даже княгине.
Двери терема распахнулись. Томас с седла видел, как через двор к
воротами побежали с десяток стражей, у каждого в руках было либо копье,
либо меч, некоторые бежали уже с натянутыми луками.
В окнах княжеской палаты лиц как ветром выдуло, взамен трое увидели
суровое лицо князя, так непохожее на прежнее, сонно-ленивое, каким его
видели на пиру. Высунувшись по пояс из окна, он крикнул бешено:
-- Только коней беречь!
Олег свистнул по-скифски, пустил коня вскачь вдоль улицы. Томас без
всякой охоты последовал за ним, а за спиной звонко стучали подковы коня
Яры. Она вихрем обогнала рыцаря, не поведя и бровью, и они понеслись с
каликой плечо в плечо.
Улица изгибалась, сворачивала, наконец вывела на крупный базар. Народ
продавал прямо с телег, а мелкие торговцы сновали в толпе с лотками,
навязывали товар. Гвалт стоял такой, что даже грохот копыт сразу потонул в
море человеческих голосов. Отары овец и свиные туши продавали рядом с
шелковыми тканями, мешки с яблоками стояли среди столов с глиняными
свистульками.
Дорогу загородила длинная телега с глиняными горшками. Олег заорал:
-- Чьи горшки?
Из-под телеги вылез старик в холщовой рубашке, загородился ладонью от
солнца.
-- А?
-- Сколько просишь за горшки?
-- Ну... ежели возьмешь много...
-- Все беру! Ну, быстро!.. А то у другого возьму.
Старик взмолился:
-- Мои лучшие в городе!.. Ежели возьмешь все, то три серебряных...
аль половинку золотого...
Олег швырнул ему монету.
-- Бери целую!
Он спрыгнул с коня, рывком перевернул телегу, тут же звериным прыжком
оказался в седле.
-- Поехали!
Сзади был грохот, треск, а затем вопли и крики стражников, которые
попали под лавину горшков. Воз, торча вверх колесами, закупорил узкую
улицу. Погоня долго возилась, оттаскивая воз, больше мешали друг другу,
чем помогали, а трое унеслись с базара, выметнулись на тихую улицу.
Навстречу брели нищие. Томас, стремясь тоже сделать что-то полезное,
заорал:
-- Эй, с сумками!.. Где дорога на Лондон?
Нищие остановились, смотрели тупо. Один спросил дребезжащим голосом:
-- Эт какой-такой Лондон?.. Который за болотом возле Колупаевки аль
что аж за речкой... аль вовсе тот, что на Оловянных Островах?
-- Тот! -- заорал Томас. -- Который на Оловянных!
-- Прямо по этой улочке так в него и упретесь, -- ответил нищий. --
Ну, там еще болота будут, лес, море соленое, а затем и Лондон средь
болот...
Глава 8
Кони понеслись таким бешеным скоком, словно Лондон лежал прямо за
городскими воротами. Томас держал ладонь близко к рукояти меча, раскрытые
ворота приближались, но, странное дело, там не было видно даже обычных
стражей.
-- Стой! -- донесся сзади крик.
Томас узнал голос калики, остановил жеребца. Калика и Яра подъехали
настороженные, Олег сразу сказал зло:
-- Это же и есть северные ворота!
-- А мне и надо на север, -- ответил Томас надменно. Подумал, сказал
неуверенно: -- Ну, возможно, на северо-запад.
-- Нас предупреждали, чтобы ехали через южные!
-- А потом снова вокруг всего города?
-- Потратишь час, сохранишь день.
Томас обозленно озирался по сторонам. В воздухе чувствовалась
тревога, опасность.
-- За воротами -- Британия! -- сказал он. -- Что говорят тебе
обереги?
Он пустил коня в галоп. Олег последовал на корпус сзади, Яра
держалась рядом. Обереги предупреждали об опасности, называли ее сетью,
указывали на близость... Но разве они не шли каждый день через опасность?
Конь Томаса проскакивал ворота, когда впереди обрушилась железная
решетка из толстых брусьев. Конь с размаху ударился, едва успев выворотить
морду, ногу Томаса прищемило о железо. Он начал поворачивать коня, когда
сзади загремело. Томас повернул голову и увидел такую же стену из железной
решетки. Калика и женщина тоже оказались в ловушке, куда он затащил их по
дурости, решетка упала так близко, что едва не обрубила хвосты их коням.
Ворота были двойные -- такие Томас уже встречал в южных странах, но
не думал, что ворота прибегут сюда раньше него. Стены были, правда, не из
камня, а из толстых бревен, но наверху появились лучники и копейщики.
Скалили зубы, тыкали пальцами в пленников.
Томас заорал зло и надменно:
-- Кто смеет задерживать меня, сэра Томаса Мальтона, рыцаря
крестоносного войска?!
Со стены лениво ответили:
-- А чо? Мы смеем.
-- Трусы! Слезьте и сражайтесь!
Со стены загоготали:
-- Мы чо, дурни? Вы уже как мыши в клетке. Слезай, железная башка.
Князь вас возжелал видеть.
-- Мы уже были у князя.
-- Значит, понравились... ха-ха!..
Олег подъехал вплотную, шепнул:
-- Брось поводья. Скрестишь руки, я наступлю, ты брось меня повыше...
-- Понял, -- шепнул Томас, а громко спросил заинтересованным голосом:
-- Неужто князь решил одарить нас на дорогу?
Со стены ответили:
-- Наш князь такой!.. Даст, догонит и еще даст!
Олег с крупа своего коня прыгнул на сцепленные ладони Томаса. Двойной
толчок слился в один, калика взвился в воздух. На стене не успели глазом
повести, как бедно одетый человек, которого принимали за слугу, ухватился
за край стены, мигом оказался на ней. Опять не успели броситься на
неожиданно возникшего противника, как он сам прыгнул на них, столкнул двух
со стены, у третьего выхватил топор, ударил по голове, столкнул, а через
пару мгновений у него в руках было по топору.
Один бросил Томасу.
-- Руби засов!.. А то все жалеешь меч!
-- Не жалею, -- крикнул Томас обидчиво, -- а рыцарским мечом дрова не
рубят!
Яра оказалась возле деревянного засова размером с бревно раньше
рыцаря. Он с изумлением увидел, как она спешно рубит, только щепки летят
-- калика швырнул ей топор еще раньше, или же подобрала, -- обвешанные
оружием стражи сыпятся со стен, как груши в октябре.
Несколько стрел ударили по доспехам Томаса. Потом сверху обрушилось,
едва не выбив из седла, грузное тело стража. Томас крикнул рассерженно:
-- Смотри, куда кидаешь!
-- Не стой под... стрелами, -- огрызнулся калика.
Он сбил еще одного, затем второго -- Томас едва успел увернуться.
Нарочно он, что ли, подумал сердито. Любит выставить в смешном свете. Все
ему хаханьки, несерьезный какой-то местами. Когда мудрый, как пророк, а
когда чище шута балуется...
В два топора перерубили брус. Томас бил мощнее, но топор Яры падал
чаще, они рубили один брус в двух местах. Томас злился от такой глупой
траты сил, но и с ужасом думал, что если она перерубит раньше, ему от
такого позора хоть на меч бросайся!
В конце она видимо устала, рубила медленно, все время косясь на него,
и Томас последним мощным ударом перебил толстое дерево, сильно пнул в
створки ворот.
-- Готово!
Сверху обрушился грузный страж, едва не вывихнул шею. Томас от
неожиданности даже упал на колени, едва не клюнул носом землю. Сердясь,
что в такой нелепой позе его увидела Яра, заорал:
-- Хватит бросаться! Слезай!
Олег как рыжий вихрь двигался по стене, стражи падали то в одну
сторону, то в другую. Услышав рыцаря, он прыгнул с разбега прямо в седло.
Конь присел от внезапно обрушившейся тяжести, всхрапнул и заспешил вслед
за двумя сотоварищами.
Обернувшись, Томас увидел, как сбитые со стен стражи пытаются встать,
ползают по двору, цепляются за стены. Удивленно покачал головой, прокричал
в бешеной скачке:
-- Своих жалеешь?
-- Все свои... -- донесся ответ.
-- Кто?
-- Все люди на белом свете...
-- Но это ж твои русичи!
-- Твой пророк изрек, что нет ни эллина, ни иудея, ни урюпинца...
Даже англы и то, как погляжу, почти люди.
Они вырвались за ворота... успели вдохнуть свежий воздух... как вдруг
из-под конских копыт вверх ударили, разбрасывая пыль, тугие струи жгучего
черного дыма.
Кони поднялись на дыбы. Томас закашлялся: черный дым проник в легкие,
раздирал грудь, на глазах закипели злые слезы. Он ощутил, что пальцы
выпускают повод, а седло ускользает, как мокрая рыба.
Удара оземь почти не ощутил, кашель сотрясал тело. Сквозь слезы в
глазах видел, как из дыма возникли темные фигуры с замотанными тряпками
лицами. Грубые руки схватили, связали и потащили обратно в город.
Больше он ничего не помнил.
Выныривал из черного дыма Томас мучительно. Голова раскалывалась,
словно угорел, хотя черный дым был не простым дымом: так просто не свалил
бы с ног. До сих пор во рту жгло, словно наглотался черного перца. Но
перец ради его пленения даже Семеро Тайных жечь не станут, дорого.
Олег и Яра уже сидели, туго связанные, прислонившись спинами к
каменной стене. Слабый свет падал из узкого окошка под потолком, пахло
прелой соломой, мочой и гнилью.
Олег сказал сочувствующе:
-- Очнулся? Ты противился дольше всех... потому и наглотался больше.
Томас приподнялся, скривился от боли: тугие веревки врезались в руки,
скрученные за спиной.
-- Перегрызи мне веревку, -- попросил он Олега. -- Когда придут за
нами, мы должны быть готовы.
-- Идет. А ты пока грызи Яру.
Томас ощутил, как сзади его руки дергают, сам лег на бок. Тугие
веревки так врезались в ее нежную кожу, что та посинела, а под веревками
были ссадины. Он ощутил приступ такой слепой ярости, что попадись ему
сейчас тот, кто сделал такое, даже со связанными руками размазал бы
мерзавца по стенам.
-- Потерпи, -- сказал он негромко, -- я сейчас...
Он наклонился, но со скрученными за спиной руками двигался неуклюже,
ткнулся лицом ей в спину, сполз к веревке. Случайно, так он себе объяснил,
коснулся щекой ее пальцев. К щеке сразу прилила кровь, он ощутил, как боль
в голове исчезает, уходит бесследно. Ведьма, подумал он. Только ведьмы
могут исцелять одним прикосновением. Гореть ему в аду вечно...
Он заставил себя оторвать щеку, ее пальцы покраснели и распухли еще
больше, начал грызть веревку. Губы его несколько раз касались ее нежной
кожи, он чувствовал ее нежный аромат: от тонкой кожи пахло травой, лесными
цветами и чем-то неуловимым, от чего его сердце захлебывалось в странной
сладкой тоске.
Яра не двигалась, он чувствовал, как она застыла, даже будто
перестала дышать. Видимо, терпела, старалась не мешать. Внезапно он
ощутил, что ему стало легче держаться, непроизвольно уперся руками о пол,
услышал сзади хриплый голос:
-- Тьфу... Где они такие вонючие веревки нашли...
Томас стряхнул остатки веревок на пол, занемевшими пальцами бережно
взял ее скрученные руки.
-- Потерпи еще чуть, -- прошептал он.
-- Да я ничего... Мы все в одной яме, -- прошелестел ее ответ,
странно невраждебный.
-- То мы. А ты не должна...
Он с яростью грыз веревку, наконец бережно вынул ее посиневшие кисти,
осторожно разминал, корчась от мысли, что сейчас ее руки колют тысячи
невидимых иголок, когда кровь возвращается в онемевшие пальцы.
Послышался сильный хлопок. Калика встал, с отвращением стряхнул
обрывки веревки. На кистях были кровавые ссадины. Похоже, не дождавшись,
пока гордый рыцарь перегрызет и ему, попросту разорвал путы.
Единственная дверь была на высоте в два человеческих роста. Можно бы,
встав Томасу на плечи, дотянуться, но чтобы выбить ее, надо упереться, а
противоположная стена далековато. Стены из толстых глыб, Олег даже
простукивать не стал, чутье подсказало, что подземного хода или тайного
лаза нет.
-- Обереги ж предупреждали, -- пробормотал он.
-- Что?
-- Каменный гроб предрекли...
Томас, все еще разминая ее распухшие кисти, сказал:
