-- Слава! -- прошептал он.
Успел повернуться, увернулся от удара меча, парировал
рукоятью. Мелькнуло бледное от усилий лицо, он ударил кулаком
прямо между глаз. Сухо хрустнуло, но для надежности он опустил
кончик топора на горло упавшего, полоснул. Горячая струя из
главной жилы брызнула тугой струей.
Яростный крик заставил подняться топор. К нему бежали
двое: Роговой Медведко и иудей, а далеко за их спинами маячили
еще двое. Медведко ругался в бессилии: выросший на просторе Рус
оказался куда быстрее на ноги. Не разгадал этого руса, и убиты
четверо.
Рус видел, что Медведко стережет глазами каждое его
движение, стараясь загородить дорогу. Громкими криками торопил
остальных, те спешили изо всех сил. Первый уже добежал, совсем
без сил, остановился возле Медведка. Его шатало, пот стекал
градом, но кровь на нем была только на ногах.
Они видели, как Рус молниеносно нагнулся. В его руке
очутился втоптанный в кровавую грязь короткий дротик.
-- Получи, Медведко! -- крикнул Рус громко и яростно.
Медведко качнулся в сторону, но ошибку понял слишком
поздно. Дротик пролетел пять шагов и с силой ударил в грудь
иудея. Тот явно тоже не ожидал, что скиф крикнет сильному, а
швырнет дротик в слабого, иначе успел бы уклониться.
Медведко заскрипел зубами. Скиф вскинул топор, но Медведко
отпрыгнул, как большой медведь, в глазах были злость и
унижение.
-- Ну что же ты? -- крикнул Рус. -- Трусишь?
-- Знаешь... не трус... -- проревел Медведко, он брызгал
слюной, но глаза оставались трезвыми, и Рус с холодком понял,
что выросший в борьбе с медведями лесной человек приучен не
терять голову, не яриться, -- но... ты... я человек... больше
не дамся!
Ему под ноги сзади попался труп, Рус сделал вид, что бьет
топором, однако Медведко звериным чутьем или пяткой ощутил, что
сейчас упадет, переступил, а тем временем сзади подбежали,
волоча ноги, два иудея. Оба сухие, чем-то одинаковые, как
братья. Одного Рус даже знал, его звали Иона, охотник и сторож
посевов, а теперь еще и военачальник, заменивший погибшего
Иисуса, своего старшего брата. А второй... второго он видел,
когда тот приносил цветы его сестре Заринке. Цветы и какие-то
иудейские украшения на золотой цепочке.
-- И все равно... их землю не возьмешь, -- прохрипел
Медведко с ненавистью.
Он набросился с яростью, лицо перекосилось, изо рта
брызгала слюна, текла пена. Рус дышал тяжело, в груди была
пустота, сил не осталось, отступал шаг за шагом, сотрясался от
ударов. Иудеи начали заходить с двух сторон. Один выронил меч,
поднял из-под ног облепленное красной грязью копье, отошел в
сторону еще дальше. Рус видел его прицельный взгляд. Иудей был
немолод, значит -- опаснее Медведка. Второй еще старше,
опытнее, весь из тугих жил: уцелел до конца схватки, значит,
знает, с какого конца хвататься за меч.
Внезапно Рус перевел взгляд за его спину, едва заметно
кивнул. Иудей, настороженный как зверь, мгновенно повернулся,
вскидывая щит, чтобы защититься от удара, и в этот миг самый
кончик топора Руса полоснул его по шее. Иудей повернулся как
ужаленный, в глазах был стыд, что обманули так просто, он
раскрыл рот, но оттуда хлынула кровь. Закашлявшись, рухнул на
колени.
Рус тяжело отпрыгнул, с трудом избежал двойного удара меча
Медведка и копья иудея. Ноги подгибались, он едва заставлял
тело двигаться, но губы раздвинул в усмешке:
-- Вас осталось двое...
Медведко бросился вперед с ревом. Рус шагнул в сторону,
топор столкнулся с мечом, тяжелое лезвие срубило шишку на
рукояти, а на груди лесного богатыря пролегла длинная полоса,
откуда сразу потекла широкой струей алая кровь. Рус отступил
еще на шаг, в этот момент иудей, стараясь помочь Медведку, с
размаху ударил копьем.
Рус пытался увернуться, но усталые мышцы едва сдвинули
тело. Острое лезвие ударило в бок, ожгло, как будто туда
воткнули раскаленный штырь. Рус ухватился за древко, дернул на
себя. Иудей, не отпуская копья, налетел на Руса. Тот ударил его
лбом в переносицу. Толстый бронзовый обруч проломил череп,
иудей выпустил копье и осел на колени.
Медведко бросился вперед, спеша добить раненого врага. Рус
с трудом отражал удары, копье висело тяжелое, пронзив бок
насквозь, сковывало движения. Он слышал, как бежит горячая
кровь и уже хлюпает в сапоге.
-- И все равно... -- прорычал Медведко.
Он был бледнен от потери крови. Страдальчески закусил
губу, синие вены выступили на висках и шее. Движения его стали
медленными.
В глазах темнело, Рус видел сквозь красный туман, как
бледный от потери крови Медведко отшвырнул щит, ухватил меч
обеими руками. Он был весь в крови, в глазах была решимость
закончить бой сейчас, пока не упал без сознания.
-- Боги, -- вскрикнул Рус, но сам не услышал своего
шепота.
Так же замедленно пытался поднять топор, тот внезапно стал
весить целую гору. Смутно видел, как надвинулся огромный
человек, начал поднимать меч. Рус хрипло выкрикнул свой боевой
клич, бросился вперед, столкнулся, обхватил обеими руками.
Не упали, стояли по щиколотку в крови, своей и чужой,
сжимали один другого в объятиях. Рус чувствовал, как затрещали
ребра, по всему телу стегнуло болью. Он закричал дико,
по-звериному, сам сжал противника изо всех сил. Тот был
необъятно толст, пальцы скользили по скользкой от пота и крови
коже, а под кожей были твердые как гранит мышцы.
-- Ты... не победишь... -- услышал он страстное дыхание
Медведка. -- Ты не сможешь...
-- Смогу, -- прошептал Рус.
-- Это я... могу...
-- А я... перемогу!
В голосе Медведка он уловил смертельную усталость. Он
хрипел как старик, его шатало, и Рус, который думал только о
том, что сейчас умрет, изо всех сил жал и жал, пальцы Медведка
начали слабеть, в глазах чуть прояснилось. Он набрал в грудь
воздуха, сжал сильнее. Медведко обмяк, сделал движение
оттолкнуться.
-- Слава богам, -- прошептал Рус.
Он намертво сцепил зубы, набрал в грудь воздуха так, что
затрещали легкие, сдавил изо всей силы, вкладывая в это
движение все остатки жизни. Послышался хруст, щелчки, будто
глубоко внутри лопались жилы, затем над ухом захрипело. На
плечо плеснуло горячим, и он понял, что брызнуло кровью изо рта
Медведка.
Молодой воин безмолвно опускался на землю. Рус повалился с
ним. Смутно слышал далекие крики. Потом вроде бы донесся топот
ног. В мозгу пронеслось страшное: если он не повесит на столб
доспехи и голову врага, то битва будет признана равной. И
тогда... страшно подумать, что будет тогда. Вторую такую битву
его племя уже не перенесет.
Упершись руками в вязкую землю, поднялся огромный и
страшный, покачался, выдерживая равновесие. Земля качалась и
дергалась под ногами, как необъезженный конь. Кто-то хрипел,
как загнанная лошадь, но в живых остался только он, так что
хрипы были его, как и боль, разочарование, а радости победы
впервые не чувствовал.
Трупы лежали грудами. Лица были искажены, раны были столь
страшными, что от каждой можно было умереть, но он видел, как с
этими ранами сражались, получали новые, продолжали драться,
пока не умирали от потери крови, стоя.
Ноги разъезжались, кровь стояла в лужах, а кое-где уже
текла ручьями. Красно-багровыми, тяжелыми, зловеще медленными,
пахнущими потерянными жизнями.
Столб приближался медленно, потом его повело в сторону.
Рус ощутил, что поднимается с колен. Видимо, на какой-то миг
потерял сознание. В ушах звенело сильнее, кровь все еще текла,
и если не успеет к столбу сейчас...
Со стонами, почти плача от бессилия, он брел и брел,
наконец столб оказался перед ним. Рус ухватился за него обеими
руками, мгновение постоял, но слабость охватила с такой
сладостной мощью, что он ясно понял: сейчас умрет. Почти не
понимая, что делает, он нагнулся, пальцы зацепили чей-то топор,
но в глазах было темно, и он не понимал, кто из убитых иудей, а
кто рус. У всех лица одинаково в крови и грязи, все с
перекошенными лицами, все погибли в бою честно...
Потом он рубил, поднимал обеими руками, по лицу текло
горячее, наконец разверзлась тьма. Он расправил крылья и с
облегчением полетел в небытие.
Глава 51
Соломон не повернулся на стук шагов. По шаркающему шагу
узнал первосвященника, а с ним говорить не хотелось вовсе. На
сердце были ядовитая горечь и странное смятение, которое
вот-вот должно было оформиться в слова.
Лицо Аарона светилось свирепым восторгом. Уже умирающий,
он сумел подняться со смертного одра, когда узнал подробности
лютого боя.
-- Мы победили, -- сказал он сдавленным голосом, и Соломон
видел, что престарелый первосвященник едва сдерживается от
наплыва лютой радости, столь свойственной скифам. Его сыновья и
внуки отомщены, отомщены... -- Мы победили!..
Соломон покачал головой:
-- Разве?
-- Еще как! Сто иудеев на равных дрались со ста скифами. К
следующей битве подготовимся еще лучше. К тому же нас больше.
При таком соотношении потерь они полягут все, а у нас меньше
трети! Да, и мне каждый человек дорог, но речь идет о полном
истреблении страшного племени Гога и Магога!
Соломон промолвил устало:
-- Разве мы можем нарушить слово?.. Хотя нет, я говорю не
о том. Конечно можем. Но и не можем.
-- Опять выкрутасы фарисеев?
-- А ты предпочитаешь самоубийственные интриги саддукеев?
Аарон перевел дух, лицо было желтое, сказал сорванным
старческим голосом:
-- Но ты не сможешь отрицать, что это наша победа.
Соломон сказал мертвым голосом:
-- Подождем, что скажет Совет.
Аарон всхрапнул. Соломон смотрел в сторону стана скифов,
но все еще видел лицо первосвященника. Странным образом оно
было похожим на лица скифов. Все воины, подумал он невесело,
похожи как колья в частоколе, а все мудрецы разнятся, даже если
родные братья. И все потому, что в ночи мы все одинаковы, наши
желания просты и понятны. Чем люди глупее, тем проще сходятся
друг с другом, а чем выше, тем труднее их понимают даже
близкие.
-- Ты воин, -- сказал он вслух. -- Аарон, ты ведь воин с
головы до ног.
-- Да, -- ответил Аарон твердо. -- А разве ты не воин за
наши цели? За наш путь?
-- Воин, -- ответил Соломон невесело, -- но для меня это
не битва мечей.
-- Думаешь, скифы понимают что-то иное?
-- Нет.
-- Тогда что же?
-- Не знаю, -- ответил Соломон убито. -- Все еще не знаю.
-- Опомнись, Соломон! Разве не ты твердил о необходимости
крепить стены, ковать оружие... или хотя бы не перековывать
старые мечи на новые орала, не ты ли твердил, вызывая всеобщее
раздражение, о необходимости быть готовыми к приходу других
народов? И вот теперь мы все думаем так, как ты. Чего же ты еще
хочешь?
Соломон устало развел руками:
-- Если все думают, как я... то я, значит, уже не прав.
Или слишком застоялся на месте. Я должен быть впереди хотя бы
на шаг. Должен заглядывать в день завтрашний, предвидеть... а я
не могу. Только чувствую смутную тревогу. И это наполняет мою
душу горечью. Я вижу порочность того, что мы делаем, но я не
вижу выхода. И сердце мое истекает кровью.
Аарон несколько мгновений пристально смотрел на старого
ребе. Соломону показалось, что в глазах первосвященника
промелькнула тень понимания, но тут же взгляд Аарона стал
ясным, как у скифа перед боем, а голос возрос:
-- Думаешь, на Совете опять встанут на твою сторону?
Не-е-ет... После этой победы, а это победа, все болото будет на