возникли два стула. Он опустился, ноги с осторожностью держал
под стулом, если исчезнет, то не опрокинуться бы на спину,
нелепо задирая ноги.
На середине стола появилось широкое блюдо из чистейшего
золота. Под взглядом хозяйки возникли крупные гроздья
винограда, каждая ягода едва не лопается от распиравшего ее
сока, краснобокие яблоки, груши, потом ее взгляд зацепился за
вытянувшееся, как у коня, лицо Колоксая, едва заметная улыбка
скользнула по ее красиво очерченным губам.
Перед витязем стали появляться тарелки с жаренной на
вертелах дичью. Когда блюд набралось с полдюжины, на столе
выросли два кувшина с вином.
Колоксай приободрился:
-- Ого!.. Неплохо. Для воина важнее всего мясо, вино и
женщина!
Она оглянулась на двух коней, что в недоумении стояли на
другом конце комнаты:
-- Я уж думала, мясо, вино и лошадь...
-- Ну, -- ответил Колоксай, не отрывая взгляда от
роскошных блюд, -- это у кого какие вкусы. Я все-таки
предпочитаю женщину. Конечно, красивую, иначе уж лучше лошадь.
-- Красивую?
-- Это женщины бывают некрасивые, -- ответил Колоксай
уверенно, -- но не лошади!
Не дожидаясь, пока хозяйка начнет трапезу, он по-царски
первым выдрал кабанью ногу, обнюхал, довольно оскалил зубы.
Олег сел свободнее, признался:
-- Я струхнул! Муравьев видел и покрупнее... но чтоб вот
так двигались во множестве... все в эту башню, все при деле...
Да они, стоит им захотеть, эту башню разнесут во мгновение ока,
стоит только каждому отщипнуть по песчинке!
Она мягко улыбнулась:
-- Чисто мужское понимание. Отщипнуть, разнести,
уничтожить, убить... А то, что это не столько верные слуги, но
и друзья, никому в голову не приходит. Слуги взбунтоваться
могут, но друзья не предадут. Кстати, они и охраняют меня лучше
всех заклятий. Я могу спокойно предаваться там, наверху,
размышлениям, а они у основания всегда бдят.
Кони покусывали один другого, жеребец Колоксая попытался
лягнуть смирного конька Олега. Хакама не повела и бровью, но в
дальний угол рухнула огромная связка душистого сена. Затем сено
исчезло, взамен перед конями появились ясли, полные отборного
овса.
Олег поежился:
-- Если бы только у основания! Я чувствовал на протяжении
версты, что меня не разорвали только по приказу их владычицы.
Хакама засмеялась:
-- Не люблю хвастать, но это верно. Все, что мои
шестиножки видят и чувствуют, я вижу и чувствую тоже. Когда
захочу, понятно, иначе еще свихнулась бы. Их мир такой...
странный...
Последние слова она произнесла задумчиво, отстраненно,
щеки слегка побледнели, а взор ушел вдаль. Ему почудилось на
миг, что у колдуньи по всему телу открываются крохотные поры,
какие есть у всех насекомых, но это видение ушло так же быстро,
как и возникло.
Кони звучно хрустели овсом, на всякий случай отгоняли
хвостами невидимых мух. Колоксай ревниво смерил взглядом ширину
яслей, конь жрать здоров, можно наперегонки, а Хакама обратила
задумчивый взор на Олега:
-- Я понимаю, вы заехали сюда не просто...
Колоксай сказал бодро:
-- Почему? Нам здесь нравится.
Он поковырял ножом в зубах, послышался скрип железа. Губы
Хакамы снова дрогнули:
-- Вы не знали, что вас ждет.
-- Догадывались!
Олег проглотил ком, в груди стало тесно, а в комнате
сгустилось напряжение. Наступил самый важный миг, а он все не
мог уложить хаотичные чувства и мысли в ясные фразы. Куда проще
обосновать бы права на престол, на земли соседнего княжества
или королевства, на спрятанное любым царьком сокровище.
-- Я урод, -- сказал он и ощутил, что говорит совершенно
искренне. -- Я хочу счастья всем людям! Говорят, что такое
могут восхотеть только дураки. Всем людям -- это не просто
своему племени... моего племени уже нет, теперь мое племя --
весь род людской!
Колоксай сказал непонимающе:
-- Но как могут быть счастливы все? Всегда кто-то счастлив
за счет несчастий другого!
Олег сказал с отчаянием в голосе:
-- Пусть даже так, хотя в этом что-то неправильное... Но
пусть несчастья будут другими. Все-таки несчастья богатого и
здорового легче терпеть, чем несчастья и без того несчастного,
больного, нищего! Я хочу, чтобы народы только строили. И так
созданное нами рушат грозы, землетрясения, ливни, наводнения...
не надо, чтобы рушили люди. Мы смертны, живем ничтожно мало,
потому хочу, чтобы успевали прожить до старости, успевали
сделать то, что задумали. А для этого надо всего лишь покончить
с войнами!
Колоксай едва не удавился, глаза стали как у окуня --
круглыми и недвижимыми. Даже на спокойном личике Хакамы
отразилось насмешливое удивление. Всего лишь, как сказал это
юный волхв, всего лишь покончить с войнами!
-- И как же это сделать? -- спросила она с легкой
насмешкой. Увидев непонимающее лицо волхва с зелеными глазами,
пояснила: -- Не может такого быть, чтобы ты уже не придумал!
Колоксай смотрел то на нее, то на него. Олег кивнул:
-- Ты права.
-- Так что же?
-- Нам, колдунам, -- сказал он, не заметив насмешливого
огонька в ее глазах, когда он к колдунам причислил и себя, --
нам, колдунам, надо объединиться!
-- Как? Мы даже не дружим.
-- Дружить не обязательно, -- сказал он. -- Нужно только
вместе решить.
-- Колдунов слишком много, -- предостерегла она.
-- Достаточно, чтобы вместе собрались сильнейшие, --
сказал он горячо. -- Остальные... хотят того или не хотят,
подчинятся.
-- Иначе?
-- Иначе им придется плохо, -- сказал он жестоко. -- Я
видел, как гибнут... как гибнут целые народы. Никакая цена не
слишком... если можно прекратить все войны на всем белом свете!
Она смотрела с удивлением.
-- Ты это всерьез?
-- Да.
-- Но как же... -- воскликнула она невольно, -- есть же
далекие дивные страны! Никто из колдунов наших стран... я
говорю об Артании, Куявии и Славии, никогда не общались с теми
людьми. Мы не знаем, что там за страны...
-- Я знаю.
-- Ты? Откуда?
-- Знаю, -- повторил он просто. -- Там тоже люди. Такие же
смелые и трусливые, мудрые и глупые... И тоже бьются, бьются,
бьются. Их можно остановить точно так же, как и здешних.
До нее, наконец, начало доходить, что молодой волхв
говорит убежденно и напористо, в глазах опасный огонь, такой не
отступит, такой точно не отступит.
-- Нет, -- сказала она. -- Хотя мне нравится твоя идея,
юноша. Но помогать... ведь ты за этим пришел?.. Помогать не
стану.
-- Почему?
-- У меня уже есть целый мир. А если я что-то могу
улучшить, я тут же улучшаю... Зачем мне уходить от него?
Олег опешил:
-- Но это... это всего лишь букашки! Насекомые! А там
люди!
Ее лицо слегка омрачилось, хотя губы все еще улыбались.
-- Это не просто букашки. Это целый народ муравьев...
который во всем лучше людей. Люди их превосходят только в силе.
Согласна, в мире людей это решающий довод. Но как раз потому я
предпочитаю мир муравьев.
Олег наклонил голову, соглашаясь, понимая, но когда
заговорил снова, голос был все таким же злым и упрямым:
-- Твое умение и твои знания нужнее всех колдунов, вместе
взятых! Ты уже знаешь, как сделать мир лучше. Ты уже проверила
на этих... восьминогих.
-- Шести, -- обронила она.
-- Что? -- не понял он.
-- Шестиногих, говорю, -- пояснила она, глаза ее смеялись.
-- Восьминогие только пауки.
-- Да какая разница, сколько ног, лишь бы люди были
хорошие!
Колоксай слушал Олега с неудовольствием, неожиданно
вмешался:
-- Прости его, чародейка. Он из Леса, не понимает, как
разговаривать с людьми, которые что-то знают и умеют. В руках
которых есть власть... хотя бы над муравьями.
Олег огрызнулся:
-- А ты понимаешь?
-- Конечно, -- удивился Колоксай. -- Я все-таки был... да
и остаюсь правителем Артании!
-- Тогда скажи ты, -- предложил Олег ядовито.
Хакама посмеивалась, взгляд ее коричневых глаз живо
перебегал с одного на другого. Колоксай как башня тяжело
развернулся в ее сторону:
-- Скажи мне, чародейка, что мы должны для тебя сделать,
чтобы вовлечь тебя в эту затею?
Она засмеялась:
-- Почему ты уверен, что так можно на меня подействовать?
-- Потому, -- ответил Колоксай убежденно. -- На этом
держится все управление, все договорами между князьями и
царями!
Олег хмурился, но чародейка неожиданно для него сказала:
-- Ты прав, доблестный Колоксай... Ты юн, я знаю,
насколько ты юн на самом деле, но ты уже постиг грязное умение
править людьми. Это простые витязи могут позволить себе роскошь
быть честными... даже к противнику, но не цари, не каганы, не
императоры... Ладно, слушайте. Где-то на белом свете есть
Жемчужина... Перловица, как была названа Родом в первый день
творения. Самая первая на свете перловица, мать всех перловиц,
которые и дали миру удивительные перлины, сказочной красоты
перлы. Век жемчужин недолог, они высыхают, сморщиваются, как
горошины, теряют блеск и красоту. Но первая жемчужина,
Первожемчужина сохранила свой блеск и красоту! Еще бы, она
создана самим Родом... Так вот, с годами усилилась не только ее
красота, но и магическая мощь...
Ее глаза стрельнули на замерших героев. Витязь зачарованно
слушал о дивной красоте, даже рот раскрыл, а красноголовый
заинтересовался только сейчас, когда упомянула о магии.
Она сделала паузу, а красноголовый, как она и ожидала, не
утерпел:
-- А что за мощь?
-- Исполнение желания, -- ответила она просто.
Теперь ее глаза не отрывались от их лиц. Глаза вспыхнули,
брови поднялись, кожа натянулась на скулах, словно оба уже
мчатся по ровной степи навстречу ветру, облака несутся над
головой, земля грохочет и стонет под копытами, а впереди на
красном от зари небе начинает проступать прекрасный замок, где
принцесса, молодые служанки, спелые девки на сеновале, сдобные
девки в темных коридорах, даже в подвалах, где полно и вина...
-- Жемчужина? -- переспросил Олег. -- Какое именно
желание?
Хакама сказала с трепетом в голосе:
-- Любое! Так говорят волхвы.
Колоксай тихонько свистнул, Олег пробормотал:
-- В это поверить трудно.
Она удивилась:
-- Ты волхв, и не веришь?
-- Насчет любого, -- поправился он. -- К примеру, она не
сможет уничтожить Рода, из ничего сделать что-то...
Она кивнула, глаза стали очень внимательными:
-- Ты прав. Конечно, может сделать не все... но очень
много.
-- И почему ее не вытащили до сей поры?
Ее губы дрогнули в презрительной усмешке.
-- Герои мелковаты. Кто не сумел, а кто подумал: чего
рисковать? К тому же только одно желание выполнимо. Затем от
жемчужины только дымок...
Колоксай подумал, сказал понимающе:
-- У каждого хотений на три сарая хватит, да еще и
полхлева займут. Если уж рисковать головой, то либо ради
красивой женщины, либо... а там нет еще таких жемчужин? Пусть
даже помельче, на полжелания?.. Но чтоб много.
Красиво выгнутые губы дрогнули в понимающей усмешке.
-- Отказываетесь?
Колоксай повернулся к Олегу:
-- Что скажешь? Я, к примеру, могу намыслить, что иду ради
красивой женщины. Все-таки это ж женщина, хоть и умная, а ты
вообрази, что ради толстой книги.
Зеленые глаза Олега в упор смотрели в ее безмятежно милое
лицо, пытались заглянуть в глубину коричневых глаз, но их
поверхность была темной и прочной, как кора молодого дерева.
-- Но ты же сказала, -- заметил он осторожно, -- что никто
