смотреть на нас из вирия. На остальных заживет как на собаках.
-- Откуда знаешь? -- огрызнулся Рус. -- Ты не лекарь, всех
даже не видел.
-- Я всех видел, -- ответил Сова многозначительно. --
Думай, князь.
Рус затравленно оглянулся. На стенах града поднимались
черные дымы. Оттуда тянуло горящей смолой, горячей живицей. За
навесом мелькали только шапки. Обозленные русы осыпали градом
стрел, но редкая находила щель.
-- Нам надо взять этот град, -- сказал Рус люто. -- Пошли
конников, пусть сожгут все кусты и всю траву вокруг града. Да
не пролезет незамеченной ни мышь, ни ящерка! Еще надо бы
снарядить пару отрядов в те веси, что за рекой.
Сова одобрительно кивнул:
-- Уже послал. Но насчет кустов и травы придумал здорово.
Их набежало из весей как муравьев, а град невелик. Потопчут
друг друга, в дерьме утонут. Если не дать подвозить жратву, то
уже через недельку-другую начнут жрать друг друга.
Рус сжимал и разжимал кулаки. Он чувствовал стыд,
противника недооценил, но и отказаться от приступа -- признать
поражение!
-- Ладно, -- сказал он угрюмо, -- сами выйдут, когда
начнут жрать друг друга как крысы. И тогда дадим честный бой в
открытом поле.
Сова засмеялся:
-- Какой уж честный? Если один наш воин на голову выше и
вдвое тяжелее? Это будет избиение!
Оба захохотали. Горечь от неудачного приступа растворилась
в сладком предвкушении кровавой резни. Сперва убьют всех
мужчин, что выйдут с оружием, потом ворвутся в град и уничтожат
все, что бегает, ползает или летает, а потом подожгут со всех
концов: пусть боги радуются, а пращуры гордятся своим семенем.
Сова прервал смех. Лицо посерьезнело. Рус оглянулся,
одновременно хватаясь за палицу.
Ворота приоткрылись, в щель выдвинулась лошадь,
запряженная открытой повозкой о двух колесах. В ней сидел
человек в черном и такой же черной шапке с широкими полями.
Длинная серебряная борода укрывала грудь. Он оглянулся,
крикнул, ворота закрылись с такой поспешностью, что тяжелые
створки едва не раздробили задок повозки.
-- Кто-то новый, -- определил Сова. -- Этого я не видел
даже на стенах.
-- Их князь?
-- Или волхв.
Рус поморщился. Не княжеское дело разговаривать с волхвами
да лекарями. Он оглянулся, поманил Корнила:
-- У тебя такая же борода. Встреть и узнай, когда сдадут
город. Остальное нам неинтересно.
Корнило с готовностью передал в руки отроков горшок с
растертыми травами. Он за последние дни распрямился, голос стал
зычнее, а движения стали увереннее. Чех не больно жаловал
волхвов, все-де обманщики, за советом не ходил, а от
наставлений отмахивался, здесь же Корнило ощутил себя нужным, с
ног падал, но лез в каждую дырку, наверстывал упущенное.
Старик правил лошадью с осторожностью. Когда подъехал
ближе, Рус понял, что берег как себя, так и старую клячу с
древней коляской. Такая не понесет, даже если навстречу
выскочат рычащие волки!
Старик натянул вожжи. Лошадь с готовностью остановилась.
Не вылезая, старик сказал дребезжащим голосом очень немолодого
человека:
-- Я ребе своего народа... Меня зовут Соломон.
Корнило ответил степенно, и Рус порадовался могучему гласу
волхва скифов:
-- Перед тобой Рус, князь этого племени, а это Сова --
воевода. Но ты можешь говорить со мной. Я не ведаю, что есть
ребе и с чем его едять, но я -- верховный волхв.
Старик, который назвался Соломоном, кряхтя, слез с телеги.
Вожжи забросил на сиденье, но лошадь осталась как вкопанная,
даже головы не подняла. Глаза Соломона были темно-коричневые,
лицо удлиненное, с длинным и тонким носом. Кого-то оно
напомнило Русу, но молчал, наблюдал за обоими.
-- Жрец, -- сказал Соломон непонятно. -- Верховный жрец...
Я тоже жрец, волхв. Мое племя зовется мошквой, мы из народа
иудеев.
Корнило отмахнулся:
-- Уже слыхали.
Он широким жестом пригласил на очищенное от кустов и трав
место. Там уже сидели Моряна, Бугай. Буська суетился подле
покрытого пеплом костра, падал на все четыре и раздувал угли,
страшно выпячивая щеки. Моряна и Бугай держали в руках по ломтю
недожаренного мяса, смачно жевали, довольно чавкая и роняя
капли крови.
Пламя взметнулось, Моряна отодвинулась, а Бугай, не двинув
и бровью, сидел, жевал, пока взор не упал на подошедшего старца
в диковинной одежке. Сова покачал головой, не ждал большого
вежества от туповатого богатыря, но тот встал, пригласил иудея
сесть на его место, там была свернутая вдвое шкура, протянул
берцовую кость кабана, где на кости еще было много мяса.
Старый иудей даже в лице переменился:
-- Нет, спасибо!.. Благодарствую.
-- Бери, -- прогудел Бугай дружелюбно, -- мясо в самый
раз! С кровью.
Соломон затряс головой, борода смешно трепетала:
-- Нет-нет! Наш закон запрещает есть с кровью!.. О, Бог
мой, так это еще и свинина?
Он поспешно перебежал на другую сторону костра. Бугай
обиженно сдвинул плечами, сел. Моряна злорадно хихикнула.
-- Говори, -- предложил Корнило важно. Он пыжился,
поглаживал бороду, а на седые кудри Соломона поглядывал
ревниво. Бороды похожи, будто одна отражает другую в спокойной
глади озера, но кудри почему-то покинули мудрую голову Корнила,
остался лишь жалкий венчик на затылке и по бокам. -- Говори со
мной, а буде твоя речь мудра, то князь изволит слушать. А там,
гляди, и сам слово измолвит. А то и вовсе молвит. Вовсю!
Буська по знаку Бугая принес на широкой жаровне жареную
рыбу. Сильный запах потек как расплавленное масло. Раскаленное
днище пузырилось, масло потрескивало, вздымалось пузырями.
-- Отведай, -- предложил он Соломону. -- Это не свинина.
Соломон с сомнением посмотрел на рыбу:
-- Простите, не смогу.
-- Опять боги запрещают? -- спросил Корнило подозрительно.
-- Гм... На этот раз грозится моя печень. Годы... Великие
воины! Я вижу, что вы те, о которых поют в песнях, о ком
рассказывают страшные сказки. Могучие и сильные воины, свирепые
и бесстрашные, молодое племя лютых волков...
Он осекся, знал же, что чем моложе народ, тем неистовее
ищет свои древние корни, но прикусил язык поздновато. Скифы
нахмурились, а волхв сказал с надлежащей надменностью:
-- Что ты, живущий в этой дикости, можешь знать о великом
нашем народе?.. Но даже здесь, дикие народы, вы могли слышать о
великих Гоге и Магоге, которые не смирились с долей, выпавшей
их отцу, а поклялись вернуться и страшно отомстить... Я вижу по
тебе, что слыхали!
Соломон в самом деле вздрогнул, зябко обхватил себя за
плечи. Он чувствовал, как от лица отхлынула кровь, а в ушах
тоненько звенели комары. Он на миг закрыл глаза, борясь с
головокружением, прошептал мертвеющими губами:
-- Я слышал... Все мы слышали, ты прав. Но что заставило
вас прийти сюда?
Рус смотрел с удовлетворением, рядом довольно сопел Бугай,
а Моряна улыбалась во весь рот. Внезапный страх иудея льстил
как лучшая победная песнь.
-- Это началось во тьме веков, -- сказал волхв
торжественно. -- Да будет тебе знамо, дикий человек, что ведем
мы свой род от лучшего из людей -- великого и славного Яфета!
Все заметили, как снова вздрогнул Соломон. Лоб его
покрылся испариной. Он отодвинулся от костра. Довольный волхв
продолжал еще торжественнее:
-- У него было два брата, Сим и Хам. Оба подлые и
коварные, а низости и трусости их не было предела... А наш Яфет
был образцом всех добродетелей. Как водится, злые и гнусные
братья возненавидели своего доблестного брата и пытались сжить
со свету, но он всякий раз оставался цел, ибо велики были его
отвага и мужество. И тогда злые братья оклеветали его перед их
отцом. Отец, добрый, но не шибко умный, разгневался и велел
Яфету убираться с глаз долой и чтоб ноги его не было на его
землях. Яфет был послушен отцу, он слова не молвил в
оправдание. А братья, дабы погубить его окончательно, велели
передать, что отец изгоняет его на север, где не живут даже
звери, куда не залетают птицы.
-- Это куда же? -- переспросил Соломон.
Волхв жестом прервал:
-- С Яфетом поехали его жены. Много лет и даже веков
двигался Яфет на север, ибо перед ним медленно отступала стена
льда: по версте в год! А кто говорит, что и вовсе по сажени. За
это время выросли его дети, внуки. Самые младшие из его
сыновей, Гог и Магог, что уже не знали южных стран с их
благодатными землями, где всегда ясное небо и не бывает зимы,
поклялись вернуться и страшно отомстить. Уже не их деду,
который их изгнал, а братьям. Точнее, одному брату, ибо между
оставшимися началась грызня, старший брат, его звали Сим, выжил
и среднего. Так что Хам удалился в другую сторону, в южные
земли, где песок плавится от зноя, а с неба падают огненные
капли, и не то что снега, дождя не знают в тех краях! Сильные и
свирепые сыновья Яфета, Гог и Магог, дали страшную клятву, что
однажды соберут великое войско и ворвутся в земли Сима,
уничтожат его род с корнем, сожгут города и веси, вырежут скот,
срубят сады, засыплют колодцы, чтобы на месте жилищ были
пустоши, на которых выли бы волки!
Голос его, все возраставший в громкости, перешел в
исступленный визг. Его трясло, зубы стучали, в уголке рта
показалась пена. Глаза налились кровью, в них было безумие.
Соломон со страхом видел, как под старческой кожей вспухли
толстые жилы, едва не рвут, а уголок губы по-волчьи
приподнялся, показывая стершийся клык.
Соломон спросил тихо:
-- И что же... Что им помешало?
Волхв с великим трудом обуздал себя, помолчал, а ответил
уже почти спокойно:
-- Откуда знаешь, что не сумели?.. Впрочем, угадал. Надо
бы тебя над огнем подержать, выведать, не знаешься ли с бесами.
Словом, и Гогу с Магогом надо было думать о выживании, как и
другим братьям, более мирным. Новые земли были суровы, зимы
свирепы, и прошло еще два-три поколения, а то и больше, пока
силы сыновей Гога стали несметны. Но, как часто бывает, слабые
объединяются, а сильные начинают воевать друг с другом. У Гога
было двенадцать сыновей: Лешак, Запечник, Тур, Красный Конь,
Колода, Шестак, Яросвет, Олаф Медный Лоб, Журка Стрелок,
Жароок. Все двенадцать разбрелись, ибо мир необъятен, друг с
другом уже не встречались. Но все хранят великую ненависть к
сынам Сима, который виновен в неправедном изгнании самого
кроткого из людей -- Яфета, и все хотят отыскать дорогу в те
земли и полностью истребить их племя. Мы из колена Тура. У нас
были свои трудности, но это дела внутриплеменные, чужаку лучше
не знать их: здоровее будет. Здесь мы малость укрепимся,
нагуляем мощь, затем отыщем дорогу в земли проклятых сыновей
Сима...
Он угрожающе сжал кулаки. Соломон ощутил дуновение
могильного холода. Кулаки старого волхва были размером с
детские головы, с толстыми костями, обтянутые сухой дубленой
кожей, а жилы там вздувались настолько толстые, что впору ими
поднимать перекидные мосты.
-- Я понимаю, -- прошептал он. -- Сынам Сима.. его семени
с вами лучше не встречаться.
Плечи его горестно обвисли. Скифы с радостным
удовлетворением переглянулись. Иудей подавлен больше, чем
ожидали. Корнило подтвердил зловеще:
-- Они будут молить о смерти... но мы им не дадим ее
легко.
Рус слушал во все возрастающем нетерпении. Умные речи
всегда раздражали, а отец говаривал, что все беды государства
от умности подданных. А эти вовсе как будто состязаются в
речах, как два петуха щеголяют познаниями.
