почти до пояса, а он вряд ли задрал бы ногу даже на щепочку. Яра набежала
с другой стороны, глаза были дикими.
-- Цел?
-- Да... -- прохрипел Томас.
Конь под блистающей всадницей не опустился под землю, как ожидали
все. Она пошепталась с Ярой, передала ей коня и доспехи, а сама взяла
ребенка, улыбнулась светло и чисто, а калика бухнул громко, с искренностью
простолюдина:
-- Ты глянь, все еще молодая! И не скажешь, что ее сыну было тридцать
коня?
дашь больше восемнадцати.
Томас даже пригнулся, вот-вот с треском разверзнутся небеса, грянет
гром, и дерзкий, посмевший говорить о Пресвятой и Непорочной Деве как о
простой девке, исчезнет в сверкающем пламени небесного гнева, но Дева
скользнула коротким взором по калике, чему-то затаенно улыбнулась, сияние
вокруг нее заблистало ярче, она медленно, но с нарастающей скоростью
понеслась ввысь. С нею ушел чистый небесный свет, на землю и страшные
каменные плиты пал зловещий багровый отблеск. Там застыли четыре фигуры с
королем во главе, его челюсть отвисла до плит Стоунхенджа.
-- Как ты мог, -- прорычал Томас в бешенстве.
-- А что? -- удивился калика.
-- Это же Пресвятая Дева! Ты груб, как... я даже не знаю!
Олег удивился еще больше:
-- А что я сказал такого?
-- Но это же.. святая!
-- Да ладно тебе, Томас. Я больше тебя видел святых. Все мы.. все они
святые лишь пятнами, как леоперды. Святые, так сказать, в сравнении.
Он уже рассуждал вслух, не столько обращаясь к Томасу, как к своим
мыслям, совсем забыв о четырех противниках, а те уже переглядывались,
собираясь с духом, все-таки их четверо.
Яра бросила на Томаса благодарный взгляд, но в нем была и странная
жалость, а во взгляде на калику такое же странное одобрение, сути которого
рыцарь не понял. Словно бы одобряла даже не подвиг, а слова, сказанные
Пречистой и Непорочной. Словно бы знала, что та не разгневается уж точно.
И не по своей неизреченной милости, а... почему-то еще.
Глава 14
Теперь капище Стоунхенджа освещала огромная багровая луна, и оно было
словно залито дымящейся кровью. Такой же недобрый зловещий свет шел от
красной плиты в самой середине круга. Калика вперил обрекающий перст в
Маздона.
-- Вы, четверо, стойте, где стоите. Только эта плита устойчива.
Король с проклятиями выхватил меч. Ролан ухватил его сзади за руки.
Король отчаянно вырывался, с другой стороны Гульча приставила нож к его
горлу.
-- Застынь!
-- Но этот... этот дикарь в шкуре завлек в ловушку!
Голос Гульчи был раздавленным:
-- Это он умеет. Поверь, умеет.
Теперь все четверо смотрели на калику. Маздон вязал пальцами какие-то
знаки. Олег следил за ним исподлобья, но молчал, не двигался. Если и были
то магические символы, как подозревал Томас, то калика их либо не понимал,
либо не считал опасными.
Король, все еще в руках могучего викинга, вскричал в ярости:
-- Проклинаю вас всех, предатели! Сами не сумели, и мне помешали!.. А
что теперь? Да не бывать тому, чтобы король англов признал поражение от
какого-то нищего рыцаря и юродивого странника!.. Если не помогла ваша
мощь, если даже сила Христа и его матери на их стороне, то я обращаюсь к
своим древним богам!.. Клянусь, сегодня же принести кровавую жертву!..
Тысячу молодых женщин брошу под топоры... Кровью залью их каменные
изваяния, потешу свирепые сердца!
Прямо над сводами сгустилась ночь. Заблестели звезды, внезапно
раздался страшный хохот, от которого кровь застыла в жилах. Вместо звезд
зажглись страшные багровые глаза. Хохот прогремел снова, тьма стянулась в
середину, там обрисовался торс огромного зверочеловека. Хищный рот был
обагрен кровью, на щеках пламенели ритуальные раны. Уши торчали, как у
волка, клыки блестели. Чудовищный бог наливался плотью, под блестящей
кожей вздулись стальные мускулы.
Со страшным ревом он потянул огромные лапы к застывшей в ужасе
группке людей. Томас выронил меч, прижал к груди Яру. В другой руке все
еще сжимал чашу.
Олег вскинул руки, воскликнул что-то, потонувшее в грохоте. Грянул
гром, блеснула слепящая молния. Не погасла, а лишь умерила нестерпимый
блеск. Из сияния раздался негромкий, молодой, но очень усталый голос:
-- Не дам.
Загремело так, что зашатались камни. Нечеловеческий голос древнего
бога Тарана проревел страшно:
-- Это моя добыча!
-- Твоя, -- согласился голос, -- но не вся. Только король.
-- Почему? Они чужие тебе!
-- Зато эта чаша под моей защитой. Как и мои дети, что несут ее...
-- Почему только король?
-- Взявший меч да погибнет от меча! Идущий за шерстью да вернется
стриженным...
Зверобог взревел в ярости. Чудовищная лапа опустилась, люди стояли,
как вмороженные в лед. Огромные пальцы, каждое с бревно, схватили короля.
Он завизжал -- рука начала подниматься, затем захрустело, хлопнуло, на
плиты брызнули струи крови. Снова прогремел хохот, уже удаляющийся. Под
сводами просветлело, стали видны поперечные балки.
Сияние быстро меркло. Олег закричал могучим голосом:
-- Таргитай, спасибо, что явился, хотя я звал не тебя!
-- Ты еще не знаешь, что у вас впереди...
-- Знаю, не отлежимся. Но ты чего явился?
Голос прогремел медленный и смертельно усталый:
-- Если ты сам, ковавший чашу, почему-то не берешься ее защитить...
Все-таки тут двое моих детей...
Олег вытаращил глаза.
-- Так Томас тоже?.. Из какой же он ветви... Ах да, в нем кровь Гота!
Понятно. Ну как тебе там, наверху?
Голос сказал с иронией:
-- Меняемся?
-- Ни за какие пряники, -- отшатнулся Олег.
-- Да знаю, знаю... Все еще творишь царство разума... Или уже что-то
другое? Спеши, я так хочу отдохнуть... Смени меня.
Голос смертельно усталого бога отдалился и затих. Теперь потрясенно
смотрели на скромного калику. Он развел руками.
-- Все боги, старые и новые, весь народ, воины и простолюдины, все на
стороне сэра Томаса. Даже погода, тьфу-тьфу, не сглазить бы... Так что
подумайте о выборах нового короля. Такого, который был бы популярен среди
рыцарей, менестрелей -- от них зависит многое, -- торговцев.
Маздон внезапно выбросил вперед сжатые кулаки. Из них вырвались два
слепящих луча. Воздух вспыхивал и сгорал вместе с ночными бабочками и
летучими мышами. Один луч задел столб, там зашипело, взвилось облачко
пара. Камень оплавился и потек, как темный воск.
Голос Маздон был полон ненависти:
-- А этого ты не ждал?
Олег отпрыгнул, крикнул:
-- Но ведь... устав запрещает магию!
-- Семерым Тайным позволено отныне все!
Олег пригнулся, всесжигающий луч чиркнул над головой по каменной
глыбе. Пахнуло жаром, запах горелого камня странно напоминал запах
горящего человеческого мяса.
-- Значит... ты предал... даже своих.
Краем глаза он увидел Томаса, что мчался к ним с разинутым в крике
ртом. В руке рыцаря блистал меч Англа, другой рукой прижимал к груди чашу.
Яра, конечно же, поняла, куда он бросился, побледнела, с воплем кинулась
следом.
Маздон резко повернулся, ослепляющий луч прорезал воздух и ударил в
бегущего рыцаря. Томас даже не остановился, только вскрикнул яростно,
добежал и обрушил на врага страшное лезвие.
Лицо Тайного в последний миг выражало только безмерное удивление.
Томас ударил слишком торопливо -- спасал друга, потому лезвие, срубив ухо
главного врага, глубоко врубилось в плечо. Маздон повалился, кровь
брызнула ручьем. Томас уперся ногой, выдернул меч.
Тайный бился в луже крови, приподнялся с трудом. Белые от боли глаза
отыскали неподвижную Яру.
-- Ты... ты из спящих? Пришло время!
Яра медленно покачала головой. Глаза ее были полны сочувствия.
-- Убей их! -- приказал он.
-- Нет.
-- Ты получишь все... что хочешь...
-- Я уже получила... почти все.
Он упал лицом в лужу крови. Все думали, что он умер, но Тайный нашел
силы приподняться на дрожащих руках.
-- Гульча!
-- Я здесь, Великий Мастер, -- послышался тихий голос.
-- Убей... Убей... Ты получишь все...
Ее голос был негромким:
-- А я хочу больше, чем все.
Он упал лицом в свою кровь и застыл. Яра набежала с такой силой, что
вышибла из рук рыцаря чашу. Та покатилась, звеня и подпрыгивая. В полной
тишине, где слышалось только частое с хрипами дыхание, этот звон словно
разбудил застывших Ролана и Гульчу. Она хлопнула его по спине, тот прыгнул
с плиты, не думая о предсказанной гибели, бросился за чашей. Светлые
волосы развевались, как крылья, в глазах была решимость.
Когда рука его уже была близко, калика вырос у него на пути.
-- Уйди, странник! -- взревел викинг.
-- А ты убей, -- предложил калика, -- если сможешь...
Он был безоружен, и у Яры екнуло сердце. Ролан взмахнул мечом, калика
вскинул руку. Лезвие страшно блеснуло. Все ахнули, но калика, против
ожидания, не упал, рассеченный надвое. Меч отпрыгнул слегка, калика
отступил, глядя в голубые глаза викинга.
-- Уйди, зарублю! -- вскрикнул Ролан еще страшнее.
Только теперь Яра поняла, что викинг ударил плашмя, стыдясь зарубить
безоружного.
-- Я не уйду, -- ответил калика. Он прямо смотрел в красивое
мужественное лицо.
Ролан заскрипел зубами, вскинул меч. На лице его отразилась
мучительная борьба. Глаза побелели, калика ощутил, что викинг сейчас
нанесет смертельный удар, даже если потом будет стыдиться всю жизнь.
Он быстро подхватил чашу, швырнул ее Томасу.
-- Лови!
Томас едва успел выставить вперед руки, а калика неуловимо быстро
шагнул в сторону, поймал руку с падающим на него мечом, дернул. Хрястнуло,
викинг с криком упал вниз лицом, а меч выскочил и запрыгал по каменным
плитам в темноту.
Томас поймал чашу, глаза его были огромными и круглыми как у морской
рыбы с большой глубины.
-- Ты... Как ты взял чашу?
-- Двумя пальцами.
-- Это я понимаю, если уж гореть, то лучше двум пальцам, чем всей
руке... но ты ведь язычник! Да не простой, а ратоборец старой веры,
противной Христу!
Олег отмахнулся.
-- Ну и что? Ежели я сам эту чашу делал...
-- Ты?.. Так этот демон с небес говорил о тебе?
Олег почесал в затылке.
-- На ней еще отметина от моего большого пальца. Я тогда чуть не
заорал, еще горячая была... Ты думаешь, эта чаша в руках одного Христа
побывала? А Колоксай, сын Таргитая, что пользовался две тыщи лет? А его
сын Скиф? А Вандал, Славен, Гот -- дети Скифа?.. Она побывала в руках
великих героев, магов и пророков, ибо мир начался не с Христа, как тебе
все время кажется. В ней также кровь Колоксая, пот Тевта и слезы Англа!
Томас торопливо, чувствуя себя карликом на плечах таких великанов,
опустил чашу на круглую плиту. По серой поверхности словно пробежал
ветерок, затем под донышком камень начал наливаться темно-вишневым цветом.
От плиты пошел теплый воздух. Багровый цвет быстро менялся на пурпурный,
тот стал алым, а теплый воздух стал жарким, затем весь камень раскалился
докрасна, а под чашей он был оранжевым, переходя в белый.
Волна жаркого воздуха стала такой мощной, что люди отступили на шаг,
закрывались ладонями от жара и слепящего блеска. Чаша качнулась, начала
погружаться в камень.
Томас вскрикнул, шагнул, одолевая жар, но сильная рука ухватила за
плечо.
-- Не надо. Ее достанут... позже.
-- Когда? -- вскрикнул Томас неверяще.
-- Не знаю. Могу только сказать -- кто.
Все смотрели с трепетом, чувствовалось, что наступила священная
минута раскрытия вселенских тайн.
Калика покосился на обращенные к нему бледные лица. Внезапно
