лбу разгладились. Он довольно щелкнул языком: точно по росту.
Томас обернулся, поискал глазами:
-- Где священники?.. Я же велел собрать их всех по всем землям,
откуда успеваем до вечера!
Дядя Томаса выволок за шиворот трясущегося человека в черной
монашеской одежде:
-- Прости, Томас, но они еще не слышали, что их ждет и добавочная
плата.
Томас бросил коротко:
-- Окропи святой водой. Не жалей. За каждую ночь, проведенную в храме
с мертвой, каждый получит по сто золотых!
Священник ахнул, подался вперед, волоча вцепившегося в его ворот
дядю.
-- Конечно, конечно!.. Богоугодное дело!
Он торопливо брызнул святой водой на лицо умершей. Томас услышал, как
все ахнули. Лицо ведьмы страшно исказилось, веки медленно начали
подниматься. Кто-то из рыцарей попятился, двое вовсе бросились из церкви.
Старый Макдональд недрогнувшей рукой надвинул веки снова, придержал, и
лицо ведьмы медленно расслабилось.
Когда кропили саван, покровы, там вздымались дымки, а на плотной
материи оставались дыры с обугленными краями. Вторично лицо умершей
исказилось, когда священники хором запели панихиду. Томас украдкой и с
тревогой косился на калику, не потерять бы друга, но тому все как с гуся
вода, только морщится от чересчур усердных воплей. А потом и вовсе
предложил:
-- Неплохо бы гроб приковать цепями.
-- К чему? -- не понял Томас.
-- К помосту.
-- Да нет, я не о том. Зачем?
-- Да так... Не хотелось бы, чтобы начал летать по церкви. Стены
обобьет -- не жалко, пусть хоть все иконы порушит, но если такая махина
саданет в спину, синяком не отделаешься.
Томас ахнул, даже отступил на шаг:
-- Ты что? С чего бы гробу... да еще свинцовому!.. летать?
Олег развел руками:
-- Не знаю. Предчувствие. Как будто такое со мной уже было. Хотя
знаю, что нет. Ложные воспоминания? Но висит же гроб Мухаммада в воздухе
вот уже сотни лет?
Томас возразил:
-- Так то Мухаммада! Хоть и неверный, но все же святой. Для
сарацинов. А это тварь, предавшая веру Христа. Сарацины тоже не жалуют
предателей. Нет, это не бабочка, порхать не станет.
-- Ну гляди,-- ответил Олег.-- Твой гроб, твоя церквушка, твое
королевство.
Грохот сотрясал церковь. Со свода сыпалась пыль, мелкие камешки.
Шестеро дюжих кузнецов оковали гроб семью широкими полосами железа, а
потом еще наложили массивные цепи, прижали ими к полу и закрепили намертво
на штырях.
Томас качал головой:
-- Надо ли столько всего?
Священники один за другим брызгали святой водой на гроб, цепи, штыри.
Все блестели сперва в крупных каплях, потом с гроба на пол натекла большая
лужа.
Олег оглянулся на раскрытые врата. Тени легли резче, длиннее. Небо
окрасилось красным. Слышался конский топот, скрипели телеги. Громкий голос
Макдональда гремел как раскаты грома, в церковь поспешно вбегали
священники, испуганные монахи, срочно привезенные из дальнего монастыря. У
всех в руках были книги, священные реликвии, запахло фимиамом и
благовонными смолами. При виде Олега шарахались, кое-кто тут же начинал
творить молитвы.
Местный священник деятельно загружал всех работой, нанесли связки
толстых монастырских свечей, приклеивали перед всеми иконами, в каждой
нише и к каждому выступу, к аналоям и образам. Наконец церковь засияла
нестерпимо ярким светом, которого не знала со дня основания. Однако вверху
чернота стала угрюмее, злее, свод исчез, оттуда веяло холодом, словно
открылось черное беззвездное небо.
Томас чувствовал, как мурашки бегут по коже. При контрасте света и
тьмы иконы ожили, глаза святых сверкали, следили за каждым движением
молодого короля, а черты и без того аскетических лиц стали резкими как
вырубленные топором.
Послышались грубые шаги, в церковь вошел Макдональд. Негромким
голосом произнес:
-- Ваше величество, солнце зашло.
Томас быстро оглядел церковь:
-- Народу вроде бы довольно... Но на всякий случай замани еще пару
дюжин монахов. Заплачено будет хорошо. А сейчас накорми, если надо --
напои, но чтоб через пару часов все были здесь и начали читать молитвы.
-- Ваше величество,-- осторожно сказал Макдональд, -- Нечистая сила
появляется вроде бы только с полночи...
-- Знаю, но рисковать не стоит. Да и споются к тому времени,
осмелеют. Ты уже сказал про сто золотых каждому?
-- А разве сумел бы столько привезти народу? Стены монастыря крепче,
чем у этого замка. А так и настоятель прибежал, подобрав рясу.
Когда поздно вечером, плотно поужинав, подходили к церкви, на
колокольне раздался звон, а от приоткрытых врат уже доносилось пение. Оно
становилось все громче, по мере того как Томас и Олег подходили ближе,
увереннее. Когда переступили порог, двое рыцарей молча закрыли за их
спинами ворота и слышно было как лязгают массивные железные запоры.
Церковь была залита нещадным светом, слишком сухим и выжигающим, на
хорах громко и уже слаженно пели монахи. Около дюжины священников стояли
перед гробом, у каждого в руках книга, что-то бормотали. Массивный гроб
придавил помост, тот словно бы присел под неимоверной тяжестью. Томасу
почудилось, что алтарь погружается в землю под тяжестью грехов Клотильды.
-- Вроде все,-- сказал Томас озабоченно.
-- Подождем, увидим,-- ответил Олег.
Макдональд бросил на него острый взгляд, вздрогнул, чувствуя себя
так, будто оказался голым в чужом лесу среди ночи, и вернулся к рыцарям у
ворот. Воздух был теплый, быстро пропитался ладаном и фимиамом, свечи
наполняли еще и запахом расплавленного воска. Медлительные голоса певчих
сливались, колыхались, взмывали к черным сводам храма, и там тьма как
будто отступала, хоть и ненадолго, бледные лица были удлиненные и строгие,
а голоса чистые и сильные.
Фигуры священников перед свинцовым гробом колыхались и подрагивали,
Томас сперва встревожился, потом понял, что волны фимиама проделывают то
же, что горячий воздух в сарацинских пустынях, где показывает даже
несуществующие города.
Олег видел, как один из попов упал на колени, был поклоны и обливался
слезами, громко умоляя простить прегрешения усопшей, а другие в рясах
громко и мощно гудели как огромные шмели, шелестели страницами книг.
Томас ерзал, ночь слишком тянется, вдруг плечо калики отвердело, а
дыхание стихло. Скосив глаза, Томас видел, как напряженно вслушивается
красноволосый друг, затем и сам услышал далекий волчий вой. За окнами
метнулись гигантские тени, скрывая звезды. Неожиданно и страшно за
решетками раздался крик, визг, скрежет.
Стройное пение на миг сбилось, но тут же, словно ища спасения, монахи
запели громче, истовее, запрокидывая лица. Священники пали на колени как
один, били земные поклоны, громко молились, взывали к своему богу.
-- Сэр калика,-- прошептал Томас пересохшим горлом.
-- Взгляни,-- посоветовал калика.
Томас осмотрел себя:
-- Что не так?
-- На гроб глянь!
Цепи подрагивали, будто их перебирали невидимые руки. Донеслось едва
слышное звяканье. Томас с содроганием видел, как железные кольца тряслись,
словно пытались рассоединиться. Священники вздымали к своду руки, молились
громко, но все заглушал мощный хор монахов.
Томас то бросал ладонь на рукоять меча, то поспешно снимал, вспоминая
где находится. Калика вслушивался в дикие вопли за окнами, взгляд стал
отстраненный. Хрипло и страшно выли волки. Казалось, они окружили церковь
со всех сторон, заполнили весь замок.
Кто-то вскрикнул в ужасе, Томас быстро повернулся к воротам. Створки
подрагивали, засовы тряслись в широких железных скобах. Рыцари вытащили
мечи, глупо и бесстрашно встали у двери.
Настоятель монастыря, толстый круглый аббат, метался от монахов к
священникам, подбадривал, тряс крестом, брызгал во все стороны святой
водой. Вой за окнами не умолкал, только больше стало жутковатого скрежета,
словно хищные клювы старались перегрызть железные прутья.
Томас чувствовал, как от жаркого воздуха лоб покрылся потом, а затем
и спина взмокла, будто целый день рубился с сарацинами. Запах фимиама лез
в ноздри, забивал грудь, там першило, он уже не верил, что ночь когда-то
кончится...
...как вдруг сквозь дикий рев, вой и жуткий хохот явственно
прорезался чистый звонкий крик. И следом наступила гремящая непривычная
тишина, только хор разом запел еще громче, победнее. Томас понял, что вой
и сатанинские крики продолжались долго, он весь мокрый, трясется как
осиновый лист. Калика изумленно качал головой.
-- Кто бы подумал, что в нем такая мощь...
-- В ком? -- прохрипел Томас.
-- В петухе.
-- Это... был петух?
-- Не узнал? А кто у вас еще такой же гордый и драчливый, как рыцарь?
И такой же умный?
-- Сэр калика,-- сказал Томас и не узнал своего голоса,-- мы
выстояли?
-- Вроде бы,-- сказал калика с сомнением.-- Правда, еще две ночки...
Только на петуха и надежда. Гм, а с виду дурак дураком. Вот так и суди по
внешности
Рыцари послушали у дверей, потом двое сняли запоры, а остальные
обнажили мечи. Ворота открылись со скрипом, свежий утренний воздух пахнул
с такой силой, что Томас пошатнулся, ноги сами понесли к выходу, грудь
колыхалась, жадно хватая чистую свежесть.
Двенадцать рыцарей, что ночевали в церкви, весь день пировали в
главном зале, окруженные жадным вниманием. Им смотрели в рот, наливали в
кубки, шикали на тех, кто пытался перебить или заорать песню в другом
конце зала.
Если кто из них и подумывал о второй ночи с тревогой, то молодой
король раздраженно поглядывал на солнце, что двигалось медленнее
крестоносца, которого послали штурмовать крепость, где не было добычи.
Старый Макдональд велел привезти из монастыря еще свечей, заранее
прилепили рядом со старыми, те непривычно быстро сгорели до половины.
Лишь когда солнце клонилось к закату, лицо Томаса стало несколько
озабоченным. Судя по складкам на лбу, молодого короля посетили тревожные
думы, а то и неясные страхи. Олег видел, как несколько раз Томас раскрывал
уже рот, желая что-то сказать ему, но в последний миг сдерживался, лицо
снова становилось суровым и надменным.
Когда стемнело, и на черном небе высыпали холодные колючие звезды,
они снова направились к церкви. В темноте зловеще кричали вороны, шумно
хлопали крыльями. Томас ежился, невольно пригибал голову. Ночью все птицы
спят, даже вороны, а если какие и летают, как совы, к примеру, то
бесшумно, перед мордой пролетит не заметишь, если крылом не ляпнет.
Старый Макдональд пробормотал:
-- Кровли под ними гнутся, проклятые!
-- Это вороны,-- бросил Томас..
-- Да, но...
-- Всего лишь вороны,-- повторил Томас настойчиво. Он поймал
внимательный взгляд калики, повторил с некоторым раздражением.-- Ночные
вороны! Только много.
-- И только крупные, как индюки,-- пробормотал Макдональд в
сторону.-- И то и как кони. Только по весне старый Мангольд ремонт делал,
столько денег угрохал. Всю истопчут! На башнях вовсе заново кровлю
перестилал...
Ворота церкви открылись с такой неохотой, будто их удерживали
невидимые руки. Изнутри пахнуло могильной сыростью. Воздух был холодный,
промозглый, словно внутри церкви был другой мир и другое время года.
Рыцари с горящими факелами зашли первыми, их гулкие шаги сразу
потерялись, едва отошли на пару шагов. Красный свет очерчивал трепещущий
круг, Томас видел, как рыцари поспешно разошлись к стенам, там вспыхивали
