-- Хоть они и древние, -- заметил Дмитрий оценивающе, --
но зубы у них от старости не выпали...
В плотном воздухе начали появляться тяжелые, как снаряды
насекомые. Натужно гудя, продавливали воздух, крупные,
обтекаемые, в блестящих панцирях, похожих на скафандры,
защищенные от проникающей влаги, сырости. Взамен сложившихся
листьев растений от земли начали подниматься, испуская вздохи
облегчения, другие стебли, которым уже не нужно, спасаясь от
перегрева, испарять тонны воды. Между ними шныряли белесые
спины, обесцвеченные жизнью под землей...
Внезапно у самого основания пня выпал ком спрессованных
опилок. Из тоннеля высунулась огромная голова солдата. Он повел
сяжками, осмотрелся, неторопливо покинул муравейник. За ним
медленно, словно двигаясь в вязком клее, вышли еще двое, еще...
Неторопливые, двигаясь как в замедленной съемке, преодолевая
оцепенение, все как один крупные -- ни одного фуражира, одни
солдаты! -- они держали жвалы широко распахнутыми.
Наверху Дмитрий лег на край, чтобы лучше видеть, орал,
свистел, подзадоривал ксерксов. Его Димы там не было, но все
равно ксерксы были как средневековые рыцари, а нежнотелые
пришельцы из доисторических эпох смахивали на драконов. На
ксерксах блестели доспехи, а тела драконов были мягкими, гнусно
мокрыми, отвратительными.
Драконы были покрупнее, но рыцари отважно вонзали жвалы,
незащищенные тела сразу брызгали жидкостью, драконы бились в
агонии, выворачивались кверху брюхом, а ксерксы с торжеством
волокли трофей в замок, навстречу наградам, признанию.
Внезапно масса воздуха колыхнулась, как резиновая. Саша
вскрикнула, ее снесло с пня. Дмитрий успел схватить ее за
лодыжку. Оба повисли, и Кирилл выдернул их наверх.
Через миллионы лет ожидания докатились замедленные, почти
за пределами слышимости раскаты. Воздух то сжимался, то
распрямлялся, возникали ясно видимые разряжения, почти пустоты.
-- Засыпаю, -- вдруг проговорила Саша угасающим голосом.
-- Цепенею... Ночью по-другому...
Дмитрий, сам борясь с оцепенением, выудил из кармана
горсть капсул. Одну сунул Саше в сжатые губы, другую Кириллу,
сам поймал губами остальные.
Снова колыхнулся воздух, уже сильнее. Не удержался даже
Дмитрий, покатился по быстро впитывающей влагу древесине.
Кирилл с трудом обдирал с лица водяную пленку:
-- Все! Уходим!
Едва отдирая подошвы от влажного дерева, достигли входа в
тоннель. Дмитрий выругался: ксерксы наглухо забили входы,
перекрывая дорогу дождю. В панике, поглядывая на небо, царапая
пальцы, взломали баррикаду, протиснулись. К счастью, ксерксов
не было, ушли вглубь, иначе бы, как предположил Дмитрий, за
порчу жилища в особо опасное время... да в условиях
чрезвычайных...
-- Взглянем отсюда? -- умоляюще спросила Саша.
-- Только первые капли, -- предупредил Кирилл.
Высунув из шахты головы, они цеплялись за стены, чтобы не
сорвало ветром. Мир потемнел, воздух стал холодным. Далекие
стебли внезапно наклонились, почти легли вершинами, словно
пытались уползти от грозы.
В воздухе тускло блеснуло. Сверху падали крупные лепешки,
похожие на хлебный каравай, размерами с батискафы. Даже Кирилл
смотрел на капли дождя потрясенно. Ожидал их в той форме, в
какой видел уныло свисающими с водопроводного крана. Но здесь
гравитация на них не действовала, должны были падать и в виде
шариков, если бы не встречное давление воздуха.
Мир наполнился треском и грохотом. Пень задрожал редкими,
но мощными ударами водяных резервуаров. Каждая капля несла
цистерну воды, упакованную в тончайший целлофановый пакет. При
ударе пленка звучно лопалась, вода разлеталась странным
цветком: высокий столб в центре, вокруг венчик круглых
шариков...
Кирилла ударило с такой силой, что он полетел вниз, в
черноту. Тяжелая липкая масса потащила дальше, он с трудом
выбросил обе руки, зацепился, повис. Влага ушла дальше,
остальная впиталась в деревянные стены. Он сумел отлепиться от
стены, все еще ослепленный толстой, как ватное одеяло, пленкой
холодной воды.
Сверху доносились крики. Кирилл бросился на голоса,
прилипая, отдираясь, снова прилипая, сдирая с глаз лохмотья
воды, что обжигали холодом, впитывались через тонкую кожу.
Сослепу боднул Сашу, она одной рукой помогала Дмитрию
баррикадировать отверстие. Ее и Дмитрия не узнать под слоем
водяного чехла, куда намешались пыль и стружки. Оба работали
отчаянно, даже Саша с одной здоровой рукой... Пристыженный
Кирилл изо всех сил вколачивал в отверстие поленья опилок,
стружку, суетился, пытаясь помочь Саше.
Уже в темноте Кирилл ощущал толчки, слышал натуженное
дыхание, сопение, наконец хриплый голос Дмитрия проревел:
-- Все... По краю ударила! Если бы эту бомбочку да
поточнее... Эх! Засадило бы нас под самый... пенек. Прямо к
царице с расплодом.
-- Повезло, -- послышался прерывающийся голос Саши.
В темноте ее голос звучал часто и высоко, даже не
по-женски, а скорее по-детски. Но глаза начали быстро привыкать
к рассеянному свету, и вместо ребенка Кирилл рассмотрел силуэт
десантницы, увидел на ее поясе контуры бластера.
-- Ход все время делает изгибы, -- поправил Кирилл. --
Муравьи такие случаи предусмотрели миллионы лет назад.
Дмитрий отмахнулся, в темноте, как вспышка молнии,
мелькнули его белые зубы:
-- Все знают, все предусмотрели... Что-то же оставили и
для нас?
-- Гм, ты говоришь от имени муравьев? Смотри, сроднился...
Что-то оставили, конечно. Постараемся найти это нечто.
Они пошли по тоннелю, который в самом деле делал изгибы,
вилял из стороны в сторону. Навстречу, как из калорифера,
катились волны теплого сухого воздуха, чувствовалось давление.
В мышцах радостно квакнуло, появилась сила, кровь заструилась
быстрее. Дмитрий и Саша шли по-десантному, плечо в плечо, гордо
вскинув подбородки, но все еще похожие на две снежные бабы,
попавшие в жарко натопленную баню. От их облепленных водой
комбинезонов валил густой тяжелый пар.
На другой день с утра трое друзей намучались, разбирая
баррикаду. Поленья за ночь распухли, пропитались водой так, что
едва не раздвигали стены. Не только вода, воздух не проникал из
внешнего мира.
-- Пора постоянные двери навесить, -- сказал наконец
Дмитрий, пыхтя.
-- Вот и займись, -- предложил Кирилл.
-- А муравьи? -- спросила Саша.
-- Муравьи обучаются быстро. Это не гусеницу достать.
Взломав наконец вчерашнюю баррикаду, выбрались навстречу
холодному воздуху. Дмитрий первым выскочил на поверхность,
держа руки на бластере, раз уж Саше предназначено писать "Дон
Кихота" и сочинять симфонии, и Кирилл с Сашей услышали его
потрясенный вопль.
Солнце светило незнакомое, в разреженном до неощутимости
воздухе нет привычных поленьев пыли, паучков, клещиков. Сам
пень стоял в незнакомой стране. На месте муравьиных трасс --
черная перепаханная земля. Исчез лес гигантских растений, что
плотной стеной окружал пень. Зато на ранее пустом месте
вымахало за ночь что-то невиданное, колючее, жадно рвущееся
вверх...
Непривычно сильно пахло свежесрубленным деревом. Из-под
ног тянулось неизвестное, сильно изрезанное трещинами,
оврагами, ущельями желто-оранжевое плато. Вчера удирали с серой
плиты, почти ровной, сейчас оказались на горном кряже. Ливень
выбил грязь, вычистил, выдраил, теперь они стояли почти в
центре множества вдетых одно в другое светлых колец, словно
сюда врезался огромный метеорит, поднял деревянные волны,
которые, отбежав малость, застыли.
-- Какой динамичный мир... -- прошептала Саша потрясенно.
-- Он самый, -- подтвердил Дмитрий настороженно. -- Помню,
как-то в столичном ресторане продинамили, но то по молодости, а
сейчас... Динамисты, как я вижу, за каждым листом, держи уши на
макушке.
Из чернеющих тоннелей выходили хорошо отоспавшиеся за ночь
ксерксы. Спускаясь по пню, без тени сомнения расходились, на
ходу иногда касались друг друга сяжками, рассказывая вчерашний
сон, обмениваясь сплетнями про королеву.
Дмитрий покрутил головой:
-- Ну и парни... Никто даже не оглянулся. Мол, братцы, как
найдем дорогу? Не заблудимся? Ведь дорожные знаки изъяты за
ночь неприятелем!
-- Прогнозируют, -- предложила Саша.
-- Что? -- не понял Дмитрий. -- Не только силу дождя, но и
разрушения, изменения?
Они с надеждой повернулись к Кириллу, Кирилл грубо оборвал
их радужные крылья, растоптал и швырнул прочь:
-- Особенностями ориентировки ксерксов займемся позже. А
сейчас за работу!
Он столкнул их с края деревянного обрыва, бросился следом.
Глава 21
Из груды камней торчали скрюченные когтистые лапы,
высовывалась мощная голова с одним уцелевшим сяжком. Мертвые
глаза смотрели с тем же выражением, что и живые. Дмитрий
расшвырял глыбы, набросанные дождем, вытащил ксеркса. Тот был
без брюшка, литая грудь и стебелек пришлись неизвестному
хищнику не по вкусу, точнее, не по зубам, лапы уцелели тоже.
Дмитрий принял изувеченный труп на спину, но лапы
цеплялись за камни, Дмитрий падал. Саша взялась за одну лапу,
Кирилл за другую, так и понесли обратно до пня.
-- Не по себе, -- признался Дмитрий. -- Уже привык, что
страшнее ксеркса зверя нет!
Саша презрительно наморщила носик. Она знала, что никакие
звери не страшны тренированному десантнику. А если мужчины,
бывший сильный пол, трусят, то существуют на свете женщины!
В лаборатории Кирилла мертвую голову укрепили на
операционном столе. Оба испытателя с явным облегчением ушли на
свежий воздух, их муравьи вот-вот научатся доставать бананы, а
доктор наук снял со стены скальпель, больше похожий на штык
второй мировой, вздохнул, приступил к вивисекции.
Труднее всего извлекался надглоточный ганглий, мозг
муравья. Кое-как откромсав его от нервного ствола, Кирилл
разложил на свободной части стола. Корковое вещество большого
мозга развито дай Бог каждому, как сказал бы Дмитрий. Мозг
таких признанных интеллектуалов, как пчелы, осы ли шмели, не
идет ни в какое сравнение. Все равно что лемуры рядом с гомо
сапиенс...
Слабее развиты области обоняния, зрения. Проводящие к ним
нервы тонюсенькие, зато как развиты так называемые дюжардевые
тела! Можно понять тех, кто всерьез обвиняет муравьев, что,
дескать, скрывают возможности. Зачем такой мощный мозг? Ксерксы
ночью -- уходят до ста мегаметров! -- ориентируются по звездам,
хотя зрительных нервов у них мизер, если сравнить со скопищем
ассоциативных клеток. Какие химерические образы теснятся в
самом загадочнейшем и наименее исследованном мозге из
существующих в Природе?
Лезвие на миг зависло над дюжарденовым телом. Кирилл
задержал дыхание. Ну с Богом благословясь...
Вечером он почти дополз до пещерки вблизи поверхности,
куда проникал ночной холод. Отвечая на вопросительные взгляды,
еле ворочал языком:
-- Все не так просто... Их мозг намного сложнее, чем
казалось... Я составил карту вчерне, но чтобы выяснить какой
отдел чем ведает...
Он замер с открытым ртом. Утром, еще не открывая глаз,
закончил:
-- ... нужен живой муравей.
Чавканье прекратилось, Дмитрий прожевал, спросил угрюмо:
-- Будешь резать?
-- Подскажи другой выход, если знаешь. Конечно, можно
многое узнать, только наблюдая за муравьями. Я сам сторонник
этого метода! Но результаты нужны сегодня. Сейчас. Мы все
здесь, как я понимаю, начинаем вести себя немножко по-другому,
