Засядько сказал тем же бодрым голосом:
-- Благоволите, Михаил Богданович, назначить день, чтобы я мог
показать вам ракеты.
-- Зачем же какой-то особый день,-- сказал Барклай заинтересованно.--
Если их нетрудно доставить, то велю сейчас послать за ними. Я знал, что вы
талантливый инженер-артиллерист, а выходит, что еще и изобретатель?
-- Не столь уж я разносторонен,-- ответил Засядько дипломатично.-- Я
воин, и все мои помыслы направлены на прославление нашего оружия. Будь у
нас ракеты раньше, кто знает, посмел бы Бонапарт ступить на нашу землю? А
если б и начал свое варварское нашествие, то, возможно, был бы остановлен
раньше. И тогда сидели бы с нами многие храбрецы, павшие на полях
сражений...
-- Да,-- вздохнул Барклай. Он потер переносицу, потом взглянул
вопросительно на гостя.-- Зная вас как деятельного человека, не могу
помыслить, чтобы вы отложили сие предприятие до завтра.
-- Вы угадали,-- ответил Засядько, несколько смущенный
проницательностью старого полководца.-- В прихожей я оставил треногу с
ракетами. Сейчас внесу.
-- Неужели сами несли станок? -- удивился Барклай.
-- Вы убедитесь, что для этого вовсе не обязательно быть геркулесом!
Через минуту Засядько вернулся со своим детищем. За ним вошли и
почтительно остановились у порога два адъютанта фельдмаршала в новеньких
мундирах из тонкого английского сукна. Оба в чине полковников. Александр
понимал, что вины Барклая в появлении этих франтов не было. Во всей армии
они вытесняют из штабов боевых офицеров, которые не смущались носить
мундиры из простого солдатского сукна.
-- Эта тренога и есть пусковой верстак? -- спросил Барклай
недоверчиво.
Засядько, в который раз услышав традиционный вопрос, засмеялся.
Фельдмаршал покосился на сверкнувшие в полумраке кабинета ровные белые
зубы полковника.
-- Вопрос глупый,-- признал Барклай.-- Представляю, сколько раз вам
его задают. Но это первое, что приходит в голову при виде такой ажурной
вещи. Удивительно, что вы еще сохраняете чувство юмора. Я бы уже
взъярился. Кстати, Александр Дмитриевич, может быть, опустим теорию? Ваши
ракеты можно будет опробовать сегодня же?
-- Конечно,-- ответил Засядько с облегчением.
Около трех часов они проводили стрельбы. Место выбрали удачное --
пустынный берег реки. Несколько конных кирасиров маячили на горизонте,
останавливая любопытствующих.
Барклай с живейшим интересом следил за стрельбами. Засядько понимал,
что многоопытный фельдмаршал -- он же и военный министр -- скрупулезно
взвешивает плюсы и минусы нового оружия. Плюс -- высокая эффективность, но
совсем непросто вооружить армию новым оружием, обучить людей, выработать
тактику и стратегию...
-- Добро,-- сказал Барклай, когда Засядько расстрелял по мишеням три
ящика ракет.-- Отберите людей по своему усмотрению и постарайтесь научить
их обращаться с ракетами. Мне нужно знать, за какой срок можно подготовить
хотя бы отделение ракетчиков.
Засядько начал с гренадерских полков, которые во все времена
считались отборными. Однако быстрее всех овладели искусством точной
наводки с последующей стрельбой по цели казаки, будто им это искусство
передалось по наследству.
Труднее оказалось с составлением пороховых смесей.
Пришлось затратить почти вдвое больше времени, чем полагал, но, в
конце концов, уладилось и с этим. Правда, можно было привозить в
действующую армию ракеты, собранные в Петербурге, но у Засядько созрел
иной план.
Производство ракет можно и нужно наладить в самой армии! Конечно, не
из сырья -- с таким делом здесь невозможно управиться, но сборку из
готовых частей лучше всего производить в относительной близости от театра
военных действий. Ракета -- слишком сложный механизм, чтобы ее можно было
изготовить на каком-либо одном предприятии, заказы на отдельные части
придется разбросать по различным пороховым, оружейным и литейным заводам.
А собирать нужно в специализированном заведении, которому надлежит
находиться вблизи от армии или даже в ней самой...
Засядько, собрав более-менее понимающий свое дело штат, смог показать
одновременный запуск двух десятков ракет. На этом испытании, кроме
Барклая, присутствовал весь генералитет. Александр постарался блеснуть
мастерством, и это ему удалось.
После окончания испытания он подошел к Барклаю:
-- Расстрелял весь запас, Михаил Богданович. Что теперь?
Барклай обнял бывшего соратника по сражениям.
-- Можете сразу отправляться в Петербург. Я заготовил для вас
сопроводительную бумагу в военное ведомство. А можете отдохнуть здесь.
Чудесная природа, лес, река...
-- Спасибо, Михаил Богданович. Мне нужно ехать. Время идет, а так
мало сделано!
-- Да,-- вздохнул полководец,-- время идет... Дай-ка, дружище, я
обниму тебя напоследок.
Обратно Засядько предпочел ехать в телеге. Нужно было проделать массу
расчетов, а при верховой езде приходилось считать лишь в уме. Время от
времени он доставал и перечитывал письмо Барклая. "В продолжение
нахождения Вашего при главной моей квартире для показания опытов,
составления и употребления в армии... ракет я с удовольствием видел
особенные труды и усердие Ваше в открытии сего нового и столь полезного
оружия, кои поставляют меня в приятный долг изъявить Вам за то истинную
мою признательность".
-- Удалось? -- спросил Василь, заметив, что полковник читает какую-то
бумагу.
-- Полный успех. Боевые ракеты существуют!
Не знал Засядько, что вдогонку летело второе донесение Барклая
Александру I, в котором говорилось: "...Произведение в генерал-майорский
чин не только было бы вознаграждением отличнейших познаний и достоинств
полковника Засядько, но было бы и для самой службы полезно".
Солнце стояло над самой головой. Василь, серый от дорожной пыли,
тоскливо посматривал по сторонам. Дорога тянулась нескончаемо
однообразная, без признаков жизни. Словно ею перестали пользоваться со
времени половцев или татарского нашествия. Иногда над головой проносилась
хищная тень кобчика, и совсем редко удавалось услышать пение жаворонка.
Наконец по дороге попался трактир. Чувствуя в желудке тянущую
пустоту, Засядько велел остановиться. Довольный Василь подвязал лошадям к
мордам мешки с овсом и поспешил за хозяином.
В просторной избе было пусто, лишь у стены сидело трое мужиков. Перед
ними на столе дымился чугунок с горячей картошкой. Все трое выхватывали по
картофелине, катали в ладонях, пока остынет, затем начинали есть, время от
времени макая в горку крупной серой соли, насыпанной прямо на стол.
-- Земляные яблоки,-- определил Василь.-- Ишь ты! А недавно
бунтовали, отказывались поганить огороды.
К Засядько подскочил хозяин, угодливо склонил голову с лоснящимися от
жира волосами. Его цепкие глаза мигом ощупали сукно мундира, пробежали по
выцветшим брюкам, опустились на истоптанные сапоги.
-- Слушаю вас, милостивый государь!
-- Поесть,-- сказал Засядько хрипло.-- И что-нибудь выпить.
-- Вина, водки?
-- Квасу.
Сзади взмолился Василь:
-- А мне бы с дороги чего-нибудь покрепче, Александр Дмитриевич!
-- Ладно, и водки. Один стакан, не больше.
Хозяин хлопнул в ладоши, прибежал половой, вытер стол тряпкой.
Скатерти не было и в помине, да она была бы ни к чему в этом грязном,
закопченном помещении.
Тот же парень принес горячие щи и половину жареного гуся. Василь
дождался водки, лишь тогда приступил к трапезе. Над головой колыхался
целый рой мух, под ногами бегали тараканы. Засядько ел, ни на что не
обращая внимания: в походах и не то видал.
Окончив трапезу, полез за кошельком и... похолодел. Пальцы нащупали
пустое портмоне. Совсем забыл, что позавчера истратил на хлеб последнюю
монету! Все эти дни обедал у Барклая, и как-то неудобно было одалживать у
него деньги. В его чине деревнями меняются или проигрывают их в карты, а
тут нечем заплатить за самый дешевый обед на постоялом дворе.
-- Черт возьми...-- пробормотал он.
Хозяин понял, что произошло что-то неладное. Его круглая физиономия
вытянулась, на ней было написано: "А мне какое дело? Плати". Крестьяне
тоже насторожились, повернули головы к заезжему барину. Все трое смотрели
с жадным любопытством, как гуси, вытянув худые жилистые шеи.
-- Никак кошелек потеряли, ваше благородие? -- спросил Василь.
-- Гм... Можно считать и так.
В неловком молчании он вытащил из жилетного кармана швейцарский
брегет. На внутренней крышке была дарственная надпись от Кутузова. Жаль,
но другого выхода не было.
-- Возьми вместо платы,-- сказал Засядько хозяину.-- Да принеси еще
гуся вон тем,-- он кивнул на любопытствующих крестьян,-- а то они только
выращивают их, а сами не едят.
-- Слушаюсь, ваше сиятельство! -- рявкнул хозяин, поспешно пряча часы
в карман.
Засядько допил квас, поднялся. Раскрасневшийся Василь последовал за
ним, украдкой погрозив пальцем хозяину. Тот в этот момент ставил перед
изумленными мужиками блюдо с жареным гусем и чуть не уронил с испугу. Бог
их поймет, этих господ. Гуляют!
-- Как же теперь, Александр Дмитриевич? -- спросил на дворе
обеспокоенный помощник.-- Нам еще ехать и ехать. А есть надобно каждый
день.
-- Доберемся,-- ответил Засядько беспечно и, отыскав в кармане лист
бумаги, погрузился в дебри дифференциальных уравнений.
Несмотря на глухое противодействие Васильева, труды Засядько
привлекли общее внимание в военной коллегии. Его руководство по
составлению и употреблению ракет ходило в списках, как в свое время
суворовская "Наука побеждать". Александр I, которому имя Засядько говорило
много, во время очередного смотра войск произвел полковника в
генерал-майорский чин.
Через год он был назначен дежурным генералом 2-й армии, что пришлось
очень кстати, ибо можно было изучить на месте способы применения ракет в
боевой обстановке и, главное, подготовить командный состав и нижние чины к
предстоящему оснащению армии новым оружием.
Будучи по делам в Одессе, он как-то в глубокой задумчивости шел вдоль
Приморского бульвара. День был утомительный, пришлось проделать массу
работы, но все равно не мог позволить себе даже минуту отдыха.
Погода была по-настоящему весенней: небо полностью очистилось от туч,
солнце было такое сияющее и радостное, что весь мир, казалось, улыбался
ему в ответ.
На бульваре было много гуляющих. Чаще всего попадались бонны,
сопровождающие пухлых румяных барчуков, встречались молоденькие девицы,
которые обычно держались парами, гимназистки и выпускницы пансионов. К ним
присматривались уланы из расквартированной неподалеку части, пытались
заговаривать, залихватски подкручивая нафабренные усы и браво выпячивая
грудь. Вышли на бульвар и почтенные отцы семейств, грелись под весенним
солнцем в своей ленивой важности.
Засядько шел неторопливо. В редкие минуты отдыха он умел наслаждаться
красотой природы в противовес бездельникам, которые большую часть своего
времени проводят в праздности, никого и ничего не замечая.
С моря дул легкий свежий ветерок, громко кричали чайки, словно тоже
были переполнены искрящейся радостью. Вдруг Александр почувствовал, как
сердце его дрогнуло. Навстречу в сопровождении немолодых женщин шли две
девушки. На них с удовольствием заглядывались даже старики, а молодые
офицеры залихватски крутили усы, выпячивали груди и старались смотреть
соколами. Он еще не понял, что случилось, но сердце билось все быстрей.
