-- И ты подчинишься женщине?
Олаф грустно взглянул на друга. В синих глазах викинга было странное
превосходство и печаль:
-- Ты еще не понял... что все, что делаем... что делают мужчины...
все ради женщин?
Владимир стиснул челюсти. Он уже был уверен, что на самом деле даже
их Иисус пошел на крест ради женщины. Но память людская выбирает
назидательное, что можно использовать для воспитания потомства. Правду
замалчивает или перевирает. Конечно же, ради любви к женщине. Но теперь
говорят, ко всем людям.
-- Прощай,-- сказал он невесело.
-- А ты... с Анной... как?
Голос Владимира был искаженным от горя и ярости:
-- Я все равно ее возьму!.. Одну -- или... нет, теперь с Царьградом
вместе!
Юрий Никитин. Князь Владимир.
Книга вторая
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
В лето 6488 Владимир вернулся в Новгород с варягами.
И послал к Рогволоду в Полоцк сказать: "Хочу дочь твою
взять в жены".
И пошел на Ярополка в землю Киевскую.
"Начальная Русская Летопись"
Глава 1
Хмурый воин пропустил Ингельда вперед и плотно закрыл за ним дверь. В
комнате сутулил над столом широкие плечи тяжелый человек. На стук двери
оглянулся, на Ингельда взглянули острые глаза его дяди, конунга Эгиля.
Суровое лицо, словно вырезанное из камня, было мрачным.
-- Сядь,-- велел он тяжелым голосом.-- Я позвал тебя для очень
важного разговора. И пусть ничьи уши не услышат моих речей!
Ингельд насторожился, но сердце в предчувствии опасности и крови
забилось радостнее. Он ощутил, как в сильном теле просыпается яростная
жизнь, по коже забегали щекочущие мурашки.
-- Клянусь Валгаллой!
Он осторожно присел на край скамьи. Конунг некоторое время смотрел на
свои огромные ладони на столешнице, медленно стиснул пальцы. Кожа
натянулась и побелела на костяшках, сухо заскрипело.
-- Догадываешься, зачем тебя призвал?
-- Я видел хольмградского конунга Вольдемара. Он прибыл из Царьграда.
Стал старше, выглядит зрелым мужем. Ты решил дать ему помощь?
Эгиль с досадой стукнул кулаком по столу:
-- Мы не ромеи, чтобы нарушать клятвы. Вольдемар выполнил все, о чем
договаривались. Он присмотрел за Олафом! Тот взматерел, научился многому.
Вроде бы даже замечен базилевсами. Да-да, у ромеев сейчас правят два
брата. Олаф уцелел в самый трудный первый год.
-- Ну,-- осторожно вставил Ингельд,-- Олаф мог и сам...
-- Вряд ли,-- рыкнул Эгиль.-- Олаф отписал мне, что Вольдемар не раз
спасал ему жизнь. Вообще просит относиться к хольмградцу, как к
собственному сыну!
Ингельд терпеливо ждал. Жилы на лбу конунга напряглись, синяя вена на
виске часто-часто дергалась. Дыхание с шипением вырывалось сквозь
стиснутые зубы.
-- Олаф не вернется?
-- Пока не хочет. Он даже написал, что готовится принять эту... эту
веру рабов!
-- А Вольдемар уже принял?
Эгиль зло стукнул кулаком по столу. Посуда подпрыгнула.
-- Этот хитер как лиса! Хотя такой может менять веры чаще, чем
портянки -- я таких за полет стрелы насквозь вижу! -- но и то остался в
своей, славянской... Или русской. А Олаф -- дурак! Он ежели примет, то уже
не откажется. Ему, видите ли, честь не позволит! Эх, ладно. Пей мед,
слушай внимательно.
Ингельд послушно отхлебнул из кубка. Вкуса не ощутил, сердце
колотилось о ребра в ожидании подвигов, звона железа, дальних походов на
драккаре, рева пожаров и страшных криков жертв.
-- Все слышали, как я обещал дать войско конунгу Вольдемару. И я дам!
Не бесплатно, конечно. Мы договорились о плате. По две гривны с каждого
киянина! А Киев -- город очень богатый. Конунг Вольдемар хочет
использовать нас в своих интересах и... интересах Гардарики. Да, мы
беремся помочь. За то, что он присмотрел за Олафом в Царьграде, я
обещал... да, обещал! Но ярлы меня не поймут, если не возьму с Вольдемара
хорошую плату. Но и о плате, как я уже сказал, договорились. Ярлы
довольны. Теперь дальше. Есть еще наши интересы! Мои и... теперь твои,
племянник. Они превыше всех остальных.
Ингельд дернулся:
-- Дядя... разве не Олаф должен был повести наших людей в помощь
Вольдемару?
Конунг помолчал, а когда заговорил, в голосе были злость и
восхищение:
-- Конунг Вольдемар оказался даже сильнее, чем я ожидал! Он не только
присмотрел за Олафом. Сумел превратить его в лучшего друга. Олаф
хольмградцу предан больше, чем родному отцу.
-- Дядя,-- воскликнул Ингельд потрясенно,-- что ты говоришь?
-- Ну,-- признался конунг нехотя,-- может быть, я перегнул. Во всяком
случае, Олаф стал совсем другим. И не думаю, что на него так уж
подействовала империя. Я там тоже бывал, но мне все как с тюленя вода. На
мужчин больше действуют примеры других мужчин, чем красоты чужих стран. Я
ему доверяю во всем, кроме Вольдемара. Слово, данное Вольдемару, не
нарушит, даже предложи ему корону всех наших северных стран! Даже корону
Римской империи. Ты все понял?
Глаза Ингельда заблестели. Неужто удастся обойти даже Олафа? Суровый
и недоверчивый Эгиль доверяет ему больше, чем собственному сыну!
-- Я выполню все,-- сказал он как можно тверже.
-- Войско поведешь ты. Но кроме основного задания... у тебя будет еще
одно. Как водится, гораздо более важное. Если их братоубийственная война
разгорится как следует, можешь в нужный момент ударить на Вольдемара.
-- Дядя! -- воскликнул Ингельд.-- Нас по возвращении забросают
камнями! Это позор, это противно воинской чести...
-- Мальчишка,-- рявкнул конунг. В голосе было больше презрения, чем
гнева.-- Воинская честь обязательна только для простого воина. Что бы мы,
конунги, делали, если бы честь не привязывала их к нам крепче цепей? А вот
когда дело касается вождей, то они должны действовать так, как нужно нам,
стране. У простого воина честь одна, у ярла -- другая. Ну, а конунг вовсе
стоит над законами. Он должен считаться только с реальной силой... Поймешь
позже, жизнь научит. А пока что запоминай. В Полоцке сидит наш родственник
-- князь Рогволод с сынами и дочерью. Он древнейшего рода, скальды ведут
его род от самого Одина, он в кровном родстве с сильнейшими конунгами
Севера. Сыны у него -- настоящие львы, а дочь -- красавица, какой свет не
видывал.
Глаза Ингельда загорелись. На него засматриваются даже замужние
женщины, красив и отважен, но какой викинг не мечтает о красавице за
морем?
Конунг усмехнулся:
-- Попробуй. Такая жена сделает честь любому королю. Запомни:
Рогволод -- свеон, поможет каждому соплеменнику, если тот обратится за
помощью. Вдвоем с ним свалишь победителя, кто бы им ни был: конунг
Вольдемар или конунг Ярополк. Но сперва дай им обессилить один другого. И
пусть положат в битвах как можно больше своих людей.
-- А эта дочь Рогволода...
Конунг досадливо дернул плечами:
-- Она на выданье, но гордый Рогволод скорее отдаст за тебя, сына
конунга, чем за любого из князей Руси. Он их считает безродными и
никчемными. Так что здесь забот особых у тебя не будет. Думай лучше о
деле!
-- А мне можно будет попробовать...
-- Сделать! -- сказал конунг жестко.-- Такой возможности давно ни у
кого не было. Русы уже не пропускают нас через свои земли, как было
раньше. Даже в Царьград приходится ездить кружным путем. А тут ты с
большим войском окажешься в самом сердце славянских земель Киевщины! Быть
там и не воспользоваться -- для норманна непростительно.
-- Я сделаю, дядя. Клянусь Тором! Штрангуг...
-- Штрангуг не понадобится. Вы идете в русские земли открыто.
Открыто, бок-о-бок с этими лапотниками из Хольмграда, ихнего Новгорода,
врываетесь в Киев... Ясно?
Ингельд кивнул. Русские города не удавалось захватывать, как
получалось в Британии, Франции, по всей Западной Европе. Иногда прибегали
к хитростям: под личиной купцов, спрятав оружие под мехами, добирались до
далеких городов на Днепре, а там, устроив ночью штрангуг, пытались
захватить города... Но так удавалось лишь в маленьких городишках, где и
дружин-то не было. Киев внезапным налетом не возьмешь... Зато какая
блестящая возможность войти в город с обнаженными мечами!
-- Говорят, никто не брал Киев из чужеземцев,-- прошептал он.--
Спасибо, дядя! Спасибо за возможность показать себя.
-- И разбогатеть,-- улыбка конунга была волчьей.-- Разбогатеть, не
просто ограбив богатейший город, а захватив его! Как предки Рогволода
захватили и удержали Полоцк. Ведь из его земель Рогволод создал целое
полоцкое княжество! Создал, укрепил, расширил... И теперь там сидят и
правят люди нашего корня!
Римская империя... Папа Бенедикт VII стоял у окна и рассматривал
ночной Рим. На фоне темно-синего неба чернели залитые лунным светом
мрачные башни, высокие стены. Слева виден поднятый мост, а внизу изо рва,
наполненного затхлой водой, высовываются острые колья... Дальше каменные
громады домов растворяются во тьме, все как один мрачные и толстенные, с
узкими окнами, закрытыми массивными железными прутьями.
Где ты светлый, шумный Рим времен республики и даже первых
императоров? С той поры, как под ударами боевых топоров Алариха пали
ворота Вечного Города, мир содрогнулся и никогда уже не был прежним.
Рушилось незыблемое. Оказалось, что Вечный Город можно взять штурмом и
разграбить точно так же, как и другие города. И с тех пор его
действительно брали и грабили не раз.
С той поры и начали строить на развалинах вместо прежних светлых
домов, полных солнца и простора, эти тяжелые дома, больше похожие на
крепости. Пока не дошли до этих каменных чудовищ, ощетинившихся копьями,
зубьями, клыками, лезвиями. И понимаешь, до какого же отчаяния довели
бесконечные бои несчастных жителей!
Здесь, на Латеране, выросла крепость, такие же крепости на остальные
холмах: Лавентине, Капитолии, Квириналии... Между ними -- дома-крепости,
лавки-крепости, сараи-крепости!
Римская империя! Когда-то римлянам даже собственную армию не
разрешалось проводить вблизи Рима. Сулла первым нарушил закон, вторым
Цезарь... Как давно это было! Или недавно? Всего через пятьсот лет после
Цезаря свои войска в Рим ввел гиперборей Одоакр и сбросил с трона
последнего западноримского императора Ромула!
Бенедикт VII сел в кресло, повернулся к окну. Мысли кружились,
толпились в черепе. Мелькнула среди них одна, которую он тщетно пытался
выловить среди множества. Римская империя... Она пала, но город Рим
остался для всех символом мироздания и порядка. По чести, римские
завоевания несли жестокости и крови не меньше, чем дикие парфяне или
свирепые кельты, но в покоренные области вместе с властью Рима приходило
римское право, инженеры строили превосходные дороги и акведуки, сразу за
армией являлись юристы, администраторы, архитекторы, строители...
Да, после падения Рима темные стороны его власти были забыты. В
воображении образованных и необразованных людей, которым остались труды
римских поэтов, историков, юристов, Рим встает как сверкающее видение
культуры и справедливости. Как символ того, чего сейчас нет, но
обязательно должно быть!
За века народы привыкли к Риму. Привыкли, что право и справедливость
в мир исходят именно оттуда. Но власть императоров пала, зато жива и
крепнет власть духовная, власть над душами людскими. Здесь живет папа
