боевой конь от мелкой селянской коняги.
-- Я только... -- прохрипел воин с укором, -- только сумел
дотянуться... до верхушки горы из злата... Вы что же, не могли
опустить хоть чуть ниже?.. Там же этого злата и каменьев...
цельные горы!.. Только внизу темно... Сколько там... не
узреть...
-- А факел? -- сказал Миротверд. -- Бросил бы факел!
-- Он сгорел, -- прохрипел воин, с трудом восстанавливая
дыхание, -- когда я увидел вершинку этой... золотой горы... А
зачерпнул уже по памяти... Раскачался и...
Один из гридней сказал, не отрывая жадных глаз от золота и
камня в ладони Миротверда:
-- Рисковый! Мог бы и оторваться. Мы ж тебя еле-еле
держали! Пояса уже начали распускаться.
Олег смотрел на их счастливые лица, выпученные в восторге
глаза, а в сердце были недоумение и горечь. Не потому ли он
спокоен, что уже видел сокровище побольше, противников
посильнее, миры диковиннее, и теперь ничто не взволнует...
Как заставить их пойти за ним, стучало в висках так, что
вздрагивал от острых уколов. Я могу расколоть землю, приподнять
край неба, могу сдвинуть гору... или даже горный хребет, но не
могу заставить даже самого слабого человечка поступить так, а
не иначе!
Таргитай мог, мелькнуло тоскливое. Он целые племена ссадил
с коней, заставил заниматься землепашеством. Но Таргитай мог
заставить делать только то, во что верит сам, а верит лишь в
то, что понимает... а какое понятие у дурака? Только и того,
что человеческие жертвы стали приносить не Мечу -- символу
конных набегов, а теперь живьем закапы-вают в Матерь-сыру
землю, чтоб-де урожай был хорош, пшеница вовремя поспела, чтоб
свиньи не потолочили...
Потому и стал Таргитай богом, что дурак, дурак простому
люду понятнее. Он говорит на их языке, а если язык подвешен
хорошо, умеет петь и играть... просто божественно, то народ за
таким идет, слушает, верит, а своим поклонением превращает в
бога. Но как, оставаясь человеком, -- ибо мудрый не сможет
стать богом, -- как убедить людей жить по-людски, а не
по-зверски?
Глава 14
Пытаясь себя расшевелить, разжечь "простыми человеческими
слабостями", он заглянул в темную дыру. Пахнет как из старой
темной могилы, тленом и запустением.
-- Это золото принадлежало не вам, -- предупредил он. --
Взяв его, берете и всю кровь, пролитую за него.
Гридни смотрели и слушали с великим почтением. Миротверд
кивнул:
-- Да, такое золото приносит несчастья... Но оно долго не
залежится ни в руках нашего царя, ни в наших руках.
Гридни заулыбались, по их простым честным лицам Олег
видел, как будут пить и гулять на свою долю, каких девок
щупать, каких гусляров найдут песни петь.
-- Как знаете, -- ответил он и сам подивился своему
равнодушию. -- Как знаете...
Миротверд внезапно сказал ему в спину:
-- Да, ты видишь совсем не так, как все мы. Ты
единственный из всего этого царства, кто смотрел правильно...
Несчастный.
Олег вздрогнул, ощутив, что ледяная скорлупа отчуждения
треснула и рассыпалась мелкими льдинками. Тело, как обнаженное
на ветру, внезапно ощутило движение воздуха.
-- Несчастный?
-- Еще не знаешь? -- спросил Миротверд. -- Ничего, ты еще
совсем молод. Все горе еще впереди.
-- Я чувствую, -- пробормотал Олег.
-- А как иначе? -- спросил Миротверд, что-то в его голосе
насторожило Олега, он всмотрелся в старого управителя и вдруг
понял, что этот угрюмый и невеселый человек не просто умен, а
мудр, очень мудр... но чем-то сломлен. Раздавлен, и Олег со
страхом понял чем.
Гридни переседлывали коней, веревки смотали в петли и
повесили на седельные крюки. Миротверд дал одному монету:
-- Скачи во весь опор! Если Колоксай еще не вернулся с
охоты, скачи туда!.. Пусть бросает все и мчится сюда.
-- Сделаю, -- пообещал гридень истово. -- Думаю, он бросит
даже своих молодых жен!
Конь встал на дыбы, провизжал что-то на своем жеребячьем
языке остальным коням, за ними остался затихающий стук копыт и
тающая полоска дорожной пыли.
Глаза Миротверда как привязанные повернулись к оставшимся
сокровищам на ладони. Из груди вырвался тяжелый вздох.
-- Видеть дальше других, -- сказал он невесело, -- это
выглядеть сумасшедшим. Все, мол, не видят, а ты один видишь?
Либо обманщик, либо сумасшедший, что чертей по стенкам ловит.
Твои речи непонятны, ибо противоречат всему, на чем стоят эти
люди. Такие люди уходят либо высоко в горы, либо забираются в
жаркие пески, либо забредают в самые страшные леса, куда не
может ступить нога человека. Они становятся колдунами! Они
могут вмешиваться в жизнь людей, но люди не могут вмешиваться в
их жизни... Но ты, как я вижу, не хочешь забираться в горы?
-- Нет, -- прошептал Олег.
-- Вот и говорю, несчастный. Уходи из мира простых
людей... мы все простые, пока не забросали камнями.
Олег ответил ему прямым взглядом:
-- Не уйду. И не стану приспосабливаться. Иначе и я
потеряю способность видеть... и слышать!
Миротверд опустил глаза, его съежило, голос стал хриплым:
-- Да, я тоже не понял завещание. Но мне его уже сказали
так... словом, я уже был готов принять его таким, каким приняли
все.
Олег не стал говорить, что и он услышал как все, разговор
бесплоден. Молча слез с коня, бросил повод джуре:
-- Прощайте.
Уже прошел несколько шагов к лесу, когда в спину раздался
голос Миротверда:
-- Хоть коня возьми!
-- Нет, -- ответил Олег, не оборачиваясь. -- О коне тоже
надо заботиться, кормить, расседлывать, вытирать пот, поить,
следить за копытами...
В спину кричали что-то еще, но он углубился в невеселые
мысли, брел машинально, только слышал шелест ветвей, над
головой стрекотали белки, пролетала крупная птица, в воздухе
медленно кружилось, колыхаясь, как на волнах, синее перышко с
нежным пухом, из глубины леса пахло свежестью и прохладой.
Ночью к нему приходил олень, подышал теплым на ухо, потом
явился медведь, обнюхал, лизнул в нос и удалился неспешной
косолапой походкой. Олег сквозь сон чувствовал их по запаху, а
спал прямо на земле под ореховым кустом, но проснулся лишь под
птичье чириканье.
Что-то смутно беспокоило, а когда наконец отыскал причину,
поспешно подхватился. Война! Россоха сказал, что война должна
начаться на рассвете, но это было несколько дней тому. Пока что
везде мирно, хотя о войне говорят многие... Неужели колдун
настолько ошибся?
В ближайшей веси купил коня, погнал во всю мочь обходным
путем, не заходить же в те земли, где чуть ли не женили, а
когда конь зашатался, весь в мыле, Олег сменял его в ближайшем
селе, доплатив, снова пустил галопом и уже к полудню был у
подножия башни Россохи.
Привратник только рот открыл, когда на пороге выросла
грозная фигура человека из Леса.
-- Скажи хозяину, -- велел Олег быстро, -- я пришел
говорить о войне.
Глаза привратника блистали злобой, но когда опустил взгляд
на кулаки этого волхва, ответил тупо:
-- О... войне?
-- Да. Он сам позовет меня. А тебя похвалит, что впустил.
На лице этого мужика было серьезное сомнение, что хозяин
вообще похвалит кого-либо в жизни, но еще раз посмотрел на
кулаки Олега, вздохнул, не те пошли волхвы, почесался и пошел в
сени.
Олег не стал дожидаться, когда он вернется, сам тихонько
двинулся по лестнице. Первым не стоит, колдун в гневе может
вовсе сплюснуть такими ладонями, как лягушку, но если
заинтересовать...
Когда был на середине, сверху загрохотали ступеньки. Мужик
опускался быстро, но когда увидел поднимающегося навстречу
человека, который так грубо его в прошлый раз ударил, довольно
улыбнулся:
-- Да, хозяин разрешает войти...
Он приблизился, Олег стал к столбу, но мужик тоже хотел
пройти с той стороны, остановился, некоторое время
рассматривали друг друга.
Олег сказал севшим голосом:
-- Не дури. У тебя все на роже написано.
-- Чего?
-- Если я упаду, то и тебя потащу. Даже если ты грохнешься
сверху...
Мужик покосился за края ступенек, вздохнул:
-- Да ладно, проходи.
Он сам отступил на самый краешек, а Олег бочком
протиснулся по самому столбу. От мужика несло жареным луком и
чесноком, а пот шибал так, что на столбе оставались брызги.
Олег выдохнул, когда поднялся выше, все это время
задерживал дыхание, еще десяток ступеней, медь ляды блестит, а
когда уперся плечом, сверху донесся старческий голос:
-- Да побыстрее, ползешь, как...
Олег выпрыгнул, прищурился от яркого света. Во все окна
все так же со всех сторон пугающе смотрят солнца, словно башня
плавает внутри океана огня, но в самой комнате прохладно и даже
сумрачно, а прищурился с перепугу. Крышка со звоном упала на
место. В комнате колдуна ничто не изменилось, а сам Россоха,
все такой же иссохшийся и остроглазый, повернулся от стола:
-- Ну, что ты там о войне?
Он показался Олегу моложе, к тому же что-то странное с
лицом, с трудом сообразил, что глаза колдуна стали
ярко-желтыми, а в прошлый раз... в прошлый раз были явно
другими. Да и сам вроде бы моложе, крепче, только голос все тот
же нетерпеливый, с брезгливостью и раздражением.
Олег поклонился:
-- Здравствуй, мудрец. Я вспомнил твои слова о войне, что
разразится утром. Но прошло уже не одно утро... Не связано ли
это с самим Перуном, знаемым в разных странах под именами:
Маржель, Тор...
Россоха бросил злобно:
-- Не трать слова. Колдуны знают его имена. Что ты хочешь?
Говори быстро.
-- Прости, что отрываю... Мне просто показалось, что
Перун... Ты можешь сказать, где он сейчас?
Россоха фыркнул:
-- В вирие, конечно!
-- Разве? Если война вот-вот, то он в первых рядах. К тому
же вообще редко бывает на небесах. Боги его не жалуют, да ему и
самому бы бродить по земле, петь свои песни...
Он осекся. Россоха смерил его недоверчивым взором:
-- А это в Лесу откуда знают?.. Впрочем, так оно, может
быть, и есть. Но узнать, где сейчас бог, зримо немногим из
высших чародеев. Либо самим богам... ты чего вздрогнул?.. либо
чародеям. А тебе зачем?
Олег ответил сдавленным голосом:
-- Кто-то должен пойти к нему. А еще лучше, если пойдет не
один.
Россоха отшатнулся в великом удивлении:
-- Зачем?
-- Попробовать убедить... Глупо? Но что-то же надо делать?
Россоха содрогнулся всем телом, как тонкое дерево, по
которому ударили топором:
-- Я к богу войны не подошел бы и на версту. А знай, где
он, перебежал бы на другой конец света.
-- Но почему? Разве для нас не самое важное -- знать?
Прошли дни, а города не пылают, кровь не льется! Войска в
полной готовности стоят в крепостях, а то и, сняв доспехи,
развлекаются охотой. Я все это видел в своем коротком
странствии!
Россоха с неохотой отвел взгляд, не в состоянии смотреть в
честное лицо молодого парня.
-- Могу только сказать, что такого на моей памяти еще не
было.
В комнате словно бы сумерки сгустились гуще, и Олег
услышал далеко-далеко едва слышное:
-- И... на... моей...
Россоха вздрогнул, метнул острый взгляд. Олег с холодком
понял, что старый колдун мог тоже услышать, а то и подумать,
что это он что-то затевает. А в этот миг в неведомой дали
прозвучали слова на неведомом языке, который Олег все же понял:
-- И... на мо... ей тоже...
В мучительном озарении, когда в мозгу словно лопнули все
сосуды и горячая кровь разлилась так, что покраснело в глазах,
он ощутил, как говорит некто, кто помнит еще первую пару людей,
