Кони осторожно ступили под темный свод. Далее смутно виднелись стены
из красного камня. Широкий ход с натертой колеей уходил в темноту.
Молча оставили коней. Владимир натянул тетиву, передвинул колчан
поудобнее. Могута хмыкнул:
-- Ты бы видел, как глупо смотрится ипаспист с луком!
-- Я не всегда буду ипаспистом...
Могута высек огонь, факел в его руке загорелся желтым чадящим
огоньком. Все чувства Владимира были обострены, в неподвижном воздухе он
слышал не только шорохи лап бегающих ящериц и даже паучков, но и тяжелые
запахи, будь то ароматы смолы или высохшего помета летучих мышей.
Могута послушно остановился, когда Владимир сделал запрещающий жест,
опустил факел к земле. Ипаспист исчез, протянулось несколько долгих
мгновений. Наконец он появился чуть более возбужденный, с царапиной на
лбу. Махнул, приглашая следовать за ним.
Догнав, Могута шепнул:
-- Что-то стряслось?
-- Их было двое,-- сказал Владимир с досадой.-- Второго я сперва не
заметил.
-- Где они сейчас?
Владимир раздраженно огрызнулся:
-- Откуда я знаю? Христиане, как я слышал, попадают в свой рай. Как
невинно убиенные.
-- Разбойники не бывают невинно убиенные,-- успокоил Могута, затем по
суровому лицу этериота увидел, что для того все равно кого резать: винного
или невинного. Хмыкнул довольно.-- Ты хорош... Еще далеко?
-- Дурни выставили охрану слишком близко к своему лагерю.
-- В самом деле дурни,-- согласился Могута.-- Мы раньше никогда...
-- Тихо!
Издали доносились голоса, в воздухе стоял запах паленой шерсти,
дерева и листьев. Продвинувшись еще чуть, увидели посреди огромной пещеры
широкий костер. С полдюжины оборванцев сидели вокруг огня, еще двое спали
на ворохе тряпья и шкур.
Могута что-то пробурчал под нос, Владимир понял, что купец тоже узнал
Филемута. Тот сидел угрюмый, слушал вертлявого черного, как головешка,
мальчишку. Если у Могуты были сомнения насчет слов ипасписта, теперь
рассеялись. Управитель сидел и беседовал с разбойниками, приговоренными
властями к виселице. И не похоже было, чтобы склонял явиться с повинной.
-- Не понимаю,-- шепнул Могута,-- что ему еще? Он же как сыр в масле
катался!..
-- Некоторым этого мало,-- ответил Владимир сухо.
-- Да, он таков не один,-- буркнул Могута, бросив на него быстрый
взгляд.
Филемут повернулся лицом к багровым языкам пламени. Владимиру
почудилось, что он смотрит в лицо Филемута, как в свое собственное. Даже в
сгорбленной фигуре управителя были сосредоточенность и нетерпение. Иным
мало кататься как сыр в масле. И быть вторым. Вторым хоть после богатого и
щедрого Могуты, хоть после... кого бы то ни было.
-- Надо послать за городской стражей,-- предложил Могута. Он
посмотрел на Владимира вопросительно.
-- Надо ли?
-- А ты уверен?
-- В чем можно быть уверенным? Разве что остальные разбегутся, если
не останется их вожака.
Могута кивнул, Владимир молча удивился хладнокровию купца. Уже в
годах, десятки лет живет в роскоши и неге. Но если готов вот так встретить
выбегающих разбойников, то в молодости наверняка не одну глотку перерезал,
не одну невинную душу удавил, пока купил эти земли и выстроил виллу с
садами и банями!
Он натянул тетиву, положил перед собой стрелы. Могута суетливо ерзал,
потемнел, дыхание стало чаще. Владимир наложил стрелу на тетиву, тщательно
прицелился. Держа кончик стрелы возле уха, правой рукой резко по-парфянски
отодвинул лук, на миг задержал, точнее выбирая цель, задержал дыхание и
отпустил оперенный кончик. В следующее мгновение он хватал стрелы и
выпускал их вслед, уже не целясь. Когда первая стрела ударила в шею
Филемута, в воздухе было уже три стрелы, а когда первый разбойник вскочил
с криком, Владимир успел выпустить восемь стрел.
Их оставалось четверо, когда с воплями бросились к выходу из пещеры.
Владимир, отбросив лук, полез на глыбу. Слегка заскрипело, она сдвинулась
и рухнула, потащив за собой мелочь. Первый разбойник успел прижаться к
стене, второго глыба ударила в бок, смяла, еще один с криком боли упал и
скорчился: острый обломок камня щелкнул по колену. Четвертый так ловко
прыгал по катящимся обломкам, что проскочил к выходу.
Могута с мечом хотел броситься вдогонку, Владимир удержал:
-- Да черт с ним!
Могута оглянулся, глаза блестели как у волка:
-- Мы... мы сделали это!..
-- Хочешь посмотреть на Филемута?
Оставшийся разбойник расширенными глазами смотрел на двух соскочивших
с выступа крупных мужчин с мечами в руках. Владимир отмахнулся:
-- Убирайся. Еще раз попадешься -- пеняй на себя.
Разбойник исчез, бросив благодарный взгляд на Владимира. В глубине
пещеры у костра корчились двое, третий лежал недвижимо. Могута ударом меча
оборвал жизнь оборванца, остановился над Филемутом. Тот истекал кровью, из
пробитой шеи била алая струя толщиной в палец. Глаза с ненавистью следили
за хозяином.
-- Как ты мог? -- спросил Могута горько.
-- Как и ты,-- прохрипел Филемут.
Владимир пошарил у Филемута за пазухой, вытащил бумаги, бросил в
огонь. Тот заскрипел зубами, смотрел в бессильной ненависти на ипасписта.
Могута повторил растерянно:
-- Как ты мог?
-- Я... много...-- прохрипел Филемут,-- о тебе знаю... Но ты никогда
не узнаешь еще одно...
Изо рта текла кровь, он захлебывался, но в глазах было злобное
торжество. Владимир бросил холодно:
-- Не ликуй. Он узнает.
-- От... куда?
-- Я скажу.
-- Ты... сам... не уз... наешь...
Владимир хмыкнул:
-- Это о рыбацкой деревушке-то? Дурак ты.
Он тронул Могуту за плечо:
-- Пойдем. Все расписки сгорели. Как твои, так и те, что он писал от
твоего имени. Сокровище твоего приятеля было его заветной мечтой, но он
действовал еще и наверняка... Оставался шажок, чтобы присвоить твою виллу
и земли, а тебя вышвырнуть как пса шелудивого... Теряешь хватку, Могута!
Они пошли к выходу. Могута сгорбился, как-то внезапно ослабев. Ноги
его загребали пыль. Слышали за спинами как Филемут в предсмертной судороге
скреб ногтями землю, пытался перекатиться на бок, но лишь упал в костер.
Могута съежился, когда вдогонку стегнул отчаянный предсмертный вопль,
а ноздри уловили запах горящего мяса. Они поспешно вышли из пещеры.
Владимир привел коней. Могута сумрачно взобрался в седло, на
ипасписта старался не смотреть. Владимир сказал буднично:
-- А теперь заедем по дороге к твоему сокровищу.
Могута повел в его сторону налитым кровью глазом:
-- Кто тебе сказал, где оно?
-- Ты.
-- Я?
-- Под сыном Описа, помнишь?
Могута пожал плечами, молчал, пока не приехали в развалины храма
пеласгов. Не слезая с коня, смотрел, как Владимир прошелся вдоль едва
различимых статуй, почти одинаковых, со стертыми ветром и дождями лицами и
фигурами.
Киркой взрыхлил землю, углубился на локоть. Потом кирка застучала о
твердое. Могута смотрел равнодушно, здесь везде плиты, как и везде остатки
языческих богов, уже давно объявленных демонами.
Владимир опустился в яму, ухватился за край каменной плиты. Могута
видел, как побагровело и напряглось лицо изгнанного князя. Жилы вздулись.
Послышался чмокающий звук, пахнуло сыростью и могильным холодом.
Затем Могута видел только спину. Владимир пыхтел и что-то тащил.
Когда он с натугой поднялся, в руках был массивный ларец, больше похожий
на сундук!
Могута судорожно сглотнул, едва не поперхнувшись. Глаза полезли на
лоб. Под напором великого изумления отступили даже горечь от предательства
Филемута и осознание, что был на шаг от полного разорения.
-- Оно? -- спросил Владимир.
-- Точно!.. Тот самый... Но как ты...
-- Ты же сам сказал, что под сыном Описа.
Могута оглянулся на ряд статуй. От иных остались только пьедесталы.
Этот сын Описа, кто бы он ни был, был странным четвероруким богом. Только
это и удалось понять, лицо стерто, от плеча и правой ноги торчали
культяшки.
-- Я сто раз проезжал здесь!..-- проговорил он потрясенно. В голосе
были злость, разочарование и унижение.-- Тысячи раз!.. Но откуда... Ничего
не понимаю!
Владимир опустил ларец на землю. Тот был в комьях земли, медные
полосы позеленели. Могута тяжело слез, опустился на землю. К ларцу не
притрагивался, только глаза выдавали нетерпение, а ноздри хищно трепетали.
Руки его тряслись, он без нужды вытирал о кожаные штаны ладони.
Владимир некоторое время молча смотрел на Могуту. Он тоже, как и
купец, чувствовал странное разочарование. И тоже почему-то не торопился
открыть крышку.
-- Волхвы твердят,-- сказал он медленно,-- ежели не хочешь умереть от
жажды, пей даже из лужи... Теперь знаю, что лишних знаний не бывает. Я мог
бы и не запомнить, что Аполлон и Артемида пришли из наших земель, наших
лесов... Так мне говорил один дряхлый волхв... Отец их -- гиперборей Опис!
Могута подпрыгнул, глаза выпучились. Потом опомнился, покачал
головой:
-- Пусть даже так, хотя это удивительно... Но здесь этих Аполлонов
сотни!.. Статуи, барельефы, горельефы... Почему ты искал под этим
страшилищем?
-- А наш Аполлон был четвероруким. Страшным и могучим! Таким он и
пришел в Грецию. Уже потом отмыли, подстригли, приукрасили... И потихоньку
стали изображать только с двумя руками.
Могута развел руками в полном поражении. Злость в его глазах уступила
место восхищению:
-- Да, ты умен и хитер... Не знаю, кто бы еще сумел вот так. Я ведь
уже нанимал других! Они не прошли дальше меня. А я искал годы! Уже Филемут
после меня искал десяток лет...
Он протянул руку к ларцу. Крышка приржавела, но замка в дужке не
было. Владимир сказал остро:
-- Ты даже не спросил, что значат последние слова Филемута! Стареешь,
Могута.
Могута задержал руку над крышкой ларца. Глаза расширились:
-- Да... Слишком много свалилось на мои плечи сразу. И на мою голову.
Я не становлюсь моложе. Что ты ему сказал... о рыбацкой деревне?
-- Я не хотел, чтобы он умирал с улыбкой на своей поганой харе.
Могута держал глазами лицо Владимира. Пальцы коснулись крышки ларца,
но не открывал, все еще всматривался:
-- Да, ты сумел ее погасить сразу... Что это было?
Владимир с трудом оторвал взгляд от крышки ларца:
-- Почему ты решил, что ты как трухлявый пень на ветру?
Он помнил, что Могута насчет трухлявости не говорил, но удержаться и
не кольнуть было трудно. Могута потемнел, провел кончиками пальцев по
крышке, сметая комочки земли. Голос снова стал хриплым, как в прошлый раз:
-- Это не твое дело. Когда погиб мой сын...
-- Я это знаю,-- прервал Владимир без всякого почтения.-- Но я узнал
еще и то, что когда он ездил с твоим караваном, он всегда останавливался в
Либице. Нужно было или не нужно, он всегда торчал там хотя бы неделю. Ты в
самом деле пень, если не знал.
Могута нахмурился:
-- Что за чушь! Я бы знал.
-- Откуда? Он боялся твоего гнева.
-- Чушь,-- повторил Могута с некоторой неуверенностью,-- Я его любил,
как никого на свете.
-- Нет,-- покачал головой Владимир.-- Он знал твои планы насчет него,
а та женщина была из бедных и простых. И он боялся тебе сказать... В той
деревне знали одного Могуту -- твоего сына. У него родился сын, но он и
тогда смолчал, никак не решался сказать тебе. Ты в самом деле такой зверь?
А еще через три месяца он погиб.
Могута смотрел с недоверием, рассерженно, потом в глазах мелькнула
отчаянная надежда:
-- Ты хочешь сказать, что у меня есть... внук?
Владимир пожал плечами:
-- Разве я это хочу сказать? Это я уже сказал. Догадайся теперь, что
