Дмитрий, Кирилл, Кравченко и двое из будущей экспедиции:
Забелин и Хомяков. Эти держались индифферентно. Дмитрий заранее
ненавидел начальника-варяга. Кравченко хмуро перебирал
инструменты первой помощи.
Воздух был слоистым. Попадались жарко прогретые участки,
но чаще тянуло космическим холодом от глыб льда под опалыми
листьями. Насекомые бегали худые, отощавшие, набрасывались друг
на друга. Из-под метровых листьев медленно, с легким шелестом
раздвигая глыбы мокрой земли, поднимались ярко-зеленые молодые
листики. На бредущую экспедицию падали длинные изумрудные тени.
Молодой лес поднимался быстро, это было видно невооруженным
глазом.
К Двери подошли на четверть часа раньше намеченного.
Вокруг шевелилась земля, пропуская наверх белесые, быстро
темнеющие на воздухе столбы стеблей, шмыгали голодные, часто
линяющие, насекомые. Дмитрий и Кирилл держали бластеры
наготове, изредка стреляли сгустками клея. Оба чуть выдвинулись
вперед, прикрывая остальных, Кравченко стоял у самого люка,
ожидая пока красный сигнал сменится зеленым.
Хомяков с удивлением смотрел на выдвигающиеся прямо на
глазах толстые стебли. Один из них держал на макушке расколотое
семечко, прикрываясь его твердыми стенками как щитом, пока
проламывал слой земли. Стебли вырастали из земли мощно,
напористо, безудержно.
-- Весна! -- сказал он благоговейно. -- Силища...
Звякнул зуммер, красный свет погас. Кирилл ринулся к
Двери, забыв, что собирался стоять в стороне.
В металлическом карцере, последней ступеньке гигантского
Переходника, лежал на полу вниз лицом крупный забинтованный до
глаз человек. Кирилл перевернул его, с другой стороны поддержал
Кравченко, Кирилл едва не разжал пальцы... Перед ним был
бледный, измученный Ногтев!
Его губы чуть шевельнулись:
-- А я еще думал... кто войдет первым...
Кравченко сунул в его рот капсулу, придержал подбородок.
Когда вынесли наружу, громко ахнул Дмитрий. Кирилл выхватил у
него бластер, сбил с ног выскочившего прямо на них гигантского
паука. Хомяков и Забелин умело и без особых церемоний запихнул
Ногтева в специально скроенный для таких случаев прозрачный
мешок с баллончиками для дыхания.
Пока бегом неслись обратно, лицо Ногтева чуть порозовело,
из глаз начала уходить боль. И так крупный, с широкой грудной
клеткой циркового борца, в бинтах выглядел еще мощнее,
огромнее. Он оживал на глазах, крутил головой, рассматривая
людей.
Кирилл не выдержал, сказал громко:
-- Аверьян Аверьянович! Я очнулся через неделю на столе у
Кравченко.
Ногтев слабо ответил из мешка:
-- А кто орал, что времени в обрез? По необходимости,
Кирилл Владимирович!
Кирилл угрюмо подумал, что никакая необходимость не
заставила бы его очнуться раньше времени. К тому же зря Ногтев
очнулся раньше времени. Хирурги там сделали львиную долю
работы, но остальное доделывает микроинструментами Кравченко...
Кирилл зажмурился, отгоняя жуткие картины.
На другой день Кирилла и других участников экспедиции
неожиданно вызвали к Кравченко. Ногтев лежал на широкой
выструганной полке, был в сознании, выглядел терпимо, хотя был
обклеен датчиками и подключен к аппаратуре.
-- Начальство всегда отдает верные распоряжения, -- сказал
он, улыбаясь одними глазами. -- Надо уметь верно их выполнять.
Я составил докладную, обосновал, привел выкладки. Конечно, были
и другие кандидаты, но мне показалось, что вы не так уж против?
-- Против вас -- никогда, -- сказал Дмитрий поспешно. --
Только вы не напрягайтесь. Даже я два дня отходил, языком не
мог шевельнуть.
-- Я -- старая гвардия... А как вы, Кирилл Владимирович,
относитесь к такому руководителю?
-- Вы -- наименьшее изо всех зол, -- ответил Кирилл. --
Мне кажется, получи вы правильное образование, могли бы стать
неплохим мирмекологом. Только в самом деле не напрягайтесь! Раз
уж повезло с руководством, не хотелось бы потерять его так
сразу.
-- Благодарю, -- ответил Ногтев. Он плотно зажмурился,
переживая приступ боли. Через несколько мгновений лицо
расслабилось, взгляд медленно прояснился. -- Начальство
довольно, прислало надежного человека. Проверенного и
перепроверенного. Вы тоже мне как будто доверяете. Думаю,
сработаемся.
Кравченко сделал ему укол, озабоченно пощупал запястье. На
лице его проступило почтительное изумление.
-- Кирилл Владимирович, -- объявил Ногтев едва слышно, --
я оставляю за собой общее руководство, оперативную часть
поручаю вам. Фактически начальником экспедиции остаетесь вы. Я
не боюсь оказаться свадебным генералом.
Кравченко быстро оглянулся на сияющие лица, строго опустил
ладонь на широкий лоб Ногтева:
-- Довольно. На чем вы только держитесь? Спите,
набирайтесь сил.
Ногтев слабо улыбнулся бледными бескровными губами:
-- Уже набираюсь. Здесь так легко, не поверил бы... Только
теперь понимаю, что это было за чудовище -- атмосферное
давление.
Кравченко покачал головой, глаза его были серьезными и
очень обеспокоенными:
-- Вы пошли на чудовищный риск. Вас изрезали как никого
другого, да еще я удалил больше, чем собирался...
Он умолк, начал изучать экраны, где безостановочно бежали
цифры, прыгали цветные чертежи. И Ногтев скупо улыбнулся:
-- Можете не держать врачебную тайну так строго. Я сразу
узнал о своей злокачественной... Пробовали лапшу вешать, но я
стреляный воробей. Оставалось полгода...
Кравченко сказал осторожно, бросил пугливый взгляд на
окаменевших гостей:
-- Вы играли рискованно, но... выиграли. Мы все убрали.
Если появятся метастазы, то здесь их добить легче. Как и другие
болезни!..
Кирилл видел, что интеллигентность не дает Кравченко
хвалиться, и Кравченко в самом деле поспешно добавил:
-- Правда, могут появиться новые, еще неизвестные.
Дверь бесшумно распахнулась, в помещение осторожно
продвинулся длинный, очень худой жук ростом с теленка. Двигался
он на тонких лапах, озирался пугливо, нервно поводил сяжками,
готовый при первом же окрике "Брысь!" удрать, стать в
чемоданчик, упасть мертвым как жук-притворяшка.
Его никто не видел, кроме Ногтева, все сидели спиной к
двери, и Ногтев с усилием взял ломоть сушеного мяса, сказал
"Ап!". Жук подбежал, благодарно схватил подачку и поспешно
выбежал, смешно подбрасывая зад.
Кравченко сказал сварливо:
-- Вижу, телекамеры работают исправно. Только не все
привычки перенимайте! Уже наприваживали попрошаек, не знаем как
избавиться. Косяком прут, нащупали добреньких.
-- У вас целый зоопарк, -- сказал Ногтев с натужным
смешком. -- Я думал, бред продолжается.
Заговорил Дмитрий, в его голосе прозвучала победная медь
духового оркестра:
-- Это все бесполезники, Аверьян Аверьянович! Настоящие
парни -- ксерксы. Самый лучший из них -- мой друг Дима.
На его плече дремало невообразимое страшилище, у Саши на
коленях свернулся пластинчатый жук, размером с панголина, по
стенам и потолку бегали огромные многоножки, жуки и рогоноги.
Дрались, шипели друг на друга, скрещивали острые мандибулы, со
стуком грохались на пол, разбегались, возобновляли возню...
-- Никогда не привыкну, -- вздохнул Ногтев. Его глаза
закрылись, голос упал до шепота, -- стар менять привычки. Если
не любил пауков, когда были с ноготь...
-- Я консерватор, -- говорил он дня два спустя, находясь
уже в своей комнате. -- Привычки не поменяю, увы. Возраст!
Авось в экспедиции будет легче. Я ведь летал, с парашютом
прыгал, с дельтапланом знаком...
На коленях у него блаженно выгибался и поскрипывал
мандибулами крупный паук-торлик. Пальцы Ногтева механически
перебирали длинную шерсть. Пауков Ногтев не терпел. На коленях
у него нежился не паук, а толстый сибирский кот. По крайней
мере, паук здесь работал котом, а где кот в доме, там покой,
уют и благополучие.
-- У нас готово, -- сообщил Кирилл. -- Стартовать можем
через неделю. Успеем перетащить необходимое в гондолу, проверим
и перепроверим. Сороконожки обещают ясную погоду на ближайшую
неделю, а трипсы гарантируют на три недели. Правда, с
двухчасовым перерывом на дождь двенадцатого июня. Надо
стартовать в первый же день циклона.
-- Ну и приборчики у вас, -- заметил Ногтев. --
Долгосрочные прогнозы! Трудно научиться ими пользоваться?
-- Все умеют, -- заверил Дмитрий с удовольствием. -- Даже
Мазохин разбирается в их... шкалах, делениях, стрелках. Это
правило техбезопасности! Без полной сдачи техминимума по
опасным, полуопасным и нейтральным насекомым на поверхность не
выпускаю. У меня здесь железная дисциплина, Аверьян
Аверьянович! Техбезопасностью заведую я, так что сами
понимаете...
-- Понимаю, -- ответил Ногтев. -- У вас хорошие
казарменные порядки. Каждый носит в себе фельдфебеля, а это
страшнее старого бюрократа Ногтева... Что осталось сделать для
экспедиции?
-- Только надуть воздушный мешок, -- отчеканил Кирилл с
непривычной для себя лихостью. -- И обрубить концы. Запасная
горелка, рация, тройной запас горючего, оружие, запасные
комбинезоны, яды, контейнеры с химикатами и все-все прочее
подготовлено с прошлой осени. В гондолу перегрузим за сутки.
Кравченко, который все еще тщательно следил за
выздоровлением Ногтева, заметил ядовито:
-- Немировский уже две учебные боевые тревоги провел с
тоски! И одну пожарную.
-- С персоналом? -- не поверил Ногтев.
-- В основном Сашу и Димку натаскивает. В восторге все
трое.
С края пня хорошо просматривался наполовину зарывшийся в
песок красивый блестящий шар, похожий на новогоднюю елочную
игрушку. Эту гондолу умельцы Большого Мира делали две недели,
пока Кирилл не сообразил, что их гондоле вовсе не обязательно
быть копией батискафа для погружения в Марианскую впадину.
На пне, почти в самом центре, стоял железный куб, черный
как сажа и ребристый как батарея водяного отопления,
ощетинившийся крючьями, якорями, толстыми стволами гарпунных
пушек, бластеров. В стенах бугрились крышки люков, блестели
стекла иллюминаторов. Такие же два люка и огромный иллюминатор
были в днище гондолы.
Крючья выдвигались и убирались, ребра лучше нагревало
солнцем, они хорошо держали тепло, но благодаря ребрам на
стенах гондолу будет нетрудно охлаждать ветром. Корпус
испытывали под ударами сорокатонного молота -- зачем?.. Ткань
мешка выдерживала любые кислоты, которые могли схимичить в
своих железах насекомые, на растягивание превосходила мыслимое
и немыслимое, а разрезать ее можно было лишь на особых
механических ножницах...
Гондола была размером с трехэтажный дом. Нижний этаж
пустили под трюм, где разместили пропановый бак, запасное
оборудование, на среднем этаже -- кают-компанию и несколько
небольших комнат, благо размеры позволяли, а верхний этаж
разгородили тремя перегородками, смутно представляя еще, зачем
они пригодятся. Ну, подручное оборудование, оружие, стрелы для
гарпунных пушек, баки с клеем... Но свободного места оставалось
три четверти пространства. Это не тесная корзина, в которой
аэронавты путешествуют в Большом Мире!
На самом верху гондолы оборудовали две площадки,
расположенные на противоположных концах. Одну, поменьше, тут же
окрестили капитанским мостиком, а вторая, таким образом,
оставалась для публики, смотровая.
Пропановые горелки испытывали десятки раз, теперь они
