живет совсем другим, чем этот сосуд, пещера, механизм для его
обитания.
И странно, печальное понимание, что счастье недостижимо,
наконец-то наполнило их счастьем.
УЦЕЛЕТЬ БЫ...
Сергей Сергеевич забеспокоился, когда они проскочили на
красный свет, лихо и на большой скорости пронеслись мимо щита с
надписью: "Скорость контролируется радарами", на что Вадим
только усмехнулся:
-- Пугают! Где возьмут столько радаров, чтобы расставить
по всем улицам?
Он все наращивал и наращивал скорость, и Сергей Сергеевич
инстинктивно уперся ногами. Привязной ремень попросить
постеснялся: Вадим поднимет на смех, но уже отвечал невпопад,
тоскливо ждал конца дороги. Сердце стучало чаще, в висках
пульсировала кровь, шумела в артериях, он в каждом стуке сердца
слышал паническое: "Жить! Жить! ЖИТЬ! Любой ценой -- жить! Во
что бы то ни стало -- жить!"
Когда Вадим в который раз выскочил на встречную полосу,
нарушая сразу ряд правил, Сергей Сергеевич уже открыл рот,
чтобы напомнить про поворот -- крутой подъем закрыл видимость,
но в тот же миг из-за близкого пригорка выросла крыша МАЗа, и
вот он уже весь бешено мчится навстречу!
Вадим судорожно рванул руль, но справа сплошной лентой шли
машины, и Сергей Сергеевич изо всех сил уперся ногами,
откинулся на спинку, в ужасе понимая, что от лобового удара
спасения уже нет, но бороться надо, нужно жить, уцелеть во что
бы то ни стало...
Удар был страшен, железо смялось в гармошку. Вадима
сплющило, он взорвался, как пластмассовый мешок с горячей
кровью, а его бросило вперед, сокрушая панель управления и
лобовое стекло, он пробил все, как выпущенный из катапульты
валун, его пронесло рядом с МАЗом, ударило об асфальт, он
перекувырнулся и остался лежать плашмя.
Совсем рядом взвизгнули тормоза, вильнули колеса и обдало
бензином. Сзади трещало и несло дымом, слышались крики. Он
шевельнулся, с трудом сел. Одежда висела лохмотьями, и он никак
не мог понять, что остался жив и даже вроде бы цел.
В десятке шагов позади, зацепившись на бампере МАЗа,
горело то, что осталось от "Жигулей". По обеим сторонам шоссе
останавливались машины, выскакивали люди,
Сильные руки подхватили Сергея Сергеевича, он очутился на
ногах. Мужской голос крикнул в самое ухо:
-- Цел?
-- Вроде бы,-- пробормотал Сергей Сергеевич.
-- Ну, парень,-- сказал мужчина. От избытка чувств он
крепко ругнулся, добавил с истерическим смешком: -- Под
счастливой звездой... Как вылетел, а? Никогда бы не поверил. Ты
не каскадер случаем?
-- Нет, не каскадер, -- ответил Сергей Сергеевич тупо.
Он наконец понял что не поврежден, ноги держат, только
тело мелко-мелко трясется.
Дверца МАЗа распахнулась, оттуда с трудом выбиралась
светловолосая девушка-шофер. Стройная, гибкая, в тенниске и
ярко-синих джинсах, она поразила его мертвенно-бледным лицом и
полоской крови на лбу. Из легковых автомобилей выскакивали
люди, кто-то из мужчин услужливо подхватил ее под руки. Она в
великом изумлении смотрела на Сергея Сергеевича, ее пальцы все
время щупали лоб, размазывая кровь.
Вокруг Сергея Сергеевича жужжали люди, хватали его за
плечи, куда-то тащили, дергали. Он почти с облегчением услышал
шум снижающегося вертолета с надписью "ГАИ", голоса начали
стихать.
Люди в форме смотрели на него недоверчиво. Очевидцы
наперебой рассказывали о случившемся, милиционеры старательно
записывали, один сказал Сергею Сергеевичу раздраженно:
-- И все-таки не пойму... Одежда в клочья, но на вас нет
даже царапин!
-- Сам не знаю, как случилось,-- прошептал Сергей
Сергеевич.
-- Гм... ладно. Это все потом. Сейчас вас отвезут.
Домашний адрес помните?
-- Я чувствую себя нормально,-- заверил Сергей Сергеевич.
Примчалась "скорая". Район аварии был уже оцеплен. МАЗ там
и остался, два инспектора старательно замеряли рулеткой
тормозной путь, а в салоне "скорой" очутилась вместе с Сергеем
Сергеевичем и врачами также и девушка-шофер, которой накрепко
перевязали голову бинтами. По-прежнему смертельно бледная, на
Сергея Сергеевича она смотрела то с изумлением, то с
ненавистью.
-- Больно? -- спросил он участливо.
-- Да,-- отрезала она.-- Как вас угораздило уцелеть?
-- Вы недовольны? -- спросил Сергей Сергеевич.
-- Да,-- огрызнулась она тем же тоном.-- Носитесь как
угорелые... Пьяные небось. А мне отвечай.
-- Мы сами нарушили,-- сказал Сергей Сергеевич, удивляясь,
что после пережитого говорит достаточно спокойно.-- Вас никто
не обвинит.
У нее от злости закипели слезы:
-- Много вы знаете! Я женщина. Нам не дают тяжелые
грузовики, а мне дали... Теперь пересадят на электрокар. И все
из-за вас!
Сергей Сергеевич сказал:
-- Я пойду в ваше управление. Скажу, что виноваты мы.
-- Так вас и послушают!
Но смотрела она уже не так безнадежно и враждебно. Скорее
устало. А он лихорадочно старался понять, что же случилось. Не
потому ли, что он так панически боялся крови, боялся боли? Ведь
холодел же, когда еще в школьные годы приходилось сдавать
анализ крови и к нему подходили со шприцем? Кровь отливала
вовнутрь, пальцы белели как отмороженные, и удивленная
медсестра тщетно заглядывала в пробитую дырку на пальце: кровь
не шла.
Его и стыдили, и высмеивали, но он все так же боялся боли.
Инстинкт самосохранения оказался чересчур силен... Позже он
узнал, что мужчины вообще больше боятся боли, чем женщины, но
это его утешило мало -- он и среди мужчин был чемпионом по
трусости.
Инстинкт выживания, инстинкт самосохранения... Это он
сумел напрячь все мыслимые и немыслимые силы?
Сергей Сергеевич взглянул в окно, сказал:
-- Мне налево. На Большую Почтовую.
Врач ответил веско:
-- Вы оба нуждаетесь в обследовании. Не волнуйтесь,
поместим в хорошую палату...
-- Вадим...-- начал говорить Сергей Сергеевич. Спазм сжал
ему горло, он прокашлялся и договорил: -- Он... что с ним?.. Ну
тот, второй, что сидел за рулем?
-- Ему повезло меньше,-- ответил врач хмуро.-- Точнее, ему
совсем не повезло.
-- Понятно,-- прошептал Сергей Сергеевич. Он собрался с
силами, сказал, стараясь, чтобы голос звучал решительно: -- Вы
сейчас свернете вон от того угла направо.
Врач ответил сухо:
-- Мы едем в больницу.
-- Это ваше дело,-- сказал Сергей Сергеевич.-- Ну а я...
Хотите, чтобы я вышиб дверь и выпрыгнул на ходу? Я это сделаю.
Врач коротко взглянул на него, явно заколебался. Сергей
Сергеевич поднялся. Второй врач сказал быстро:
-- Коля, поворот направо.
Шофер резко крутнул руль. Машина послушно свернула, минут
пять неслись в молчании, ощущая тяжелую атмосферу, наконец
Сергей Сергеевич велел:
-- Стоп!
Он выпрыгнул, не успел отойти, как на него свалилась
девушка.
-- Я тоже,-- буркнула она. Оглянувшись, крикнула сердито:
-- А вы езжайте. Езжайте!
"Скорая" нерешительно тронулась с места. Девушка шагнула
было, но Сергей Сергеевич, сам удивляясь своей смелости,
ухватил ее за руку и сказал потверже:
-- Вот мой подъезд. Мы с вами выпьем кофе, а вы перевяжете
голову сами. Перед зеркалом. Вам навернули целую чалму, вид
отвратительный. На улице будут смеяться.
Довод оказался неотразимым. Она, уже вырвавшая независимо
руку, тут же послушно пошла за ним.
Он чистил на кухне картошку. Регина, так ее звали,
плескалась в ванной, трубы гудели. Нож ходил равномерно, кожура
тонкой лентой свисала до самой раковины, ложилась кольцами...
Он всегда находил в этом элемент игры: почистить так, чтобы с
каждой картофелины была одна-единственная кожура...
Перед глазами всплыла картина удара о МАЗ, и он снова
ощутил озноб, в голове пронесся звон, руки похолодели. На миг
кольнуло болью. Взглянув вниз, увидел -- острое, как бритва,
лезвие ножа в дрогнувшей руке скользнуло по очищенному и до
самой кости располосовало мякоть большого пальца.
Инстинктивно выдернул нож, успел увидеть глубокий разрез,
белеющую кость и даже слоистый разрез плоти, увидел, как это
ущелье быстро-быстро заполняется кровью...
Он ощутил дурноту, в животе похолодело. Боясь потерять
сознание и борясь с тошнотой, он в то же время не мог оторвать
взгляд от пальца, где на месте пореза наверх уже выдавило белый
шрамик, который во мгновение ока рассосался. Кожа стала такой
же неповрежденной, с тоненькими "линиями жизни", но без
малейших следов пореза!
Он ошалело смотрел на пальцы. Догадка была такой
невероятной, что больше испугался, чем обрадовался. Мгновенная
регенерация! Абсолютная приспосабливаемость к условиям!
В ванной хлопнула дверь, по коридору прошлепали маленькие
ноги в его огромных тапочках.
-- Регина,-- позвал он дрожащим голосом,-- ты где?
Она появилась чистенькая, без бинтов, лишь с небольшим
пластырем на лбу, да и тот постаралась замаскировать локонами,
опустив их на лоб.
-- Ого,-- сказала она одобрительно.-- Сам картошку
чистишь! Вот это мужик.
-- Регина, я должен был погибнуть вместе с Вадимом.
Она сразу посерьезнела.
-- Ладно, не стоит об этом. Ты весь побелел. Не вспоминай.
Он выудил из буфета коньяк. Регина взглянула
подозрительно, но мужик вроде не бабник, что пытается подпоить,
чтобы добыча была податливее.
Она выпила, не поморщилась, только надолго задержала
дыхание. Ели торопливо, молча. Коньяк немного оглушил, мышцы
стали расслабляться, но в какой-то момент он взглянул на палец,
снова ощутил, как сжало холодом сердце, сказал хрипло:
-- Давай еще?
-- Можно,-- кивнула она.
Мужик явно из непьющих, тех за версту видно. А этот и
разлить не умеет, бутылку открывал, словно задачу по физике
решал. И не нахальный. Редкость в наше время, это не шоферюга
-- тем не препятствуй сразу...
Его передернуло от второй рюмки, а она свою осушила, опять
не дрогнув, чтобы не уронить честь женщин перед этим якобы
сильным полом.
Потом расправились с плавлеными сырками. Она смотрела
выжидающе, однако он не стал включать телевизор, хотя мог бы
похвастать -- марка новейшая, вон еще видеомагнитофон -- под
него девок легко "размораживать", однако этот чудак снова взял
нож, пристально посмотрел на нее. Ей стало страшно.
-- Регина,-- сказал он хриплым голосом,-- я сам себе не
верю... Посмотри!
Он зажмурился, вытянул палец и приложил к нему лезвие
ножа. Она видела, как он жутко побледнел, крикнула испуганно:
-- Перестань! И не пей больше.
Лезвие чиркнуло по пальцу. Порез был неглубоким, но Сергея
Сергеевича чуть не стошнило, хотя он все время отворачивал
голову. Регина, чувствуя жалость пополам с брезгливостью от
такой немужской слабости, вскочила, чтобы поискать бинт, ее
глаза не отрывались от неглубокой ранки, и она отчетливо
видела, что кровь выбрызнула из стенок появившегося
микроущелья, но заполнить не успела: через доли секунды края
ранки сошлись, мелькнул белый шрамик, который тут же исчез.
Она недоверчиво взяла его за кисть, потрогала палец,
потерла кожу в месте пореза. Розовая и нежная, как у младенца.
-- Так получилось и там? -- спросила она тихо.
Он кивнул. Руки его тряслись. Она взяла стакан, хотела
налить воды -- так сделал следователь в одном кино, где
преступница закатила истерику, но бутылка с остатками коньяка
была ближе.
Он выпил залпом, поперхнулся. Она постучала по спине, он
беспомощно шарил по воздуху, и она сунула в его ищущие пальцы
