железо харалугом, булатом.
Рус принял железную вещь, повертел в руках. Значит, это не
котел, а род доспеха... Он ощущал кончиками пальцев невероятную
крепость этой вещи. Намного прочнее даже черной бронзы, даже
странно, что местные так просто расстаются. Значит, очень
сильно боятся.
-- Шолом, -- повторил он высокомерно. -- Что ж,
благодарствую. За такой шолом надо отвечать шоломом. Зуб за
зуб, око за око, а за добро, значит, добром. Даже за столь
малое. Ты спрашивал, что мы хотим? Мы изволили восхотеть эти
земли. Мы берем их.
Старик поклонился:
-- Да-да, я вижу, что говорю с великим воином. Право
сильного неоспоримо. Что перед ним справедливость? Но даже
отважные воители не хотят терять своих воинов там, где могут
получить свое без крови.
Рус захохотал. Он чувствовал собственную мощь, и
скованность быстро покидала его могучее тело. Он выпрямился,
широкая грудь подалась вперед.
-- Без крови? Это не путь мужчин.
Аарон смотрел внимательно:
-- Но это путь вождей.
Рус хотел возражать, в мечтах уже стоптал их конем и жег
проклятый град, наслаждаясь ревом пожара, криками обезумевших
от страха людей, лязгом топоров, но вспомнил неторопливого
Чеха, прикусил язык, а затем бросил зло:
-- Что предлагаешь? Говори, но только быстро.
-- Мы дадим вам еду, -- сказал Аарон. -- Мы дадим зерно и
сено для коней. Мы дадим новые повозки взамен ваших старых,
чтобы вы могли продолжить свой путь дальше.
Рус указал на небо:
-- Взгляни. С сегодняшнего утра задули северные ветры. Это
боги подают знак, что пора останавливаться. Иначе морозы и снег
застигнут нас в пути. Тогда погибнем все.
Аарон сказал нерешительно:
-- Мы могли бы снабдить все ваше племя теплой одеждой.
Только скажи, сколько вас, чтобы мы собрали на каждого...
Рус раздвинул губы в злой усмешке:
-- Ты мог бы и просто спросить нас, сколько у нас воинов.
Отвечаю: достаточно, чтобы с огнем и мечом пройти через все
ваши земли.
Он поманил рукой. Из зарослей выметнулся Буська, конь под
ним несся как стрела. Трое иудеев даже подали коней назад, но
Буська остановился подле Руса так резко, что конь поднялся на
дыбы и замолотил по воздуху копытами.
-- Этот мальчик, -- сказал Рус, -- сразил в бою троих
ваших взрослых мужчин. А каждый наш воин стоит десяти ваших,
если не больше... Буська, быстро приведи сюда пленника, который
говорит на нашем языке!
Буська умчался, и они ожидали уже молча. Трое повесили
головы в тягостном молчании, а Рус восседал гордо, чувствовал
свою власть над их жизнями. Когда привели Нахима, Рус повел
дланью:
-- Этот пленник одет лучше других. И умен. Наверное, он
для вас ценнее других. Я дарю его вам. Это мой шолом от меня.
Он снял петлю с его шеи, и Нахим, еще не веря,
нерешительно шагнул к своим. Аарон поклонился.
-- Ты не только великий, но и благородный вождь.
-- Скажи, -- спросил Рус внезапно, -- откуда ты знаешь наш
язык? В этих весях отыскался только один.
Аарон развел руками:
-- Твои воины все время что-то кричат... Мы привели на
стены всех ученых людей, всех мудрецов. И отыскали тех, кто
знал ваш язык.
Рус удивился:
-- Значит, мы с вами когда-то уже встречались?
-- Нет, -- прошептал Аарон. -- Нет-нет!
Рус заметил, что старик стал такого цвета, как его борода.
В глазах заметался страх, даже ужас, и только усилием изнутри
держался на месте, часто клянялся. А когда Рус отмахнулся, с
облегчением попятился.
Когда Рус повернул коня и поехал к своим, он долго
чувствовал на спине его потрясенный взор.
Нахима посадили на круп коня Аарона, так вдвоем и
вернулись к воротам. На стенах толпился народ. Еще издали
донеслись горестный плач и стенания. Люди вздымали руки к
небесам, лица орошались слезами. Ворота открыли поспешно, там
толпился народ с топорами, рогатинами, кольями.
Едва трое миновали ворота, створки с грохотом захлопнули.
Слышно было, как спеша и не попадая в железные скобы, задвигают
огромные деревянные засовы. Коней подхватили под уздцы, бегом
повели к дому ребе Соломона.
У крыльца уже толпились причитающие женщины, стояли в
молчании старики. Мужчины смотрели хмуро и настороженно, в
глазах попеременно вспыхивали то страх, то отчаянная надежда.
Аарона подхватили десятки рук, донесли до крыльца. Нахима
тоже сняли, он даже от короткой скачки побледнел, его вытошнило
со ступеней. Послышались вопли сочувствия, он был бледен, а
повязка на голове уже пропиталась кровью так, что капало на
землю.
Не отпуская, его на руках внесли в дом прямо в большую
комнату. Аарон тяжело тащился следом, его почтительно
поддерживали, а в комнате придвинули мягкое кресло, усадили.
Ребе Соломон оглядывал всех из-под нависших бровей, но не
торопил, надо дать старшим сесть, зрелым мужам встать у стен,
остальной галдящей толпе умолкнуть у входа. Его совсем не
старческие глаза наконец обратились к Нахиму:
-- Я знаю тебя, брат мой. Ты из веси Заречной?
-- Да, ребе.
-- Гои сожгли дома?
-- Да, ребе. Убили почти всех. Просто для забавы. Забрали
скот, а женщин... если каких не убили сразу, загнали в загон
для скота.
Соломон вздохнул, воздел глаза к небу, да видит Яхве, что
творят с его народом, потом голос стал тверже, и Нахим сразу
вспомнил, что мирный ребе всегда требовал, чтобы вовремя
подновляли стены, чистили от ила ров. Это по его настоянию
давным-давно сделали канал от реки, чтобы вода пошла в ров. И
не его вина, что ров не чистили годами.
-- Ты видел их, -- сказал он совсем другим тоном. -- Что
они за люди?
-- Их меньше, -- сказал Нахим.
Лицо Аарона, первосвященника, просветлело. Он сказал
нетерпеливо:
-- Я это почуял, когда приехал в их стан. Насколько?
-- Примерно впятеро.
Аарон довольно хлопнул себя по коленям. Соломон молчал,
поглядывал на одного, на другого. Нахим же сдвинул брови:
-- Не радуйтесь! Не все так просто. Их меньше потому, что
они за переход наверняка потеряли всех больных, старых и просто
слабых. Это племя-войско. Выжили только самые крепкие,
выносливые, злые. Это первое. А второе, что еще хуже... они
явно не из ветви Сима.
Кто-то ахнул у стены:
-- Опять!
Нахим развел руками. Соломон кашлянул, сказал негромко:
-- Когда Яфет ушел со своим родом в таинственную
Гиперборею, то сгинул для всех потомков Сима. Мы все страшились
древнего пророчества, что явятся страшные люди Севера, сыны
Скифа, лютые племена Гога и Магога, но шли века, и нам уже
начало казаться, что пророчество не сбудется... И великие, мол,
могут ошибаться! Тем более, что наш прародитель Сим дал начало
многим великим народам. Но однажды с севера пришли сыны Яфета,
начали захватывать земли... В борьбе с ними пали все великие
народы, порожденные Симом. Даже Израиль не смог выстоять, мы
бежали...
В мертвой тиши кто-то от стены прошептал со страхом:
-- Значит, они нашли нас и здесь?
Соломон сказал невесело:
-- Мы сами забрались далеко на север. Прямо в пасть льва.
Чего же нам еще ждать?
Нахим сказал тяжело:
-- Они не знают, что мы и есть те иудеи, которых по
пророчеству они должны уничтожить до последнего человека.
-- Тогда зачем...
-- Это просто бродячее племя-войско, -- повторил он. --
Оно могло быть и меньше, и во много раз больше. Им очень мало
надо для жизни, ребе.
Соломон мерно кивал в такт его словам. Когда взгляды
уперлись в него, прошептал невесело:
-- В войне оседлых, цивилизованных народов и варваров
всегда побеждают варвары. Всегда! И потому, что мы на виду, а
их не видим, и потому, что для них война -- привычное
состояние, они рвутся в бой, а мы страшимся крови, бед, ран,
убийств... Надо узнать, откуда они. Да, они могут быть только
потомки Яфета. И еще узнать бы, из какого колена...
Он видел, как содрогнулись все, потому что мысль, что
посетила всех, была столь ужасна, что и выговорить никто не
решался. Аарон сказал:
-- Сим был хитрее, Хам -- наглее и напористее, а Яфет
превосходил братьев ростом и мощью. Что ты еще рассмотрел,
Нахим?
-- Они все велики ростом, широки в плечах, свирепы. Но
хуже всего, что они полны той яростной жизнью, что так присуща
молодым голодным народам. Они способны по многу суток
обходиться без еды, спать на камнях, без устали гоняться по
горным кручам за баранами, на бегу догоняют оленей и ломают им
шеи, а стрелы их бьют без промаха летящих уток... А знаешь ли
хоть одного в нашей веси, кто бы попал в утку? Даже
привязанную?.. Я попаду лишь в том случае, если ее нарисовать
на всю стену сарая.
Аарон угрюмо покачал головой. По комнате пронесся
горестный вздох. А Соломон горько посмеялся:
-- Да, мы давно забыли и о войнах, и даже про охоту. Это
судьба всех народов, даже самых гордых и выносливых, которые
попадают в тепло. Когда наши предки вторглись в Палестину, они
умели сражаться! Они сами захватывали долины и веси, жгли,
грабили, убивали, забирали скот, а жителей резали недрогнувшей
рукой... За сорок лет захватили всю землю Ханаанскую, а потом
превратились в мирный народ школяров и искателей истины. Теперь
никто из нас не заснет на камнях, от сквозняков болеем и
умираем, а от плохо приготовленной пищи страдаем животами...
Его слушали со страхом, но он видел по их лицам, что он
должен дать что-то больше, чем рассказ о былом величии своего
избранного народа.
-- Мы выжили, -- сказал он тихо, -- хотя весь мир был
против нас. Хотя за это время сгинули некогда сильные и гордые
народы, а на их места пришли еще более многочисленные и гордые,
вселенная дрожала от их поступи, но исчезли без следа и они...
а мы есть. И будем вовеки, если будем следовать Завету.
Кто-то вскрикнул отчаянно:
-- Но что значит следовать сейчас, скажи!
Соломон сказал твердо:
-- Приготовьте повозку. Я сам поеду говорить с варварами.
Глава 22
Рус сгоряча бросил людей на приступ, но Сова был
настороже. Хотя сам Рус повел дружину на захват града, воевода
остался руководить, и, едва со стен полилась горящая смола,
полетели камни, он поспешно протрубил в рог.
Воины, еще не озверевшие до той грани, когда уже не слышат
крика воевод, нехотя, но быстро отступили. Рус зло стискивал
зубы, но послушно подхватил на плечи раненого, а справа и слева
мелькали темные от зноя тела, вскидывали на спины убитых и
раненых, бегом уносили из-под стены.
Сова встретил испытующим взором:
-- Убедился?
-- Мы еще и не начали, -- оскалил зубы Рус. -- Еще
чуть-чуть, и взобрались бы на стену!
-- Не взобрались бы, -- сказал Сова таким безучастным
тоном, что Рус едва не ухватил его за горло. -- А вскарабкалась
бы только половина. Еще половина полегла бы, прыгая вниз на
копья и в ямы-ловушки... Тебе нужен этот град для живых, или
хочешь здесь похоронить русов?
Раненого сняли подбежавшие воины второй линии. Женщины уже
жгли костры, из котлов несся запах снадобий. Перетянув руку или
ногу, волхвы острым ножом рассекали плоть, вытаскивали
зазубренные наконечники стрел, копий, острог. Обматывали чистым
холстом, но пропитанным крепким отваром целебных трав. Резаные
раны заливали медвежьим жиром, взятым обязательно из нутра,
ближе к сердцу. Разбитые ударами кости обкладывали чистой
щепой, закручивали в лубок.
Сова сказал тем же ровным голосом:
-- Двое убитых. А трое ранены так, что к закату будут
