он, казалось, восстанавливал силы.
С мечами в поднятых руках они сшиблись снова, и удар и грохот металла
были таковы, будто снова ударились две железные горы. Противники
вскрикивали, нанося удары, тяжелые мечи со свистом вспарывали воздух.
Доспехи стонали, прогибались, а самые сильные удары разрубали даже
стальные пластины. Серебристые доспехи забрызгало кровью. На трибунах
жалобно вскрикивали -- к серебристому рыцарю все испытывали острую
симпатию.
В окружении короля снова начали уговаривать прекратить жестокий бой.
-- Ни за что! -- взбешенно рявкнул король. -- Вы хотите лишить
Торкзельда заслуженной победы?.. Здесь сражаются настоящие мужчины!..
Впервые видите кровь на турнире?
-- Но, ваше величество...
-- Нет!
С турнирного поля неслись частые тяжелые удары. Два рыцаря уже
шатались, почти не двигались с места. Мечи поднимались медленно, а когда
обрушивались, у противника не было сил уклониться или парировать. Доспехи
забрызгало кровью, они погнулись, полопались, торчали острыми краями.
Король побледнел, закусил губу. Похоже, уже сам жалел, что не
прекратил жестокий бой, но теперь отступать было поздно. Незаметно для
подданных он сунул руки под мантию и делал там странные знаки. Сперва
ничего не ощущал, затем услышал далекое громыхание, вздохнул с
облегчением.
Прямо над турнирным полем сгустилось темное облако. В нем блистали
молнии, гремел гром. Большинство зрителей не отрывали глаз от жестокого
поединка, но кое-кто вскинул голову, со страхом тыкал пальцем вверх.
Томас шатался, серая жгучая пелена соленого пота выедала глаза. Он
задыхался от жары, доспехи давили, он чувствовал, что умирает. Руки едва
поднимали меч, но черный рыцарь, которого он видел в узкую прорезь шлема,
тоже шатался, черный меч едва не выскальзывает из потных пальцев...
Внезапно над головами глухо прогремело. Люди вскинули изумленно
головы -- откуда гром в безоблачном небе? -- в тот же миг сверкнула черная
злая молния. Томас знал, что черных молний не бывает, но это была черная
молния. Она ударила в поднятый меч Торкзельда. Меч вспыхнул, рассыпая
искры. Томас и все на трибунах увидели, как преобразился черный рыцарь.
Раны закрылись, края трещин в панцире сдвинулись и слились воедино.
Он уже не шатался, а словно бы стал выше ростом. В движениях его появилась
мощь и звериная свирепость.
Он замахнулся и нанес страшный удар с неистовым криком, который
потряс, казалось, саму землю:
-- Умри!
Томас, видя неминуемую смерть, ударил мечом навстречу. Но слабо, без
прежней мощи, только вскрикнул:
-- За честь и славу англов!
Мечи сшиблись в воздухе. Звон оглушил зрителей, но был еще и дикий
крик, словно кричали сами мечи. Серебристый меч рассек черный меч, как луч
света рассекает тьму, но брызнула кровь, черная, ядовитая,
распространяющая зловоние. Где она падала, там вспыхивали огоньки,
вздымался черный ядовитый дым.
Зрители вскрикнули. Серебристый меч ударил острием по черному шлему,
как уже бил, но раньше только срубил все перья, сейчас же со скрежетом
рассек шлем, рассек череп, проник до нижней челюсти, где и застрял.
Торкзельд медленно повалился на спину. Меч выдернуло из рук Томаса,
он едва не упал от изнеможения. Шатаясь, опустился на колено, но заставил
себя встать, подошел к упавшему и, упершись ногой в грудь, ухватился
обеими руками за рукоять меча Англа, с силой потянул на себя.
Меч вышел нехотя, но уже был чист, кровь черными каплями скатилась на
землю.
Томас оперся мечом о землю. Послышался крик, быстрые шаги. Чьи-то
руки сорвали с него шлем, сквозь пелену пота он увидел встревоженное лицо
Яры. Она спешно вытерла ему платком лицо, велела кому-то:
-- Быстро снять с него доспехи!.. Если он ранен...
Я не ранен, хотел ответить Томас, но язык от смертельной усталости не
повиновался. Плечо Яры было сильное и от прикосновения к нему Томас
ощутил, как возвращаются силы. Он дышал часто, с хрипами, но теперь уже
мог выталкивать горящим ртом какие-то слова.
-- Победа!.. Я сразил Торкзельда!
-- Томас, ты не ранен?
-- Яра... что это было?
Над головой раздраженно прогремело, словно в пещеру уползал,
огрызаясь, огромный зверь. Темное облако быстро таяло и наконец
растворилось без следа.
Меч в руке Томаса рассыпал белые радостные искры. С трибун казалось,
что весь серебристый рыцарь окружен сиянием.
-- Меч Англа -- меч воина, -- напомнила Яра. -- А воины не терпят
колдовства.
На поле выбежали оруженосцы, пажи, слуги. Торкзельда подняли, кто-то
закричал сорванным голосом, полным ужаса:
-- Великий и непобедимый Торкзельд мертв!
Взоры собравшихся со всей Британии рыцарей, знатный людей, торговцев
и свободных йоменов обратились к королю. Он медленно поднялся на ноги.
Такой же громадный, как Торкзельд, широкий в плечах, только тяжелее и...
много опаснее.
Его горящий ненавистью взор, как раскаленное лезвие, воткнулся в
победителя, который стоял над трупом его убитого сына. И во взгляде его
было обещание гораздо более страшной смерти.
Глава 10
Они вернулись в замок на взмыленных конях. МакОгон остался у ворот,
отдавал приказы, укреплял вороты, послал подводы в окрестные села за
припасами, на случай если осада будет долгой, а что осада будет, никто не
сомневался.
К вечеру замок жужжал, как растревоженный улей. Все уже знали о том
подвиге, который совершили трое из замка, и о том переполохе. Но сэр
Торвальд ходил чернее тучи. Турнир окончился не так, как он рассчитывал.
Что предпримет король? Мстительный и своевольный, не терпящий прекословия,
разве такой простит гибель единственного сына?
Начали прибывать подводы с ветчиной, солониной, мешками муки,
пшеницы. Все стаскивали в подвалы, из соседних сел пришли кузнецы,
походные горны поставили прямо во дворе. Без всякого зова явились около
двух дюжин рыцарей-соседей. С ними пришли опытные воины, около сотни. Сэру
Торвальду доложили, что через два-три дня пришлют помощь владетельные
бароны, которых теснят приближенные короля. Бесчинства короля и его
подданных переполнили их чашу терпения. Нужен только вожак -- с
возвращением молодого Томаса им оказались Мальтоны.
Уже к ночи загремели звонко трубы, которые заставили Томаса
вздрогнуть. Ворота распахнулись, въехала группка всадников. Рядом с
немолодым воином в богатой одежде ехала на красивой молодой лошадке очень
юная девушка с золотыми волосами. Они были убраны под вышитый жемчугом
убор, глаза девушки были скромно опущены, но алые щечки горели.
Калика быстро взглянул на Томаса. Тот, покраснев, беспомощно взглянул
на отца, на сэра Эдвина. Те переглянулись и, как сговорившись, посмотрели
на Яру. Она сидела по другую сторону стола, смаковала пирог с лесными
ягодами. Рядом калика своим ножом деловито резал жареного гуся на части.
Наконец дверь распахнулась. Герольд стукнул о пол и провозгласил:
-- Благородная леди Крижана, дочь барона....
Его оттолкнули, и Крижана, как вихрь, влетела в зал. Ее огромные
глаза сияли, белые нежные руки были вытянуты. У Томаса перехватило
дыхание, настолько она была хороша. На полголовы ниже Томаса, она была
стройная и легкая, ее фигура еще больше округлилась в нужных местах, а в
поясе она была настолько тоненькой, что ободок бокала мог бы заменить ей
пояс. Она вся выглядела нежной и чистой, как ангел.
-- Томас!
Томас едва успел выбраться из-за стола и подхватить ее. Она вцепилась
в него и вскарабкалась выше, как на дерево. С радостным визгом целовала и
обцеловывала, отстранялась, чтобы видеть его мужественное лицо, снова
прижималась счастливо.
Все в зале цвели улыбками, видя такое неподдельное счастье. Почти
все.
-- Я так счастлива... Так счастлива! -- девушка захлебывалась
словами, глаза ее сияли. -- Ты успел... ты спешил!.. Я бы и так не пошла
за него, но все равно так счастлива, что ты загнал коней, но успел за день
до свадьбы...
Томас краем глаза увидел, что Яра смотрит на них с жестоким
выражением на лице. Она медленно опустила надкушенный пирог на блюдо.
Калика ухмылялся, смотрел на молодого рыцаря, как смотрят на канатоходца,
что идет по туго натянутой тонкой веревке между двумя высокими башнями.
Отец улыбался от уха до уха. Глаза были просто подлые и хитрые. Томас
кое-как оторвал от себя Крижану, что цеплялась за него, как обезьяна за
дерево, бережно опустил на пол. Она поправила прическу, лишь тогда
повернула сияющее лицо к присутствующим:
-- Простите, сэр Торвальд!.. Простите, сэр Эдвин!
От ее сияющего лица и глаз светлели лица присутствующих. Она наконец
заметила калику и женщину в одежде воина.
-- Это твои друзья?
Томас сказал неуклюже:
-- Да, леди... милая Крижана. Это вот мудрый отшельник из славянских
земель, а это... гм... благородная Яра.
Крижана светло и чисто улыбнулась им обоим.
-- Приветствую вас! Спасибо, что прибыли вместе с Томасом. Дороги
кишат разбойниками, а втроем безопаснее. Если бы я знала, что по прибытии
сразу ты отправишься на турнир, я бы обязательно поехала туда.
Олег кивнул, Яра смотрела хмуро и зло. Она вытащила свой нож,
придвинула к себе ближе блюдо с поросенком. Крижана улыбнулась ей,
женщина-воин и должна выглядеть злой, повернулась к Томасу:
-- Ты счастлив, дорогой?
-- Дальше некуда, -- пробормотал Томас. Он рванул ворот, в зале
что-то стало так жарко, что у него горели уши, полыхала шея, он
чувствовал, как по спине текут крупные, как жуки, капли пота.
Крижана прижалась к Томасу, не чувствуя стыда, потому что все знали,
как она ждет, и что будет, если он успеет вовремя.
Отец приблизил губы к уху Яры, но сказал достаточно громко, чтобы
слышали все:
-- Не правда ли, счастливая пара? Все ждут, когда они поженятся.
Голос Яры был, как раскаленное железо, когда его опускают в ледяную
воду:
-- Они обручены?
-- С детства!
-- Я никогда об этом не слышала, -- сказала она, и Томас увидел, что
ее глаза из лиловых стали зелеными, а воздух заблистал крохотными, как
обломки стекла, искрами.
-- Ну, -- выдавил он, чувствуя себя, как христианин в руках сарацин,
-- забот было много, кто говорил о домашнем? Да и не носят у нас
обручальные кольца до того, как святой отец обручит в церкви.
Яра сказала низким голосом, к которому примешивалось шипение змеи:
-- Очень удобный обычай.
-- Да в чем дело? -- возмутился он. -- У нас были стычки с врагами,
великанами, колдунами. Нас били, клевали, топтали, бросали в темницы. Мы
срывались с высоких башен, тонули в седых океанах, и алою кровью своею...
гм... Разве было время говорить о мелких домашних делах?
Глаза Крижаны стали тревожными. Она спросила робко:
-- Неужто... неужто ты ни разу не упомянул обо мне?
Сэр Торвальд сказал звучно:
-- Я уверен, ты была в его сердце!
-- В самой глубине, -- добавил сэр Эдвин.
Томас простонал беззвучно. Крижана, ласкаясь, заглянула ему в глаза.
-- А как же... ты обещал идти в бой с моим именем на устах... Ты взял
меня своей прекрасной Дамой Сердца...
Стон внутри Томаса стал громче. Отец нагло улыбался от уха до уха,
зубы выставил как крокодил.
-- Так и было, -- сказал Томас затравленно. -- Просто я не кричал об
этом на каждом углу.
-- Томас!
-- Ну что?.. Я безгрешен, как десять тысяч ангелов, что помещались на
острие иглы!
