трясет, то в голове как бы взбалтывается... Такое всплывает!
Калика брезгливо поморщился:
-- Представляю. Лады, собирайся. Поглядим, вдруг да мне по дороге.
Вот только пролив...
Томас отказался от королевских доспехов, из тонкого, как пергамент,
листа, покрытого золотом, и теперь тяжело поворачивался в толстом железе,
похожий на окованный металлом таран, которым пробивают ворота крепости.
Калика оглядел его с головы до ног оценивающе, зябко передернул плечами,
будто это железо предложили одеть ему:
-- Люблю молодца и в половце. Да ты хоть дорогу в ад знаешь?
Томас остановился на миг, но тут же с помощью оруженосца одел через
плечо широкую перевязь с двуручным мечом.
-- Откуда?
-- Так как же попадешь туда?
Томас принял из рук верных рыцарей щит, одел на локоть:
-- Ты подскажешь.
-- Я? С какой стати?
-- Ты,-- ответил Томас со сдержанной яростью,-- где только не
побывал, а в аду как раз полно твоих дружков. И в котлах, и среди тех,
которые под котлы дрова подкладывают да вилами несчастных тыкают, как ты
меня, когда будил ни свет, ни заря. Да и разве святой обет рыцарства...
Он осекся, ибо зеленые глаза горели откровенной насмешкой. Оруженосец
молча застегнул на поясе Томаса толстый ремень с кинжалом в дорогих
ножнах. Лицо юноши было торжественное и суровое, а на человека в звериной
шкуре смотрел с нескрываемым отвращением.
-- Ну ладно,-- сказал Томас раздраженно,-- из тебя рыцарь, как из...
Но просто дружба? Ладно, мы так и не сдружились. Ну просто христианское
участие... А, черт! Или чисто мужское сочувствие? Наше мужское понимание?
Оруженосец прожигал варвара в звериной шкуре ненавидящим взором.
Калика подумал, отмахнулся с небрежностью.
-- Бред мелешь, как дурная мельница Сампо, что все море засолила. К
тому же я не знаю туда дорогу. Раньше можно было пролезть через дупло
Прадуба... иные звали его Ясенем, было такое Мировое Древо неизвестно
какой породы. Вершиной достигало небес, даже выше, а корни висели в
подземном мире. По дуплу как-то раз... гм... Но уже в тот раз дупло было
такое агромадное, что я натрясся, когда лез. Вот-вот, думаю, свалится.
Такое упадет на голову, даже рыцарю прическу испортит.
Он умолк, а Томас спросил жадно:
-- И что же?
-- А недавно я проле... проходил в тех краях. Гляжу -- нет Дерева.
Только холм, но какой! Да еще тлением тыщалетним отдает. Рухнуло, значит.
Стояло-стояло, а потом зачем-то рухнуло. А я так и не поглядел, что за
червяки его точили. Сколько хотел поглядеть, да все время не хватало.
Томас не понял, как могло не хватить времени человеку, который
зачем-то годами сидел в пещерах, но спросил о своем:
-- Может быть, обознался? В благородной рассеянности, свойственной
святым людям... ну, для чертей святым, перепутал пустыни Аравии со снегами
Имира?
Калика вяло пожал плечами:
-- Да вроде бы место то. Гора, что торчала на востоке, так же и
торчит, разве что чуть осела, а озеро, что было слева -- так и видно, что
было озером, только теперь там лес. Даже река, что гордо несла корабли,
осталась на прежнем место. Только уже без воды, но русло угадать можно,
если присмотреться как следует.
-- А ты присмотрелся?
-- Да, было любопытственно. Так что там не пролезть. На месте пня все
завалилось, заросло, сплавилось, слиплось, а деревянный пень обратился в
камень...
Томас буркнул зло:
-- Магия? Дерево само себя превратило в камень?
-- Ага,-- согласился Олег.-- Я видел, как целые рощи обращались в
камень. Не сразу... постепенно.
По лицу пробежала легкая тень, и Томас поверил, что деревья в самом
деле могут превращаться в камень. Но только постепенно.
От стены донесся прерывистый вздох. Оруженосец, испугавшись, что
привлек к себе внимание, вытянулся и замер, став неотличимым от ярких
фигур на коврах.
-- А какие-то другие пути? -- спросил Томас с надеждой.
Калика морщил лоб:
-- Я слышал, ваши попы наловчились вызывать демонов, души распродают
косяками. Если попробовать заарканить такого демона, чтобы отнес в
преисподнюю? Думаю, сделает такое с радостью.
Томас стукнул кулаком по столу:
-- В моем королевстве нет чернокнижников!
-- Думаю,-- сказал калика суховато,-- сейчас ты сам об этом жалеешь.
Но не обольщайся, что выкорчевали ересь всюду. На твердолобии мир
держится, а на ереси развивается. Будешь королем -- на всякое непотребие
прикрывай один глаз. Чересчур много нельзя, сгинете, но малость оставить
надо. А этого достаточно, ибо для любого королевства одного-двух умных
людей хватит с лихвой!.. Что я такое слышал по дороге, что мать того
хлопца, которого ты расколол, как гулящая девка богатого щеголя... ну, от
макушки и до задницы... что его мать -- ведьма?
Томас вздернул брови. На лице проступило сильнейшее отвращение:
-- Мать Мангольда?
-- Ну и что?
-- Да я ни за какие...-- начал рассерженно Томас. Его грудь выгнулась
и раздалась в размерах. На скулах выступили красные пятна.
-- Хорошо сказано,-- одобрил калика.-- Красиво, гордо. Я думал, ты за
Ярославой бросишься, сломя голову. А ты выбираешь, чтобы ножки не
испачкать.
Томас поперхнулся, смотрел дико. Тряхнул головой, пробормотал:
-- Прости. Но почему она станет нам помогать?
-- Если она ведьма, то еще и доплатит, только бы отправить в
преисподнюю такого верного сына церкви.
Томас подумал, нехотя кивнул. Но лицо разгладилось, в глазах
заблестело радостное нетерпение:
-- Вулф, вели седлать моего коня!.. Сэр калика, а может быть ты
съездил бы со мной к этой проклятой ведьме? Тебе все одно где баклуши
бить, то есть, предаваться благочестивым размышлениям, а мне в разговоре с
ведьмой лучше бы иметь рядом ведьмака. Еще страшнее и гаже, чем она сама,
чтоб уж напугать, так напугать...
Тяжелый грохот взорвал утреннюю тишь. За Томасом и каликой грузным
галопом неслись две дюжины тяжеловооруженных рыцарей. На двух дюжинах
настоял Макдональд, король всюду должон являться лишь в сопровождении
богатой и могучей свиты, иначе будет умаление королевского достоинства.
Тогда Томас съязвил зло, а не надо ли брать все две дюжины и в то место,
куда даже короли пешком ходят, но Макдональд, поразмыслив, решил, что туда
достаточно и одного оруженосца, дабы расстегивал многочисленные крючки и
пряжки. Да и времена ненадежные, в разбойники подались, обеднев, даже
бывшие герои крестовых походов.
Замок Мангольда поднялся из утреннего тумана мрачный и недобрый,
злобно грозил небу остроконечными крышами с копьями флюгеров. Он высился
на холме, насыпанном среди равнины, основание холма утопало в тумане, и
рыцари невольно придержали коней.
-- Вперед,-- велел Томас нетерпеливо,-- там всего лишь туман.
Он пришпорил коня, даже пригнулся вперед от нетерпения. Рыцари
сгрудились сзади, переговаривались встревоженными голосами. Туман здесь
постоянно, но это не простой туман, а туман вокруг замка колдуна, что
продал душу нечистому!
Томас заставил коня двинуться через вязкую белую стену. Торчащие уши
еще слабо виднелись впереди, но с боков раздавалось жутковатое уханье,
топот, вроде бы и не родной конский, зловеще звякало, лица сразу покрылись
капельками влаги, а потом и вовсе водяной пленкой, под ногами чавкало как
в болоте, а оглянувшись, трудно было рассмотреть даже свой хвост, то есть,
хвост своего коня. Лишь далеко впереди раздавался настойчивый голос, что
звучал словно из-за дальнего леса, хотя молодой король должен был ехать
всего на два-три конских корпуса впереди.
Олег слышал за спиной шепот множества голосов, что бормотали одну и
ту же молитву. Судя по всему, никто дальше трех первых слов не знает,
рыцари тоже люди, но зато все чувствуют себя как бы под добавочным
доспехом.
-- Вперед, вперед,-- слышался голос Томаса.-- Нас ничто не остановит.
Олег сказал негромко:
-- Да туман-то обыкновенный. Ничего чародейского.
-- Правда?
-- Чем хошь поклянусь.
-- Знаю я твои клятвы! Но спасибо, утешил. А то уже мороз по шкуре
пробрал.
Олег покачал головой:
-- А мне кажется, ты только рад, что кто-то пытается встать у тебя на
дороге.
Томас оглянулся по сторонам, понизил голос:
-- Сэр калика, признаюсь честно. Король из меня, как из сарацина
священник. Не рожден я править, моя рука привычна к мечу. Но сейчас
взялся, ведь остальные еще хуже. Ты погляди на их рожи! Да и надо свой
родовой замок поправить! А там поглядим.
В тумане копыта стучали совсем глухо, конские фигуры расплывались.
Наконец белый мрак стал таким плотным, что Томас уже не различал даже уши
своего коня. Впереди слышались растерянные голоса рыцарей, в плотном
тумане не видно даже конских копыт, не то, что дороги, и тогда послышался
властный уверенный голос старого Макдональда. Судя по радостным голосам,
он взялся вести отряд напрямик без всякой дороги.
Томас успел подумать, что странновато это, как это выведет без
дороги, даже птицы в тумане сбиваются с пути, но впереди уже загрохотали
копыта, а рядом калика чему-то загадочно усмехнулся и тоже послал коня
вперед.
Когда туман начал рассеиваться, Томас с облегчением увидел, что не
потерялись, едут плотной группой, а вдали из редеющего тумана уже
проступают крыши замка. Под копытами прошмыгнул юркий зверек, Томас
бросил:
-- Деревня близко... Хорек явно за курами охотится.
Кто-то из рыцарей поправил почтительно:
-- Это суслик.
Томас не успел буркнуть, что ему все равно, как раздался грозный
окрик Макдональда:
-- Король сказал "Хорек"!. И никаких сусликов.
В ответ Олег услышал только невнятное бормотание, рыцарь
оправдывался, объяснялся, а строгий голос Макдональда приобрел отеческие
нотки:
-- И вообще, доблестный рыцарь, голова у рыцаря, чтобы думать, а
мозги, чтобы соображать. Поправлять короля, это вам чревато боком, а мне
неловко, все-таки я сам отбирал отряд сопровождения... Эх, вывести бы вас
в чистое поле, поставить лицом к стенке да зарубить к чертовой матери,
чтобы на всю жизнь запомнили!.
-- Да я...
-- Молчать, когда вас спрашивают! Я тебе руки оборву, чтобы не болтал
когда попало.
Над замком колыхалась странная черная туча. Ее заносило то вправо, то
влево. Время от времени от нее отрывались и падали вниз темные точки.
Когда подъехали ближе, кто-то из рыцарей громко ахнул, узнав невиданную
стаю черных воронов.
-- К добру ли? -- прошептал он.-- О, Езус Кристос...
Томас зло бросил:
-- Конечно, не к добру! Но для тех, куда едем.
Мост был поднят, а над воротами блестели шлемы. Томас сорвал с луки
седла боевой рог, громко и страшно протрубил, могуче раздувая щеки. Рев
пронесся долгий и грозный, в нем были свирепость дикого зверя, жажда
крови.
Однако со стены крикнули достаточно нагло:
-- Кто такие?
Томас сказал люто:
-- Ваш король! И если сейчас же не откроете ворота во всю ширь, то
клянусь святым гвоздем в рукояти моего меча, разрушу ваш замок, смету
холм, а на этом месте велю вырыть озеро, где поселятся жабы!
Олег ощутил, как вздрогнули и застыли рыцари за его спиной. Томас был
страшен как бог англов прошлых лет, свирепый и грозный, а ладонь его уже
метнулась к грозному мечу.
Он напомнил:
-- У тебя ж давно того гвоздя нету.
-- Да ладно тебе,-- огрызнулся Томас.-- Что за мелочный человек!
На воротах уже задвигались, началась суета. Вниз крикнули торопливо:
-- Сейчас откроем! Сейчас...
