В оружейном зале перед его глазами поплыла стена с мечами, боевыми
топорами, кинжалами, палицами... С ними воевали и умирали его славные
предки. Так неужто ж он, Томас Мальтон, станет цепляться за ныне
бесполезную жизнь?
Пальцы потрогали рукоять меча его деда, с которым тот воевал и погиб
под Хортом. Славный меч, он не подвел деда, да и дед его не опозорил.
Томас упер рукоять в стену, холодное острие прорвало рубашку на груди
против сердца. Он задержал дыхание, шепнул едва слышно: "Яра, я иду..." и
расслабил мышцы, чтобы лезвие вошло легко и высвободило душу. Он качнулся
вперед, острие прорвало кожу и плоть, но тут сильные руки ухватили за
плечи, грубый голос заорал над ухом. Его свалили, ухватили десятки рук,
держали как крестоносцы богатого иудея. В голове был туман, в мыслях он
уже встретился с Ярославой. Но запах солдатского пота, грубые голоса и
холодный каменный пол привели в чувство. Его все еще держал Макдональд,
теперь уже кастелян королевского замка, воины спешно связывали Томасу
ноги. В распахнутую дверь врывались, привлеченные криками, новые воины.
Пахло горящим деревом, смолой.
-- Как вы посмели...-- прошептал Томас.-- Я -- ваш король...
-- Еще нет,-- ответил кто-то.
А другой голос добавил:
-- И не будешь, если дурак!
Запруда век не удержала слезы. Хлынули двумя потоками, оставляя на
щеках широкие дорожки. Макдональд, раскрывший рот для злого окрика, для
него Томас все еще не король, а мальчишка, которого он учил ездить на
коне, медленно сомкнул челюсти, тяжело перевел дыхание.
Глава 2
Олега едва не сбила с ног визжащая женщина, а потом за нею тяжело
прогромыхал орущий благим матом мужик в железе пудика на два и с перьями
на шлеме. Сперва Олег решил, что мужик готов измордовать жену за
пересоленный суп, потом услышал его вопли, что уже все кончилось, можно
возвращаться в банкетный зал, столы как раз накрыли, и Олег подумал
одобрительно, что Томас молодец, церемонию бракосочетания провел
быстренько, пока что не по-королевски.
Ворота распахнуты настежь, народ из окрестных сел и замков еще
прибывает, но стражей на воротах впятеро больше обычного, оружие только в
зубах не держат, суетятся, орут сорванными голосами. Олег ощутил, что
выныривает из глубоких дум, и тут только заметил, что весь королевский
замок взбудоражен как муравейник, куда бросили сочную лягушку.
-- Что-то стряслось? -- спросил он в пространство.
Народ не отвечал, почему-то шарахался, а кто-то даже брызнул на него
из крохотной баклажки. Олег понюхал, но ничем не пахло. Он повернулся к
стражам, те в полном вооружении, трезвые и злые, орут и расталкивают народ
в воротах.
-- Какие-то у вас свадьбы странные,-- сказал Олег с недоумением.--
Больно на собачьи смахивают. Все-таки короля жените, не простого кобеля.
Старший страж поглядел с отвращением:
-- Ты из леса вышел, что ли?
-- Из леса,-- подтвердил Олег, подумал, добавил задумчиво,-- Давно, а
будто вчера... Сейчас какой век? А страна какая? Гм... Слушай, пикт, чего
все орут и мечутся? У вас ритуалы такие?
Страж нервно огрызнулся:
-- Сам ты... пикт. В самом деле из Леса! Да не простого -- дремучего.
Тут дьявол уволок невесту короля. Ухватил как волк овцу, и в лес. В нору,
то есть. Потому мечутся, святые мощи собирают. Уже пронесли по всему замку
гвоздь из Гроба Господня, две левых руки Иоанна Крестителя, детский череп
Фомы Неверующего... Огромный дьявол такой явился, весь красный, как вон
ты, только от него серой воняло, а от тебя... даже не пойму чем.
Олег вздрогнул, ощутил, как под натиском тревоги разом очищается
взор, по телу пробежала холодная волна. Он ощутил свое тело, и стражник
невольно отступил, когда Олег распрямился и раздвинул плечи.
-- А Томас? -- спросил он.
Стражник дернулся, вытянулся. Этот голос... или похожий, он слышал
тридцать лет тому, когда в славной битве англы и саксы разгромили наголову
норманнов, тогда хрипло и страшно голос герцога МакИтры вывел к победе.
-- Стерегут!
-- От чего?
-- Дабы не бросился на меч! Двенадцать лучших рыцарей королевства
стерегут!
-- Благодарю за службу,-- бросил Олег коротко.
Он помчался в замок, а осчастливленный страж кричал вдогонку:
-- Рад стараться!.. Служу Британии!.. Боже, храни короля!.. Бей
Мордреда!
Томас как зверь в клетке метался по малому залу, откуда уже вынесли
все оружие, ревел как дикий зверь в лесу, и кричал так страшно, что за
окном в испуге взлетали голуби. Вдоль всех четырех стен зала блистало
железо. Сперва Олег подумал, что прибавилось рыцарских статуй, но у
двенадцати железных исполинов были подняты забрала, суровые лица смотрели
с глубоким сочувствием и полной беспомощностью.
-- Томас,-- сказал Олег торопливо,-- возьми себя в руки.
Томас разъяренно гаркнул:
-- Еще чего! Стану я всякую мерзость брать в руки!.. Да, я --
мерзавец, позволивший увести невесту прямо из-под венца! Я не только
королевского меча, даже простой булавы недостоин, разве что палицы, как у
тебя...
-- Ну-ну, зачем уж так... Пусть сплоховал, ты такой от природы, но
как же другие? У тебя ж народу, все ищут с кем бы подраться!
Томас ответил с едкой горечью:
-- Отдали. Без спора.
-- Почему? -- изумился калика.
-- Потому что мертвый. А к мертвым уважение надо иметь.
-- Мертвый,-- изумился калика.-- А по мне, так дохлый, а не мертвый.
И ты дохлому отдал невесту? Что-то я, видать, слишком долго в пещере
просидел. Сложные вещи понимаю, а простые -- хоть кол на шлеме теши.
Томас, не слушая, грохнул кулаком о стол. Слезы оросили лицо, он
взвыл как раненый зверь, потерявший детенышей:
-- Но почему?.. Ведь она чиста! В рай, еще понимаю, хотя в задницу
этот рай, но как могли в ад?
В зеленых глазах калики было глубокое сочувствие. Когда Томас
ухватился за горло, будто пытался удушить себя собственными руками, калика
толкнул молодого короля прямо на ложе. На лице калики отразилась горькая
насмешка:
-- Понять хочешь? Веру? Разве не ваш отец церкви изрек: "Верую, ибо
нелепо"? Ишь, понять... Это еще почище, чем понять Русь.
-- Но,-- простонал Томас,-- где же справедливость?
Он поперхнулся и умолк, лицо калики было таким, что вот-вот
разверзнется потолок, и его поразит божий гнев за богохульство даже только
в мыслях. Но калика перевел дыхание, вздохнул, могучая грудь опустилась.
Все еще гневным голосом сказал сдержанно:
-- Пора взрослеть, сэр Томас. И довольно искать справедливость на
свете. Ее нет, понимаешь?
-- Но как же...
-- Она есть только в нас самих. И остается там, куда приносим,--
похоже, калика понял, что хватил через край, поправился: -- Иногда
остается. На некоторое время.
-- А потом? -- спросил Томас убито.
-- А потом суп с котом. Грош цена той справедливости, за которую не
бьются ежечасно. А вообще-то, ты зря так рвешь жилы в крике, а сердце в
плаче. Нет-нет, потеря в самом деле велика, но убиваться не надо. Прими с
христианским смирением...
Томас вскочил, как подброшенный катапультой. Лицо побелело, кожа
натянулась так, что желваки едва не прорывали кожу.
-- Да пошел ты...
-- Ага,-- сказал калика со злым удовлетворением,-- поскреби англа,
отыщешь ли христианина?
-- А что? -- выкрикнул Томас.-- При чем тут христианин?
-- А то. Чего на меч кидался?.. Ваша рабская вера учит смирению.
Гордость и честь для вашей веры -- смертельный грех. Кто кинется на меч,
того даже хоронят не на кладбище, где люди! А за оградкой, где собак
закапывают...
Томас пробурчал, отводя взор:
-- Ну, уж и собак...
-- Ничего,-- сказал Олег насмешливо.-- Не думаю, что всех можно
превратить в рабов. Всегда найдутся люди, которые предпочтут кровью смыть
позор, бесчестье. Даже своей, если чужую пустить не сумеют.
Томас поспешно оборвал разговор, смутно чувствуя какую-то правоту
язычника, но не желая с нею соглашаться:
-- Но ты-то презренный язычник? Как бы поступил ты?
Калика произнес задумчиво:
-- Мы еще живы, а значит жива возможность вырвать Яру из рук адских
сил. Но главное, ты не должен так уж молотиться головой о стены. Хоть
камни здесь на совесть, но и голова у тебя... Особенно лоб...
Томас подпрыгнул. Глаза были дикие:
-- Как? Она в аду!.. Ее уволок обугленный мерзавец в адское логово к
чертям собачьим!
-- Да, но она -- красивая женщина.
-- И что? Говори, и что с того?
-- На красивую женщину и злой пес не гавкнет. Не зря говорят: не
родись счастливой, а родись красивой. Счастье, как и богатство, может
уйти, а за красоту всегда будут биться как рыцари, так и драконы,
великаны, гномы -- и эта мелкота туда же! -- Змеи, Кощеи... А девка только
сиди у высокого окошка да поплевывай семечки на дерущихся. Кто бы ее ни
завоевал, все одно не обидит. Это богатство можно отобрать, а девку под
зад коленом, но с красивой так не выйдет! Любой мужчина скорее богатству
даст под зад коленом.
Томас ощутил, как сведенная болью грудь чуть расправляется. Во тьме
забрезжил сла-а-а-абенький лучик надежды:
-- Ты хочешь сказать...
Калика удивился:
-- Я уже сказал яснее ясного. Красивых женщин не трогают даже волки в
лесу. Ты зря терзаешься, представляя, как ее там мучают. Голову наотрез,
что и пальцем не тронут. Кто ворует жемчужину, чтобы стучать по ней
молотком? Поверь, Яра в безопасности. Наоборот, к ней приставлены всякие,
чтобы ненароком пальчик не прищемила, красоту не попортила.
Томас на миг посветлел, но тут же брови сшиблись на переносице снова:
-- Кто это всякие? Хвостатые?
-- Хвостатые тоже люди,-- возразил калика.-- Ты с сарацинами якшался?
Ну, представь, что эти хвостатые тоже сарацины. Другой веры, но тоже...
гм... что-то умеют.
Томас тяжело вздохнул, но Олег видел, как сгорбленная спина чуть
распрямилась, а плечи раздвинулись. Только голос все еще оставался
встревоженным:
-- Но как бы ее... ну, понимаешь, не вздумали... силой.
Олег ахнул:
-- Томас, ты в своем уме? Ее ж не плотник похитил, который не чует
разницы между кухаркой и женой хозяина? Ее уволок хоть и мерзавец, но все
же рыцарь! А то не для себя, а кого повыше.
-- Повыше?
-- Ну да. Ворон ворону глаз не выклюет, а кус мяса отберет. Мужчины
друг другу уступают замки, земли, даже коней иногда, но не женщин. Женщин
отбирают, выкрадывают, уводят. Так и твою Яру уже мог отнять у твоего
мерзавца какой мерзавец повыше рангом. А раз выше, то еще больше знает
разницу между женщиной, которую берут силой, и женщиной, которую надеются
уговорить... Так что Яра сейчас в безопасности. Ее накормили, напоили,
переодели. Перед ней пляшут шуты, а адские барды поют адские песни.
Томас все яснел лицом, словно тучка сбежала с утреннего солнышка:
-- Спасибо, ты меня успокоил. Но я должен поспешить вырвать ее из
гнусных лап злодеев.
-- Да,-- согласился калика,-- спешить надо. А то с этими нарядами,
песнями да плясками еще и голову задурят. Все-таки женщина! Тем более,
красивая. Да и драгоценностей могут надарить полные сундуки, каких ни у
одного короля не найдешь...
Рыцарь вскочил, поспешно напяливал сапоги. Брови снова сшиблись на
переносице. Похоже, вспоминал, успел ли подарить своей невесте хотя бы
колечко.
Калика наблюдал с любопытством:
-- И куда ж ты?
-- Спасать! -- огрызнулся Томас.
-- А куда?
-- Не знаю. Потом придумаю. Мне в седле моего боевого коня только и
думается. За столом дяди Эдвина я засыпаю, как жаба в болоте, а когда
