продрог, чтобы всматриваться внимательно, но пятнышко приблизилось, рыцарь
разглядел длинный расписанный всеми красками ковер -- очень мохнатый. В
середке сидел согнувшись человек в тюрбане, тоже явно замерз: согнулся,
зябко кутается в цветной халат. Ковер, колыхаясь, как толстая мохнатая
гусеница, полз почти тем же курсом, но дракон летел намного быстрее. Томас
рассмотрел смуглое усталое лицо, человек проводил их
завистливо-безнадежным взглядом. У Томаса на миг возникло желание показать
ему конец веревки, как делали грубые моряки, обгоняя другое судно, но
врожденное благородство рыцаря не позволяло грубых жестов, да и пальцы
озябли так, что не свернули бы даже фигу, тем более не удержали бы
веревку.
Человек на ковре летел чересчур низко: несколько ворон, злобно
каркая, погнались за летящим ковром, но человек лишь втянул голову в плечи
и сгорбился еще больше, зябко натягивая халат на уши. Вороны, прогнав
врага со своей земли, отстали, начали ходить кругами, как гордые орлы.
Дракон летел и летел, Томас устал, замерз и проголодался как волк.
Калика уронил голову на грудь, упершись подбородком, висел без движения.
Он оставался бледным, словно мертвец. Томас снова отвернулся со вздохом,
уже привычно то хватаясь за выступы, то распластываясь под тяжестью.
Глава 17
Так они летели до полудня. Калика не приходил в себя, хотя корчи
отпустили. Дважды Томас поправлял дракона: тот, как слепой на один глаз
конь, упорно пытался свернуть и летать по кругу, но Томас следил за
солнцем, благо чаще всего летели выше облаков. Делал поправку на движения
самого солнца, которое Божьим повелением встает на востоке, тащится через
небесную твердь до запада, где уходит в нору, а за ночь его перетаскивают
по всему подземелью проклятые грешники к земному краю на востоке. За лето
устают, осенью волочат все медленнее, а зимой вовсе двигаются как сонные
мухи, так что весной у Повелителя подземного мира терпение рвется, он
швыряет тащильщиков в геенну огненную, а в упряжку пристегивают
свеженьких. Возможно, в новой упряжке будет сэр Горвель с сарацинами.
Дракон лишь однажды повернул голову, Томас ловко зашвырнул два куска
в пасть, а третий полетел мимо: дракон в этот момент начал отворачиваться.
Томас выругался, провожая сожалеющим взглядом увесистый ломоть. В желудке
тихонько шевельнулось, жалобно квакнуло.
Томас поерзал: вроде бы нелепо обедать, сидя на летящем драконе, но
есть хотелось взаправду, а проклятый дракон чавкает так, что у Томаса рот
наполняется слюной.
Он развязал один мешок, другой, отыскал узел с турьими печенками.
Вытащил одну трепещущую, словно живую, скользкую. Пришлось пальцы вгатить,
кровавя, в самую середку, чтобы не выронить. Зубы сами с хрустом впились в
сочную мякоть, кровь брызнула на руки, но Томас уже вообразил себя в
родном лесу на берегу Дона, когда со свитой верных людей залесуют оленя,
разделают на месте, собакам бросят внутренности, а сами торопливо разделят
еще теплую печень!
Он вздрогнул, едва не выронив кусок: сзади раздался хриплый голос: --
Сам жрет... А дракону?
Калика поднял голову, смотрел вроде бы укоризненно, в глазах блестели
странные искорки. Томас со счастливым воплем бросился к другу, печень на
ходу сунул в щель, между пластинами, чтобы ветром не сдуло, ухватил за
туго связанные плечи:
-- Сэр калика!.. Ты... проснулся?
-- Я храпел? -- спросил калика. Его зеленые глаза были чистые, он
внимательно смотрел на Томаса, на свое туго стянутое веревками тело.
-- Самую малость, -- заверил Томас.-- Впрочем, мы с драконом не
слышали.
-- Привязал меня ты?
-- Ну... дракон был занят. Он махал крыльями. Наши друзья, которые
Тайные Семеро, наслали на тебя плохой сон, вот я и...
Олег кивнул, поморщившись:
-- Сейчас их натиск ушел. Развяжи.
Томас смотрел сияющими глазами, гора свалилась с плеч, но руки от
узлов отдернул:
-- А ты уверен... что не повторится?
Олег покачал головой:
-- Я теперь ни в чем не уверен. Правда, второй раз так внезапно
захватить себя не дам.
-- Но ты... сэр калика, не обижайся, но как я могу быть уверен, что
это не они тобой сейчас руководят? Когда бесы овладевают человеком, могут
делать с ним все, что хотят! Бывает, сам не знает, что одержим бесом!
Олег не спускал с него глаз, привычно зеленых, в которых была боль:
-- Сэр Томас, тебя не зря назначили вожаком рыцарского отряда! Я
думал, ты лишь храбрый меднолобый, но ты не дурак. Нет, я бесом не
одержим. Доказать не могу, но если не развяжешь, я скоро умру от застоя
крови. Веревки очень тугие, сэр Томас.
-- Ты чересчур силен, -- возразил Томас, чувствуя себя виноватым.
Он торопливо развязал узлы на руках калики, вместе освободили ноги и
тело. Томас заботливо привязал калику толстой веревкой вокруг пояса,
другой конец он заблаговременно закрепил на гребне. Калика лишь
усмехнулся. Он посматривал на рыцаря с уважительным удивлением.
Олег морщась растирал опухшие члены, Томас разминал ему синие от
затекшей крови ноги. Один раз отвлекся покормить дракона, а когда
вернулся, калика сказал с насмешкой в голосе:
-- Что ж ты жрешь сырую печень? Разве ваша религия не запрещает есть
с кровью?
-- Я христианин, а не иудей, -- ответил Томас с достоинством.-- Это
они даже хлеб обрезают и выбрасывают, ежели собственная кровь из десен
попадет на крошку!
-- Ах да, -- ответил калика устало, -- я спутал вас, христиан, с
хазарами... Сэр Томас, я еще не встречал такого отважного человека!
Просыпаюсь, а он сидит на горбу дракона и жрет мясо, которое предназначено
дракону!
-- Делать-то больше нечего, -- ответил Томас оправдываясь.-- Зверь
летит правильно, ты спишь, женщин и вина нет, до корчмы далеко, а мне
холодно и страшно...
-- Неужто страшно? -- изумился Олег. Глаза его смеялись.
-- Еще как, -- признался Томас. Он зябко передвинул плечами.-- Это
вы, язычники, всяких летающих жаб видели, а для меня, воина войска
Христова, этот странный зверь в диковинку!
-- Тем не менее ты сидишь у него на холке и жрешь.
-- Нужда, -- проворчал Томас, -- научит калачи есть, как однажды
сказал один мой друг и побратим из Скифии, то бишь Руси.
Олег устало откинулся, привалившись спиной к широкому гребню, лицо
его было все еще мертвенно бледное. Он сказал:
-- Мы уже сократили четыре дня...
-- Четыре? -- изумился Томас.
Он порозовел, надежда слабо затрепыхалась в сердце. Олег прикрыл
глаза, как смертельно измученный человек, прошептал:
-- Взгляни вниз... Мы уже над петлей реки Дон...
-- Дон? -- встрепенулся Томас, не веря своим ушам.-- Я еще не летывал
в этих краях, сэр калика!.. Мне сверху узнавать непривычно... пока что.
-- Дон... только не англицкий, не славянский... везде, где прошли
скифы, общие предки, реки назывались Дон... либо, как искажено ныне
живущими племенами: Дно, Днепр, Днестр, Донегол...
Голос оборвался, он заснул на полуслове. Томас вздохнул с
облегчением, не хотелось признаваться, что шея онемела от нечеловеческих
усилий держать голову прямо, не давая взглянуть вниз в эту жуткую бездну.
И так душа скребется в пятках, вот-вот вырвется на свободу! Поспешил
доблестный сэр калика похвалить за отвагу, так не признаваться же в
трусости? Надо держать рыцарскую честь высоко.
Он посматривал на страшную рогатую голову, что рассекала воздух всего
в трех-четырех шагах впереди. Почудилось или дракон в самом деле начинает
поворачивать голову? И почему дергается уголок хищной пасти?
Калика проснулся через час, порозовел, в тусклых глазах появился
блеск. Зябко передернул плечами:
-- Не учли, надо бы пару одеял... Впрочем, где их взять? Летим все
так же?
-- На северо-запад, -- ответил Томас, сдерживая щенячью радость, что
калика проснулся, и теперь можно большую часть забот переложить на его
плечи.
-- Ты хорошо знаешь карту, -- сказал калика с уважением.
-- Зачем мне мелочная карта, -- ответил Томас надменно, но ощутив,
как жаркая кровь начала приливать к щекам, поспешно нагнулся, перевязал
узлы на мешках с мясом.-- Я смотрю на солнце!
Олег восхитился:
-- Сэр Томас, ты прямо как древние витязи, что летали на драконах!
-- Они что же... воевали, как на конях?
-- В самую точку!
Томас с содроганием смотрел на затылок дракона, помня, какая у него
морда, какие зубы:
-- А почему перестали?
Олег подумал, отмахнулся небрежно:
-- Народ стал иным... К тому же драконы -- это большие жабы с
крыльями. Когда сытые, дремлют, а когда голодные -- хватают на поле боя
всех без разбора. Для них нет своих или чужих.
Дракон внезапно сделал крутой вираж. Томас с проклятием уже привычно
вонзил в щель между плитами меч, придержал навалившегося на него Олега:
-- Перекормил дурака!.. Резвится...
Олег молча посматривал на сердитого рыцаря. Дракон пару раз хлопнул
крыльями, снова распластал во всю ширь, а Томас с воплем полез по загривку
к торчащему между пластин кинжалу: солнце светило прямо в глаза.
Когда он, выровняв путь, вернулся к калике, они прижались друг к
другу, пытаясь сохранить остатки тепла. Томас подумал о шатре, но ветер
сорвет как пушинку, к тому же проворонишь, когда дракон возжелает есть. Он
непроизвольно пощупал мешки с мясом. Олег сказал сонно:
-- Холодно, потому жрет чаще. В жару -- раз в сутки. Одного быка, не
больше.
Когда начало теплеть, что означало близкую землю, дракон свирепо
ударил крыльями, и Томас уже привычно сжав зубы, вцепился в роговые
наросты. При каждом хлопке озябшие пальцы едва не разжимались, его то
подбрасывало, то вжимало в костяную спину с такой силой, что глаза лезли
на лоб как у рака. Кишки выдавливало наружу, а пальцы едва не
расплющивало... тут же ноги отрывались, повисал на кончиках пальцев и на
веревке, заранее напрягаясь, ибо в следующий миг дракон рванется вверх,
его бросит на твердую драконью спину.
Наконец крылья растопырились во всю ширь, развернулись, как слоновьи
уши. Томаса перестало швырять, как утлый кораблик в бурю. Олег пережидал
смиренно, он был калика и отшельник, а Томас вздохнул с облегчением и
перекрестился, следя за тем, чтобы незримым крестом не задеть летающего
зверя.
-- На коне лучше, -- вздохнул он тоскливо.-- Святая земля, да такая
твердая!
-- А пешком, с посохом в руке? -- добавил Олег.-- Идешь потихонечку,
даже жучка и бабочку -- божьи творения -- рассмотришь. Со встречными
поздороваешься, о великой Истине мыслишь... Вокруг божий свет: степь,
леса, поля, коровы...
Он вытер слезы, выступившие от резкого встречного ветра. Томас
наконец-то начал посматривать вниз, где в немыслимой бездне очень
медленно, почти не двигаясь, проплывали зеленые бугры гор. Стиснул зубы,
сказал дрогнувшим голосом:
-- Уверен, что догнали четыре дня?
Олег вытянул шею, едва не свесился с дракона, сказал задумчиво:
-- Пять... Шестой пошел.
-- Шестой? -- ахнул Томас.
-- Дракон поднялся очень высоко, -- объяснил Олег. Вон там движется
темное пятно, это половцы или куманы, кочевое племя хана Степана. Для них
наш дракон выглядит то ли жаворонком, то ли соколом...
Внезапно гигантская голова повернулась, на Томаса взглянули жуткие
глаза, каждый размером с таз, костяные наросты над глазами сумрачно
блестели, из ноздрей с шумом вырывались клубы пара. Дракон распахнул
широкие челюсти, небо и язык в обрамлении белых как сахар зубов пылали
