руками? Возьми нож!
С этими словами он молниеносно выхватил что-то из-за пояса и метнул в
калику. Томас не успел рта открыть, как калика еще быстрее отодвинулся, а
в его руке блеснул схваченный на лету нож -- длинный, чуть скошенный, явно
тяжелый.
-- Неплохой нож, -- одобрил калика, -- но тупой... И ржавый. Пошто
гуся позорить?
Он взвесил нож в ладони. За столом была мертвая тишина. Калика держал
воина на прицеле зеленых глаз, лезвие в его руке хищно поблескивало. Кровь
отхлынула от лица воина. Томас видел, как все потрясенно смотрят на
странного гостя. Никто из них не поймал бы нож, брошенный с такой силой и
явно умелой рукой.
Калика быстро и без размаха швырнул нож. Он пронесся мимо и выше --
на стене жалобно звякнуло. Один из тяжелых щитов, круглый и обтянутый
красной кожей, подпрыгнул, соскочив с колышка, но не упал -- нож
пригвоздил к бревенчатой стене.
-- Я по старинке, -- объяснил калика с набитым ртом. Он рвал гуся,
совал в пасть истекающие соком белые ломти. -- Странникам да каликам
грешно привередничать.
В мертвой тишине гости начали двигаться. В глазах князя Томас уловил
одобрение. Что ж, любой владетельный барон жаждет, чтобы за его столом
собирались необычные люди, происходили странные вещи, чтобы о них долго
рассказывали, чтобы те слухи обрастали новыми, пусть придуманными,
подробностями.
Слева от Томаса хмурый мужик придвинул к нему пустое блюдо.
-- Что ж, рыцарь, вот тебе посудина... Клади себе сам.
Томас с подозрением посмотрел на блюдо. Другие едят на серебре и
золоте, а ему простое железное, будто псу. Пока размышлял, как поступить,
руки сами свернули блюдо в трубочку, палец не засунешь, с грохотом покатил
обратно.
-- Спасибо. Мне не нравится цвет.
Он уловил улыбку князя. Дерзость везде приветствуется, если она
чем-то подкреплена. Иначе каждый бродяга полезет за княжий стол, да еще и
ноги на стол. Молодой отрок по знаку князя принес и поставил перед Томасом
серебряное блюдо, богато украшенное насечками, фигурами зверей и птиц.
Томас быстро оглядел стол. На золоте ели только сам князь и двое его
палатинов.
Острые глаза князя остановились на Яре. Она сидела гордая, с прямой
спиной, единственная женщина как-никак на мужском пиру, золотые волосы
заплетены в толстую косу, которую перебросила через плечо на грудь.
-- Как зовут тебя, красавица?
Она замялась, украдкой взглянула на Томаса, умоляюще на калику. Олег
сказал с набитым ртом:
-- Славный князь Доброслав... Ты многое уже понял, я вижу. Но нам
троим пока что лучше не называть своих имен.
Томас важно кивнул, его глаза не отрывались от блюд, которые отрок
перекладывал на его тарелку, а тарелка была размером с тазик.
-- Мы в тяжелом квесте, ваше княжеское величество.
-- За вами погоня? -- поинтересовался князь.
-- Засады чуть хуже... -- ответил Олег.
Теперь на них смотрели оценивающе-уважительно. Олег слышал, как у
некоторых скрипит в голове от старания понять, кто же они. Не все богатыри
сходятся даже к киевскому двору, а уж здесь и вовсе не каждый бывает даже
проездом, но слыхали и здесь о многих знатных, сильномогучих, непобедимых,
великих силой и удалью. Многие дают странные обеты, но нет странного в
том, когда гость не хочет называть своего имени.
Глава 6
Яра постоянно ощущала на себе тяжелый жаркий взгляд мрачного гостя,
что сидел на противоположном от князя краю стола. Вокруг него держались
его люди, видно сразу. Человек этот явно богат и знатен, лицо человека,
привыкшего повелевать, но глаза осторожные, прицельные. Такой умеет и
выслушать, чтобы твои же слова обратить против тебя.
Куда бы она ни поворачивалась, Яра чувствовала, как его черные глаза
следят за нею пристально и неотступно. Улучив момент, тихо спросила
калику:
-- Кто это?
Тот даже не переспросил, ответил так, будто уже расспросил гостей,
гридней и дворовых девок.
-- Шахрай. Владетельный князь рода Рюриковичей. Его земли лежат
западнее. Богат и знатен хоть убей, а еще у него несметные табуны, что-то
еще... запамятовал. Приглянулся?
Она зябко передернула плечами.
-- Еще бы. Я просто чувствую, как его глаза ползают по всему моему
телу!
-- Ну, -- сказал калика разочарованно. -- Удивила... Кто на тебя
смотрит иначе? Я знаю и такого, чьи не только глаза, но и губы поползали
бы...
Она проследила за его взглядом -- калика смотрел на бравого рыцаря,
ощутила, как горячая кровь бросилась в лицо, а по всему телу побежали
сладкие мурашки, ноги ослабели, а в низу живота стало жарко, словно на
солнцепеке.
Теперь перед Томасом стоял прибор из тонкого черненого серебра,
массивные серебряные ножи с богато украшенными рукоятями, а на блюде
истекал соком жареный поросенок, выкормленный на молоке и орехах, на
блюдах поменьше зазывно пахла севрюга, нарезанная тонкими пахучими
ломтями. В маленьких чашах желтело свежее масло, высились горки земляники,
клубники, морошки, черной смородины.
Томас осторожно поинтересовался:
-- Ваше княжеское преосвященство, а почему у многих на лице мелкие
ямочки? У вас часто бывает оспа? Я видел однажды в Сарацинии...
Князь отмахнулся.
-- Лет пять тому пришла мода есть вилками. Ну, вот этими рогульками.
Ну, понятно, это ж не стрелой подбить гуся в полете! Редко кому удается с
первого раза попадать в рот.
Томас удивлялся странным причудам. Ложки, вилки, щипцы... Все дурь и
вредное излишество, если можно брать гусиную лапу руками!
-- А чего не откажутся?
-- Если бы князь принуждал, уже б за мечи схватились. Головы бы
положили, но вилками есть не стали. А так -- мода! Это страшнее всего.
Всяк подчиняется, да еще и других спешит опередить.
По другую сторону Томаса быстро захмелевший старик, расплескивая
хмельное вино, рассказывал громко:
-- Это была битва битв! На нее съехались сильнейшие богатыри, а
князья одевали одежду простых ратников и вставали в первые ряды, дабы
добыть себе славу, а дружине -- честь. Кощунники сложили бессмертные
кощуны, где князья напущаше... э-э-э... белых кречетов на серых утиц,
кречеты -- это наши, а поганые утки -- не наши, где вскормленные с конца
копья и вспоенные, как кони, из шолома, рубили и крушили, добываше себе
честь, а князю славу... ага, это я говорил. Кровь лилась ручьями, реки от
пролитой крови вышли из берегов и затопили поля, нанеся немалый ущерб
сельскому хозяйству! Это был пир мечей, на котором гостей поили красным
вином и поили досыта!.. От рева боевых труб падали вороны на лету, а кони
глохли, от топота дрожала земля, от конского ржанья лопались уши, от их
навоза... гм... Яростно и доблестно сражались обе стороны, смерть в бою
была сладостна и почетна, а бегство позорно и обло...
Его никто не слушал. Похоже, он рассказывал уже не раз, да и описание
битвы напомнило Томасу схватки на равнинах Британии с такой точностью,
словно это рассказывал дядя.
Он с каликой и Ярой еще насыщались как опоздавшие, а за столом уже
пошли беседы. Князь провозгласил негромко, но все услышали:
-- Что нового слышно с границ, с дальних застав богатырских?
-- Бдят, батюшка!
-- Неусыпную службу правят!
Князь поморщился.
-- Это слова. А что было сделано? Кому отворот дали, кому рога сбили,
кто бивни сложил на границе нашей?
Переглядывались, пихали друг друга. Наконец один из старых богатырей
заговорил неспешно:
-- Проездом через заставу Тьмутараканскую я был свидетелем быстрого,
но непростого боя... С края восточного и преподлейшего, откуда была взята
наша вера христианская, -- он небрежно махнул рукой вдоль груди, похоже --
перекрестился, но Томас даже не понял, справа налево или слева направо, --
явилось чудовище озорно, стозевно... ну, вы знаете о ком я. Взялось
пожирать скот, задирать девок, что в лес за ягодами, и коров, что на
опушках траву, рыбу воровало из сетей... Народ взвыл, взмолился: где же
тот богатырь земли русской, что явится и спасет?
Князь крякнул:
-- А что ж сами? Вышли бы с вилами да косами!.. Знаю, даже мечи и
боевые луки есть в каждой третьей хате!
Старый богатырь с усмешкой развел дланями.
-- Ты ж знаешь свой народ... Что можно переложить на плечи соседа,
обязательно переложат. А тут еще по новой вере: все в руке бога, ни один
волос не падет без его воли... Это лучше, чем тонешь, а к берегу греби, на
богов надейся, а сам не плошай. Словом, молились и ждали. А зверь поел их
скот, поел их собак, разорил огороды, по ночам начал срывать ставни и
проламываться в хаты. Понятно, что утром находили только обглоданные
кости...
-- А что же соседи? -- вскрикнул князь. На его лице было сильнейшее
возмущение, Олег его понимал. Даже Томас хмурился и сжимал кулаки. Яра
сердито сопела.
-- А что соседи? Слушали. И знали, что завтра зверь проломится к ним.
Но лишь молились, вместо того чтобы хотя бы на ночь подпереть двери и
ставни. Пожранных зверем новый бог возьмет к себе, так сказано...
Неправедно пострадавшие, смиренные. Не пойму, зачем Христу такие
неумехи?.. Короче, во всем селе остались три уцелевшие семьи, когда мы
ехали через это село. Про зверя мы не знали, потому дивились пустым
разоренным избам. На ночь остановились у оставшихся. От них и узнали все.
Те жалели нас, советовали ехать дальше. Мол, нам все одно помирать, а
вам-то зачем?
-- Ну-ну, -- поторопил князь. -- Ты живой, я вижу!
-- Да разве это жизнь? -- отмахнулся богатырь. -- Считай, что зверь
меня съел. Или ты съел.
-- Но-но, не заговаривайся. Как зверя убили? Аль только отогнали?
-- Мы точили мечи, готовились к ночи. На вечерней заре уже услышали
его вой, смрадный запах. Зверь шел большой и сильный. Мы, охотники
бывалые, знали по запаху многое. Он шел прямо на нас. Мы, понятно дело,
изготовились с мечами да копьями. Кто крещен -- молился, кто в старой вере
-- призвал богов взглянуть на славный бой, а кто ни сюды Мыкыта, ни туды
Мыкыта, тот сопел да чесался, ждал. Зверь уже подошел к нашей избе и начал
отдирать приколоченные ставни. Поверишь, князь, толстые доски он срывал,
как листья лопуха! Мы уже видели его ужасную морду, когда послышался
конский топот. Со стороны заходящего солнца скакал огромный всадник. Когда
он подъехал к нашему дому, зверь кинулся на него. Клянусь, прямо от нашего
дома он прыгнул саженей на пять прямо на грудь всадника! Конь едва устоял,
а был огромный, как скала, жеребец, всадник же схватился со зверем.
-- А вы сидели и смотрели?
-- Обижаешь, княже! Мы высыпали на улицу, едва разобрали подпорки. Но
страшный зверь уже лежал на земле бездыханный, а всадник утирал слюни с
груди. Оказывается, он, не успев выхватить ни меч, ни даже нож, просто
обхватил зверя и прижал к груди с такой силой, что у того сломались кости
и обломками проткнули сердце и все внутренности.
-- Храбрый и находчивый, -- проворчал князь. Брови его сдвинулись. --
И сильный, не возразишь. Кто это был?
-- Увы, княже! Это был Михаил Урюпинец.
За столом повисло тяжелое молчание. Томас быстро осматривал лица.
Некоторые хмурились, другие прятали усмешки. Все посматривали на князя.
-- Цыц, дурни! -- сказал князь раздраженно. -- Это не слава, а беда
Руси, что вместо того, чтобы самим браться за топоры, сидят и ждут героя!
Да раньше и герои, как гуси, стаями ходили, друг с другом дрались, ибо
чужих враз зничтожали, а теперь только и остался, что Мишка Урюпинец.
Богатырь проворчал:
-- Он не один. Просто говорят всегда о сильнейшем. А вообще-то с
