копья и мечи, а они сидят и ждут, чтобы достаться победителю. Оно и верно,
от победителя крепче дети бывают. А на Руси, как рассказывал сэр калика,
они сами коня на скаку...
Он упал бы, но сильные руки поддержали. Томас тряхнул головой, очищая
взор, от чего забрало с лязгом опустилось и стало совсем темно. Он
сковырял пальцем грязь с решетки. Яра отпустила его, высматривала из-за
дерева цель. Ветер трепал ее золотые, как спелая пшеница, волосы, взгляд
лиловых глаз был хищным и нехорошим. В них была гроза, фиолетовые тучи и
злые молнии.
-- Я сейчас, -- пообещал Томас. -- Я сейчас...
Прячась за деревом, выждал момент. Разбойник свистел и свистел, не
прекращая жуткий свист, откуда из него и лезло, напротив него качался под
ударами невидимого ветра калика. Одной рукой он закрывал лицо, другой
лапал то ножи на поясе, то пытался достать из-за плеча лук.
Томас, перебегая от дерева к дереву, начал заходить сбоку. Кони
виднелись за стеной деревьев, они всхрапывали и пытались убежать, но Яра
сумела набросить узду на сучья. Разбойник следил за рыцарем налитым кровью
глазом. Не потерять бы чашу, подумал Томас с беспокойством. Уже терял,
вызволять труднее.
Другая мысль мелькнула в разгоряченной голове. Рядом с чашей подлое
колдовство язычников теряет силу, это убедился еще в деревянной башне. А
если попытаться и здесь?..
Он отступил, сорвал мешок с седла. Калика держался изо всех сил, ноги
его пропахали в земле две борозды, но его отжимало все дальше к деревьям,
не давая натянуть лук.
-- Да черт с нею, -- процедил Томас. -- Что чаша, когда друг в
беде...
Он начал подкрадываться ближе. Если швырнуть мешок так, чтобы если и
не шарахнуть врага по башке, то хотя бы попасть поближе...
Сзади раздался треск ветвей. Раздвигая кусты орешника, на поляну
выехал на огромном черном жеребце грузный воин. Тоже поперек себя шире, с
окладистой бородой, в кольчуге из таких крупных булатных колец, что
походила на рыбацкую сеть. Воин был в остроконечном шлеме, в богатырских
рукавицах. На правом локте висела на ремне булава чудовищных размеров.
Разбойник резко повернулся к нему. Свист стал оглушительным. Всадник
наклонил голову и прикрыл рукавицей лицо. Конь попятился. Всадник проревел
люто:
-- Куды, волчья сыть? Свиста не слыхивал?
Он угрожающе взмахнул плетью. Конь попробовал остановиться, еще
четыре канавы вспороли землю. Всадник с бранью хлестнул коня плетью.
Ремень с вплетенными полосками свинца распороли бок животного. Конь заржал
от боли, прыгнул вперед.
Свист стал таким оглушительным, что Томас присел и зажал уши. Конь
остановился после прыжка, свист толкнул его назад, конь опустился на круп.
Богатырь, чувствуя, что вот-вот потерпит поражение, сорвал с руки булаву и
с оглушительной бранью, перекрывшей свист, швырнул ее в разбойника.
Булава как огромный валун понеслась через поляну. Томас видел, как
она начала замедлять движение, с трудом проламываясь сквозь стену свиста,
может быть, не долетела бы и упала на землю, но Соловей-разбойник не
выдержал, в последний момент метнулся в сторону. Свист на миг прервался.
Богатырь, опытный боец, знал, когда ковать железо. Сорвав с руки
окованную стальными полосками рукавицу, швырнул ее с такой силой, что
Томас услышал лишь шлепок, словно о стену ударило комом мокрой глины.
Разбойник свалился, как подкошенный, в воздухе мелькнули задранные лапти.
Богатырь соскочил тяжело, но проворно. Разбойник не успел
подхватиться, как тяжелое, как скала, колено прижало к земле:
-- Опять буслайничаешь, волчья сыть?
Разбойник захрипел, выдавил с трудом:
-- Так я ж чо?.. Жисть такая, волчья, беспросветная...
-- У всех беспросветная, -- прорычал богатырь, -- так в лес же не
идут?
-- Так они ж не живут, а так... Ты хоть маковки с церквей посшибал,
потешился, отвел душу!
Богатырь, прижал огромной ладонью шею так, что разбойник не то что
свистеть, едва дышал.
-- Ладно, отвезу в Киев. Довольно тебе буянить.
-- И...Илья, -- прохрипел Разбойник, -- мы ж не первый раз
схлестываемся... И в Киев ты меня уже... Только нет больше Владимира...
Дерьмо там, а не князья... А мы с тобой еще помним настоящих...
Богатырь сказал упрямо, но уже с меньшей уверенностью в голосе:
-- Разбойничать нельзя даже при плохих князьях...
-- Илья!.. Если князю можно грабить народ, почему нельзя мне?
Томас нахмурился, оглянулся на звук шагов. Калика неспешно
приблизился. Богатырь оглянулся. На Томаса внимания не обратил, мало ли их
возвращается через Русь после похода на Восток, что они там назабывали,
дурни меднолобые, но при виде калики глаза расширились.
-- Ты?
-- Какой ты невежа, -- мягко укорил калика. -- Это вместо здравствуй?
Илья ответил, нахмурившись:
-- На заставе богатырской вежеству не учат. Я не просиживал задницу
на пирах Владимира!
-- И я не просиживал, -- ответил Олег негромко.
Он поднял мешок, отряхнул.
-- Ну, сэр Томас? Поехали дальше?
Затрещали кусты -- Яра вела под уздцы коней. Лицо ее было надменное,
без тени прежнего испуга.
Разбойник под коленом богатыря уже едва шевелил конечностями.
Багровая рожа вот-вот лопнет, глаза вылезали на лоб.
-- Эй... ты кто?.. Из настоящих? Замолвил бы словечко перед этим
зверем. Он, когда трезвый, мил-человек, но вчера, видать, ему два туза
выпало...
-- Замолчи, волчья сыть!
-- Грубый ты, Илюша, -- сказал Разбойник печально. -- И коня, и
такого замечательного человека, как я, кличешь одинаково. У тебя других
слов нету, да?
Томас ступил в стремя, зло покосился на русского богатыря. В самом
деле, разве можно и подлого разбойника и благородного коня звать
одинаково?
Олег был уже в седле. Обернулся.
-- Быстро ты из Царьграда. Как там?
-- Долго ли умеючи, -- буркнул Илья Муромец.
-- Умеючи -- долго, -- возразил Олег с легкой насмешкой.
Томас не понял, почему богатырь засопел и зыркнул зло, явно где-то
попал впросак на глазах калики, но Разбойник сказал с обидой:
-- Ты иди себе, иди! Мы с Илюшей поссоримся, мы и помиримся!..
Правда, Илюшенька? А то ходют тут всякие, а потом вещи пропадают.
Внезапно глаза Олега изумленно расширились. Томас поспешно оглянулся.
Из-за дерева в блестящем доспехе, в шлеме, с легкой саблей и кинжалом на
поясе, за плечами виднелся лук в дорогом чехле. Еще и оглядывалась
сожалеюще: на дереве оружия оставалось на добрую дружину.
Богатырь тяжело поднялся, вернулся к чудовищному жеребцу. Разбойник
тащился следом, в чем-то убеждал. Богатырь огрызался коротко и зло. Увидев
в просвете между ветками отъезжающих путников, Разбойник заорал:
-- Эй, калика!.. А ты хто?... Ты, случаем, не из нашей породы? Не из
старых?
Сопляк, подумал Олег брезгливо. Увидел бы ты настоящих старых, портки
бы пришлось менять.
Кони осторожно ступали через покрытые мхом валежины. Калика был по
обыкновению задумчив, с женщиной Томас разговаривать не желал: курица не
птица, сиди и сопи в тряпочку, куда конь с копытом, туда и рак с клешней,
то да се, еще подумает, что они равны. Наконец не утерпел:
-- Святой калика!
-- Ну?
-- Мне почему-то кажется, -- сказал Томас осторожно, -- что не в
первый раз они схлестываются.
Олег усмехнулся, смолчал. Томас смотрел подозрительно.
-- Что?
-- Да случай вспомнил...
-- Про Муромца?
-- И его свистуна...
-- Расскажи!
-- Ну, разве чтобы дорогу скрасить. Как-то идет Муромец по лесу,
глядь -- этот Соловей-разбойник распластался на дороге. Побитый весь,
скула сворочена, сопли кровавые... Двух слов связать не может, губы, как
оладьи, распухли. "Какой же Ирод тебя так!" возопил Муромец жалостливо.
Подобрал побыстрее, уложил в тени под деревом, перевязал ушибы, травы
целебные приложил... Поесть принес. Пожелал выздоравливать, пошел себе.
Глядь, раненый Змей лежит. Крыло ломано, челюсть сворочена, еле дышит.
Заохал Муромец, подобрал Змея, отнес к дубу, где Соловей-разбойник.
Перевязал раны и Змею, накормил, напоил... Когда ушел наконец, Змей и
говорит Соловью со вздохом: "Добрый наш Илюшка, когда трезвый. А как
выпьет, то сразу: не так свистишь, не так летаешь..."
Томас захохотал чисто и звонко. Даже слезы выступили. Олег смотрел с
удовольствием. А Яра морщилась, сказала неприязненно:
-- Чего зря зубы скалить?.. Дураку видно, Разбойник не ждал просто
проходящих. Его посадили прямо у нас на дороге.
-- Нас ждал, -- согласился Олег. -- Правда, мы сами перли, как в
корчму.
Томас сказал с неудовольствием:
-- Но кто?.. Разве мы не перебили хребет зверю? И как подоспел этот
богатырь земли вашей? Не послал ли его кто-то помочь?
-- Пресвятая Дева? -- спросил Олег насмешливо.
-- А разве он не христианин?
Олег пожал плечами.
-- Если даже и крещен, то у нас знаешь, что за христиане... Пока гром
не грянет, мужик не перекрестится. А и перекрестится, все одно не
вспомнит, зачем это делает. Мол, так велит Покон.
Томас сказал сочувственно:
-- То-то у вас гром даже без грозы грохочет.
Он чувствовал на себе вопрошающий взгляд Яры. Молча злился, даже
калика вряд ли объяснил бы, почему на них кидается всякая собака. А
рассказывать ей о чаше... Калика не зря помалкивает, он ничего не делает
зазря. Видать, что-то чует. Женщины все предательницы, так учил его дядя.
А он знает в них толк: из-за них потерял земли, деньги и честь. Даже собак
потерял. Не говоря уже о друзьях. Теперь живет у отца, не вылезает из
комнатки, которую превратил в библиотеку. Стал ну совсем грамотным...
Томас зябко передернул плечами, представив себе некогда могучего и
красивого рыцаря за, подумать только, пыльными книгами!
Глава 3
Когда перед ними вырос берег малой, по русским размерам, речушки, а
по-европейским вполне приличной, Томас воскликнул с досадой:
-- В Сарацинии лучше! Там дождь выпадает раз в сто лет. Если все
мечети разом запросят. Да и то испаряется, не долетев до земли. А уж рек
нет вовсе.
-- Да уж, в этом доспехе ты поплывешь, как топор.
Томас поглядел гневно. Олег поспешил поправиться:
-- Хороший боевой топор! Рыцарский.
Берег был пологий, заросший камышом, осокой. Томас приволок огромный
раскорячистый пень. Олег решил было, что рыцарь сложит на него доспехи, а
сам поплывет голым, даже высказал такое суждение вслух, кося хитрым глазом
сразу на Томаса и Яру. Томас вспыхнул, Яра проявила сдержанную
заинтересованность, но рыцарь решительно отмел такое нелепое
предположение:
-- А если водяные звери нападут?
-- Ты и в воде умеешь драться? -- удивился Олег. -- Чему только не
научишься в Сарацинии!
Томас хотел возразить, что до похода он уже был рыцарем, который в
двух соседних королевствах выбивал из седла в турнирах любого рыцаря, а до
третьего еще не добрался, но дыхания едва хватало тащить пень в воду,
ломая заросли камыша, выдирая с корнями болотные травы, вспахивая берег,
как сохой.
Они прошли почти половину реки вброд, затем поплыли рядом с конями, а
Томас еще и пихая перед собой растопыренный пень. Но едва их ноги
оторвались от дна, как снизу по течению с плеском понеслись к ним огромные
рыбины. Олег видел только спинные плавники, подумал даже на акул, очень
похоже, но откуда акулы в глухой лесной реке?
Он торопил коня, сам плыл изо всех сил, чувствуя полнейшую
беспомощность. Яра вскрикнула, затем ее конь всхрапнул, взметнулся и
