напрягая мышцы задницы и сжимая ногами гладко обструганный ствол, но никто
не продержится вечно. Усталость побеждает любого богатыря, но даже тогда у
немногих хватает мужества расслабить мышцы и помочь себе умереть быстро.
Наместник начал кричать и дергаться на колу первым. Его грузное тело
просело, кол обагрился кровью и слизью. Завыл еще один, в смертной муке
запрокинул голову, кровь потекла темная, будто и не человека казнили
вовсе, а вурдалака.
В толпе смеялись, хлопали в ладоши, подбадривали, советовали как
продержаться дольше. В воздухе стоял теплый запах свежей крови и свежих
внутренностей вперемешку с содержимым порванного кишечника. В толпе
собравшихся мальчишки-разносчики бойко торговали ячменными лепешками,
булками и пирогами.
Потом часть народа отхлынула к капищу, там жрецы приносили в жертву
детей посадника. По подсказке новгородцев пымали несколько ярых
сторонников Ярополка, коим пожаловал дома и земли воевод Владимира. Для
них спешно начали ставить еще колья, а кому не нашлось места, тех Владимир
велел повесить на крюках за ребра возле городских ворот.
Жен и старших дочерей предателей отдал викингам и просто охочим на
потеху, младших -- в жертву Перуну, а дома -- на поток и разграбление.
Земли вернул прежним хозяевам, не взяв себе ни щепочки.
Глава 3
Войдан еще в первый день собрал сотников, велел проверить кто и
насколько в их старшей и младшей дружинах готов к бою, а кто и к походу на
Киев. Все кузницы работали, удивляя и настораживая викингов, круглые
сутки. Оттуда выносили охапками еще горячие мечи, топоры, кривые сабли.
Заново перековывали коней, готовили к дальней дороге.
Главному войску викингов оставалось два дня хода, чтобы добраться до
Новгорода. Владимир спешил за эти два дня переделать все дела, чтобы
увести эту жадную до крови толпу в глубину Руси.
Задерганный, усталый, он валился с ног, а в седле проводил времени
больше, чем на ложе. Когда приехал в терем, осушил большую чашу крепчайшей
кавы, сердце застучало чаще, но сил почти не прибавилось. Кава тоже не
придает сил, как объяснил волхв, а берет из его же запасов. Но откуда их
брать, если уже все выметено, по сусекам поскреб и вычистил?
Обедал стоя как конь, так еще можно было противиться сну. Когда дверь
распахнулась, Владимир ожидал Тавра, но на пороге возник перекошенный
силуэт Сувора.
-- Княже, к тебе послы!
-- Кто? -- переспросил Владимир. Сувор двоился и расплывался в его
глазах, будто в его личину поселилась Мара.
-- Послы!
-- От кого? -- он ощутил, как сон начал отступать, а сердце
похолодело.-- От Ярополка? Или от Рогволода?
-- Нет, княже. Заморские! Правда, гутарят по-нашему, только язык
малость чудной.
-- Не до послов,-- ответил Владимир.-- Накорми, пусть ждут до утра.
Утро, мол, вечера мудренее.
-- Как скажешь, княже,-- ответил Сувор, но остался на месте.--
Подождут, так подождут. Только они вроде бы помощи просят!
Владимир горько засмеялся:
-- Помощи? У нас? Самому впору вешаться или топиться. Зови!
Интересно, кому это еще хуже, чем нам... Нет, приведи их в малую палату.
Там сейчас Добрыня с боярами, Тавр. Я сейчас приду.
Сувор удалился. Владимир осушил еще чарку кавы, набросил княжеское
платье и спустился в малую палату. Пир там угасал, но пиры Владимира были
теми кострами, которые только ждут новой охапки хвороста. Едва Владимир
вошел, за столом раздался довольный гомон, отроки забегали чаще, сменили
скатерти. Пировали все свои: Добрыня, Тавр, Стойгнев, Панас, Твердохлеб,
молодые бояре и двое тысяцких.
Гостей еще не было, но едва Владимир сел, как за дверью послышались
голоса. Дверь распахнулась, в палату вошли люди, от которых сразу повеяло
железом и кровью. Рослые, крутоплечие, суроволицые, все в доспехах: не
парадных, а бранных, погнутых и рябых, словно их клевали птицы с железными
носами.
Владимир невольно взглянул на сапоги прибывших. Стоптанные подошвы и
сбитые каблуки, пыль заполнила трещины. У одного потертости от стремян,
остальные явно бились пешими.
Вперед выступил седоусый мужчина, шлем держал на согнутом локте.
Белые волосы свободно падали на плечи. Коричневое лицо настолько иссечено
морщинами, что шрамы почти прятались среди них. Глаза у него были
светло-голубые, цвета северной морской волны.
-- Челом бьем тебе, князь,-- густой сильный голос наподнил палату.--
Желаем здравствовать в мирном граде Новгороде!
-- Благодарствую,-- ответил Владимир настороженно, почудилась издевка
в слове "мирный".-- И вам... желаю того же. С чем прибыли, дорогие гости?
Он широким жестом пригласил их за стол. Пока рассаживались, изучал их
внимательно. Это в Царьграде императором может быть слабый старик, а
здесь, на украинах мира, вождями становятся лишь те, кто умеет крепко
держать меч и с его помощью сплотить вокруг себя дружину себе подобных.
Эти гости именно такие. Держатся с достоинством, не простые воины, но в
доспехах и при мечах. И видно, что оружием пользоваться умеют.
-- Мы прибыли издалека,-- сказал седоусый.-- Меня зовут Горислав, а
это доблестные Ратмир, Всебой и Вышеслав. Мы добирались с западных границ
славянского мира... Мы -- велеты, а в других странах нас кличут лютичами.
Испокон веков мы занимаем земли от реки Лаба и реки Сала на западе до реки
Одра или Одер на востоке, от Рудных гор на юге и до самого Балтийского
моря на севере...
-- Великую землю держите,-- заметил Владимир уважительно.
-- Увы, земли славянского мира уменьшаются, княже! Да так быстро, что
могут исчезнуть вовсе. Германская империя с ее "Дранг нах Остен" давит со
страшной силой вот уже двести лет. Еще раньше от ее ударов рассыпалась
Римская империя, от мечей германцев пали целые страны. Теперь она
обрушилась на нас... Ей нас не сломить, ведь мы -- велеты, тевтонов били и
бьем. Ни одно войско захватчиков, что приходят к нам, не уходит целым...
Он перевел дыхание, а воин, которого он назвал Ратмиром, вклинился
горячо:
-- Мы бы справились с Германией сами, ведь мы -- велеты, а то и
послали бы своих героев в их земли, чтобы там разрушили все и сожгли, а
детей увели, дабы навсегда стереть с лица земли этот подлый род... если бы
не бодричи! Этот подлейший союз, что всегда враждовал и воевал с нами. Он
пошел с Германией, чтобы одолеть нас или хотя бы ослабить!
Владимир обвел взглядом внимательно слушающих бояр. Добрыня
сочувствующе кивал, на его широком лице было само сострадание.
-- Но ведь бодричи,-- сказал Владимир осторожно,-- гм... у них те же
боги, тот же язык, та же одежка... Сколько их в союзе?
-- Всего лишь десятка два крупных племен и полсотни мелких.
-- А у вас?
-- Наш благородный союз лютичей объединяет двадцать больших племен,--
ответил Горислав с достоинством,-- где живут исполненные доблести мужи и
целомудренные женщины! У нас ищет защиты множество независимых племен,
которые взамен дают нам своих храбрых воинов! Их не менее пяти десятков.
Его бояре закивали, глаза их горели гордостью. Горислав продолжил
после отмеренной паузы, что придавала его словам больше веса:
-- И мы, и даже презренные бодричи, даже врозь могли бы стереть с
лица земли Германию! А уж вместе... Но нам приходится драться против этих
собак бодричей, а Германия тем временем захватывает ихние и наши земли!
Молчание было тяжелым. Тавр спросил внезапно:
-- А вы, лютичи, никогда не обращались за помощью к Германии?
Горислав пренебрежительно отмахнулся:
-- Всего дважды. Или трижды. Да и присылали они не такие уж большие
отряды... Но теперь поддерживают бодричей, этих проклятых...
Отроки быстро сняли запачканную скатерть вместе с посудой, а другие
мигом накрыли узорной белоснежной, расставили братины с хмельным вином,
блюда с жареной и печеной дичью.
Владимир жестом пригласил гостей угощаться, мол, здесь на пиру все
равны. А он здесь первый среди равных, не столько князь, сколько витязь,
заслуживший славу и уважение своей отвагой и удалью.
-- Но чем можем помочь мы?
-- Страна у вас могучая. Войн нет. Ну... больших, как у нас. А брат с
братом везде бьются, это не в счет. Дай нам войско! Мы готовы платить,
сколько скажешь. Разобьем подлых бодричей, рассеем их племена по лесам,
дабы следа не осталось, и будет одна сильная держава. Мы заставим
трепетать Германию и другие западные страны! У вас Русь Восточная, у нас
будет Русь Западная. Две великие державы будут править миром. А нападет
кто -- отобьемся хоть от всего света, если спина к спине!
-- Хорошие слова ты рек,-- ответил Владимир. Он понял, что прячет
глаза. В палате повисло тяжелое молчание. Воеводы и бояре опускали головы.
Тавр покраснел так, что смотреть было страшно. Владимир первый раз видел,
чтобы все видавший боярин покраснел. Все поглядывали на Вячеслава,
бодрического боярина, что сидел за вторым столом от князя. Прибыл в
прошлом году, просил помощь супротив проклятых лютичей, этих вот самых, но
не получил, остался в Новгороде, прижился, сумел заслужить уважение честью
и отвагой.
Добрыня сопел сочувствующе, ложка в его пальцах гнулась, вдруг
распалась на две половины. Он выругался зло, с такой злобой, будто кто
наступил грязным сапогом на его девственную душу.
-- Хорошие слова,-- повторил Владимир мучительно. Язык прилип к
гортани, губы вело. Все отводили взоры, только велеты смотрели в упор.
Измученные лица были ожидающими. В глазах горела страсть.
Что он мог ответить? Что сами, как голодные псы, сцепились в драке за
мозговую косточку -- великокняжеский стол в Киеве? Что снова пошли войска
друг на друга, что и здесь бьются славяне не с чужеземцами, а друг другу
секут головы, устилают поля трупами? Много народу на Руси, если поглядеть
после побоища на бранное поле! На залитой красным земле, где все ямки
заполнены кровью -- горы мертвых тел, павших безусых парней, которым бы
еще жить да жить, пахать землю, строить города, населять мир потомством!
Бодричи призвали на помощь Германию? Но смеет ли возмущаться этим
тот, кто призвал свеев, чтобы с ними идти на родного брата? Ярополк вовсе
сотворил непотребное! Бодричи хоть немцев позвали, народ одного со
славянами корня, а тот вовсе печенегов кликнул, степняков, лютых врагов
любого землепашца, народ вовсе дикий и невесть откуда взявшийся... Не
говоря уже о том, что их вождь пьет из черепа их отца, великого князя
Святослава, бахвалится победой! Это он, Владимир, любил ревнивой любовью
затурканного сына, что видит блистающего отца лишь издали, а для Ярополка
он еще и благодетель, при жизни отдавший ему престол в Киеве!
И вот сшибаются в страшной сече русские полки, реки выходят из
берегов из-за перегородивших русло трупов. Кровавые ручьи бегут по земле,
сливаются в реки, а те до самого моря текут красными как закат... А тем
временем польский король Болеслав захватывает оставшиеся без защиты
окраинные русские земли, богатые людьми и городами, на юге печенегам
отдали земли для поселения, теперь их и силой оттуда не выбьешь...
Что сказать посланцам полабских славян? Не только они, родственная
русичам по языку и вере Пруссия, с которой Русь в родстве и торговле, в
одиночку бьется против Германской империи. Пока сражается успешно, держит
земли по южному берегу Балтийского моря между нижним течением рек Висла и
Неман, даже сама переходит иной раз в наступление, вторгается на
германские земли, но выстоит ли? Германия, раньше соседей успевшая
