шумно выдохнул, еще не веря, что все кончилось. От мрачного
входа донесся цокот копыт, захлопали мощно крылья другого коня.
Красный конь, который раньше был под волхвом, разбежался
и, на этот раз без падения с края плиты, взмыл в воздух. Под
Колоксаем нервно подрагивали тугие мышцы, конь храпел, уши
прядали. Колоксай вздрогнул, соскочил, крылатый зверь в тот же
миг пошел от скалы боком, разбежался и взмыл в небо.
От темной щели Олег нетерпеливо махал рукой:
-- Ты что, заснул?
Колоксай прохрипел, чувствуя, как болит все тело, а горло
перехватила железная рука:
-- Самую малость... Так, задремал...
Мышцы от страшного напряжения трещали, словно пролежал как
замороженная лягушка в глыбе льда всю зиму. Олег кивнул, даже
не посмотрев вслед чудесным коням, исчез в темном проеме.
Сердце Колоксая бухало как молот в руках чересчур усердного
молотобойца, дыхание вырывалось с хрипами, но если он
собирается защищать этого... этого...
Он застонал и бросился на чугунных ногах в темный зев,
надеясь, что если там и есть что-то, то не кинется сразу, а
сперва хотя бы принюхается.
А тогда, может быть, уже и не кинется.
Глава 24
Свет впереди время от времени заслоняла широкая в плечах
фигура, но свет ширился во все стороны, и когда Колоксай догнал
Олега, тот уже входил в огромный зал, вырубленный в горе. Это
была пещера, но человеческие... возможно, человеческие руки
убрали выступы, теперь это роскошнейшая палата из красного
камня, от которого веяло теплом и защищенностью. Высоко в
стенах загадочно поблескивали крупные драгоценные камни. Чем
выше -- крупнее, под самым сводом сгустилась тьма, там
чувствуется движение, хлопают невидимые крылья. Иногда Колоксай
ловил на себе взгляд и, когда вскидывал голову, успевал увидеть
пару красных угольков, что тут же исчезали, явно под плотными
веками.
-- Есть здесь кто-нибудь? -- спросил Олег громко.
Эхо раздробилось под темным сводом, его собственный голос
прозвучал грозно и пугающе.
Внезапно прямо из стены, на которую упорно смотрел Олег,
медленно вышла молодая женщина в длинном платье, но с голыми
плечами и обнаженной грудью. Волосы роскошной волной падали на
спину, женщина выглядела бледной, у Колоксая сердце застучало
еще громче, ибо такого безукоризненного лица не видел ни в
своем царстве, ни в соседних.
-- Есть, -- ответила женщина ясным чистым го-лосом. --
Меня зовут Минакиш, я хозяйка этих гор. Ты это знаешь,
красноголовый. И ты видел, где я была.
-- Я только предполагал, -- признался Олег. -- Я не силен
в видении. Меня зовут Олег, я волхв из Леса. Это благородный
Колоксай, витязь и царь одной... очень далекой страны.
Она подошла ближе, вступая в полосу света. Дыхание
Колоксая вырвалось с хрипом, будто стальной кулак ударил в
живот. У волшебницы Минакиш было три груди, три в ряд, все
полные, круглые, с выступающими красными сосками и
оттопыренными кончиками, словно ощутили свежий ветерок или его
горячий взгляд.
Кожа ее была чиста как мрамор, живот блестел, словно
только что умащенный дорогими маслами, талию охватывал не
по-женски широкий и грубый ремень с металлическими бляхами, те
со странными знаками, от которых у Колоксая зарябило в глазах,
а голова сразу пошла кругом.
Глаза Олега как завороженные то и дело опускались с ее
лица, взгляд отыскивал роскошные груди. Он делал титанические
усилия, поднимал взор, но легче перетащить Авзацкие горы, чем
удержать глаза, смотреть ей в лицо, кивать, соглашаться...
Минакиш смотрела с понимающей улыбкой. Ее полные губы
слегка раздвинулись, рот был влажный и алый, зубы восхитительно
неровные: передние крупнее, дальше частокол помельче, отчего
улыбка была чарующей без всяких чар и даже простого колдовства.
-- Вы не простые люди, -- сказала она наконец. --
Воспользуйтесь моим гостеприимством. И расскажите, если
захотите, что вас сюда привело.
Колоксай расправил грудь, приятно, когда женщина замечает,
что мужчина перед ней непростой, а калика внимательно смотрел,
как из пола поднимается глыба камня, на ней медленно
оформляются блюда, сперва каменные, потом перетекают либо в
золото, либо в серебро, из боков выпячиваются пупырышки,
превращаются в камешки, внутри возникает чарующий свет, искры,
огоньки.
Олег с неловкостью отвел глаза в сторону. Любой колдун, с
которым сводит судьба, знает больше, чем он.
Улыбка не покидала полные губы волшебницы. В глазах был
смех, но явно чувствовала их замешательство, одно дело -- стол
из камня, другое -- если вот так и яблоки, что могут в желудке
снова в камни, Олег услышал тихие слова, язык незнаком, пытался
запомнить, но волшебница говорила быстро и шепотом, а какие
знаки в это время делала под столом, какую мысль переплела с
другой, все не схватишь, он сдался и только пытался прощупать
мыслью и чутьем колдуна эти пахнущие яблоки, гроздья винограда,
медовые груши, а затем наконец и жареную птицу, молочного
поросенка...
Увы, он чувствовал себя глухим, потому протянул к столу
руку без охоты, принужденно. Колоксай, глядя на Олега, тоже
замешкался. Этим двоим что, колдуны, а он -- простой и честный,
вдруг да обломает свои красивые зубы...
Минакиш царственно взяла виноградную кисть, ее тонкие
длинные пальцы небрежно обрывали налитые солнцем ягоды,
Колоксай невольно смотрел, как те с легким хрустом лопаются,
брызгают соком, но тут же бесстыдно таращил глаза на
удивительные груди волшебницы.
Олег ел вяло, брови сошлись на переносице, едва не терлись
рогами. С глазами кое-как совладал, напомнив себе, что так на
нее смотрит каждый, а вот он -- не каждый, он стоит больше, а
значит, и смотреть должен иначе.
Похоже, волшебница уловила изменение в этом незнакомце с
красными, как костер, волосами и удивительно зелеными глазами.
-- Ты отважен, -- заметила она, глаза ее внимательно
пробежали по его могучей фигуре. -- И силен.
-- Я? -- удивился он. -- Отважен?.. Я дурак, который
раньше считал себя умнее всех, да и то всех нас тогда было
трое. Не обижайся, но дурость за отвагу принимают часто.
Она усмехнулась краешком губ:
-- Зачем обижаться? Это ты не меня называешь... не совсем
мудрой. Но ты в самом деле... Что-то в тебе странное. Во всяком
случае непростое. Ты первый, кто вот так по своей воле
явился...
Колоксай перестал жевать, насторожился:
-- Ты настолько свирепа?
Она улыбнулась краешком тщательно вырезанных губ:
-- У меня правило: никаких гостей. Ни званых, ни незваных.
Никто из попавших сюда еще не вернулся.
Рука Колоксая дернулась кверху, словно он хотел почесать
затылок, там же торчала рукоять боевого топора.
-- Это негостеприимно, -- сказал он.
Она вскинула брови:
-- Разве? Вторгаясь без приглашения, вы должны были быть
готовы к любому приему.
Колоксай оглянулся на волхва. Олег пожал плечами:
-- Ко всему нельзя быть готовым. Но ты могла бы сперва
удовлетворить наше любопытство...
-- Его любопытство, -- поправил Колоксай. -- Я что, мне
ничего не надо. Я могу и вернуться...
Говорил он легко, но глаза настороженно следили за
волшебницей. Схватить бы за горло, чтоб из хорошенького ротика
ни одного заклятия... А потом и руки связать, а то волшебницы и
пальцами насылают порчу. Но между ними широкий стол, такую
глыбу не опрокинешь, а пока выберешься из-за такой же каменной
лавки, вросшей в пол... выросшей из пола...
Олег с сильно бьющимся сердцем всматривался в ее лицо. В
отличие от Колоксая он видел почти прозрачный странный лиловый
занавес, что отгородил их от волшебницы. Молодой царь-герой
напрасно мечтает дотянуться до хозяйки.
-- Ты давно здесь? -- спросил он.
Ее голос был ровным и тяжелым:
-- Можно сказать, вместе с этими горами. Конечно, горы Род
сотворил раньше, но я пришла сюда первой. И горы признали меня
сперва своим ребенком, потом учеником, а теперь я здесь
хозяйка.
Олег сказал, волнуясь:
-- Тогда ты должна знать... или слышать о неком мудреце,
что собрал где-то в недрах гор большой запас воды.
-- Просто воды? Не живой или мертвой, а просто воды?
-- Да. Но просто воды, но не простой, а той... старой.
Допотопной, скажем так.
Ее брови поднялись еще выше. Несколько мгновений изучающе
рассматривала их обоих, Олег затаил дыхание, но по лицу
волшебницы скользнула тень скуки, а голос похолодел:
-- Нет, я не слыхивала. Горы велики, за каждым уголком не
уследишь. Можно бы спросить у Миш... это моя младшая сестра.
Она совсем юная, но старые книги прочла, все о моих горах
знает.
Олег сказал умоляюще:
-- Так спроси!
-- Зачем?
-- Мне так надо узнать!
-- Зачем? -- повторила она. -- Сейчас оба умрете. А сестру
по таким мелочам тревожить не стану. Тем более, что живет
теперь не со мной. Она поселились в далеком саду золотых яблок
чуть ли не на краю света...
Колоксай наконец вытащил топор, поднялся во весь рост,
статный и красивый, с синими глазами, золотые волосы до плеч,
жизнь выплескивается даже из ушей, такие не верят в гибель,
даже поднятые на вражеские копья.
Олег огляделся:
-- Ты нас забьешь здесь? Как коров на бойне?
Она повела плечом, не отрывая от них взгляда. Лиловый
занавес стал плотнее, заподозрила в Олеге какую-то мощь, к
старости все становятся осторожнее, подозрительнее, а если она
стара, как эти горы...
В глубине зала раздался треск. От темного свода по стене
пробежала черная полоса. Края трещины с жутким треском поползли
в стороны.
-- Идите, -- велела Минакиш. -- Идите.
Олег кивнул Колоксаю:
-- Пойдем. Здесь она хозяйка.
Колоксай медленно выбрался, одной рукой держал топор
наготове. Олег первым шагнул в сторону трещины. До нее
оставалось с десяток шагов, Колоксай чувствовал, как взмокла
спина, лоб стал горячим, а сердце едва не выпрыгивало.
Когда до трещины оставалось два шага, Олег обернулся,
помахал рукой. Колоксай напрягся так, что за-трещали суставы,
но Минакиш так же спокойно и небрежно махнула в ответ.
Олег шагнул в темноту, от стен несло сухим жаром. Впереди
возник трепещущий свет, Колоксай на миг воспрянул духом, затем
сердце упало, впереди двигалась такая же свернутая в узелок
молния, только совсем крохотная.
-- Она задавит нас камнями? -- спросил он.
Голос его стал сиплым, хотя он изо всех сил старался
держать его ровным и мужественным.
-- Не сейчас, -- ответил Олег.
-- Как здорово!.. А когда?
-- Еще шагов десять пройдем. А то и пятнадцать.
Сердце Колоксая оборвалось. Пятнадцать шагов до конца
жизни...
-- Ого, -- сказал он как можно небрежнее, с натужной
веселостью. -- Так это же целая вечность!.. Если человек за
один миг перед смертью успевает прожить всю жизнь, то что можно
за пятнадцать шагов?
-- Может быть, только десять, -- остудил Олег. -- А то и
пять, мы ж идем. А что?
-- Да так... Я бы тоже не стал забрызгивать свой порог.
Он ощутил, что считает шаги, теперь взмок уже весь, как
медведь под дождем, горячий воздух не успевает сушить, во рту
сухо, начал считать вслух, а высокая фигура впереди замерла,
волхв что-то говорил, двигал руками, воздел их и хищно потряс.
За спиной раздался грохот, перешел в страшный треск,
словно сто тысяч гроз разом обрушились на эту гору. Невидимые
руки ломали, трепали, отдирали целые скалы. Колоксай согнулся,
оглушенный, ошалелый, уничтоженный. Смутно чувствовал, как
