накорябал на блестящем боку какие-то значки.
-- Что это?
-- Надеюсь, она грамотная, -- буркнул Олег. -- Хотя... гм,
царевна, им же ни к чему... А если нет... вон как ты, то
придумаем что-то еще.
-- Яблоко для нее?
-- Да.
Колоксай вскипел:
-- Так почему выбрал такое?
-- Так остальные ж съедим мы, -- удивился Олег. -- А этому
все равно пропадать.
Колоксай задохнулся от возмущения, волхв же пригнулся,
долго всматривался, затем внезапно широко и сильно взмахнул
рукой.
В воздухе шелестнуло, словно испуганная птица ударила
крыльями, затем возник и удалился короткий шум, похожий на
свист летящей стрелы с лебяжьим оперением. Девушки резвились на
берегу, затем ветки кустарника за их спинами дрогнули, дважды
качнулись и застыли.
Колоксай затаил дыхание. Из кустов по траве на песок
выкатился зеленый комок, обогнул ямку от ступни Миш, во второй
застрял. Видно было, как служанка, оборвав смех, уставилась
удивленными глазами. Миш спросила что-то, ветерок относил
слова, служанка пищала, тыча пальцем в яблоко.
Миш снова что-то сказала, служанка послушно нагнулась,
Колоксай видел, как вертит яблоко, рассматривает. За спиной
Колоксая негромко выругался Олег. В голосе волхва были злость и
разочарование.
Низко склонившись в поклоне, служанка протянула яблоко
госпоже. Колоксай слышал, как волхв непонятно чему вздохнул с
облегчением. Миш повертела яблоко в тонких длинных пальцах. На
красивом лице мелькнуло отвращение, и Колоксай готов был
прибить чересчур мудрого волхва за худшее из яблок. Затем ее
брови удивленно взлетели, взгляд был прикован к яблоку.
До затаившихся в кустах донесся льстивый голосок служанки:
-- Что там написано, госпожа?
Миш весело расхохоталась:
-- Нацарапано как курица лапой... Но разобрать можно.
Сейчас, погоди... Ага!.. Клянусь великим Родом и своей честью,