скатиться по другую от Рюрика сторону. Рюрик в огромном прыжке перескочил
тушу коня, тот еще хрипел и скреб копытами, ударил крест-накрест. Враг уже
вскочил, попятился, но удары парировал хорошо, взгляд его был мрачным, но
не испуганным. Бой был на равных, а он знал себя как самого умелого из
северных наемников на службе ромейского базилевса.
Рюрик и чужак зло рубились, кружили, скрестив мечи, оба быстро
взмокли и отшвырнули плащи, когда наконец за деревьями раздался треск
сучьев и что-то мелькнуло. Олег сжал рукояти швыряльных ножей, неслышно
скользнул навстречу.
Возвращались Асмунд и Рудый, за ними шла Гульча. Поймав пристальный
взгляд Олега, зарделась, почему-то отвела глаза. Асмунд тащил в поводу
упирающегося чужого коня. Рюрик услышал хруст сучьев, усилил натиск.
Противник оглянулся, Рюрик прыгнул, как рысь, обрушил сверкающий меч.
Железный шлем раскололся, словно гнилой орех. Лезвие рассекло до
челюсти, и Рюрик, оставив меч, торопливо побежал к телеге. Умила одной
рукой прижимала перепуганного Игоря, другой до синевы в пальцах сжимала
рукоять ножа. Ее лицо было бледным, глаза отчаянными.
-- Рюрик...
-- Успокой Игоря, -- сказал Рюрик, его грудь вздымалась, как море в
бурю. -- Он не должен бояться... От него... слишком многое зависит!
Асмунд почтительно принес меч князя, потыкал в землю, очищая от
крови. Рюрик вытер мокрый лоб:
-- Ну? Где их головы?
-- Один удрал, -- ответил Рудый с досадой. -- Таких хитрых я еще не
встречал. Здесь все в порядке?
-- Все, -- ответил Рюрик резко. -- Я положил двоих, а вы двое --
одного... Эх!
-- И одну лошадь, -- сказал Рудый браво.
-- Что лошадь... Я две убил.
Рудый вопросительно вскинул брови:
-- Стоило ли? Я убил -- другого выхода не было, тот убегал. Четыре
стрелы пустил, бил сильно -- что за кольчуга у него? А коня пришлось
зарубить, чтобы он пешкодралом не скоро добежал до людей...
Рюрик крутнулся, как ужаленный, заорал:
-- Так возьмите наших коней, догоните! Нельзя, чтобы он привел новых!
-- Сразу нырнул в кусты, затем по высокой траве, -- ответил Рудый
сожалеюще. -- Асмунд долго звал на поединок, трусом кликал, лаял
по-своему, честь бередил, мать и родню вспоминал... Другой бы не стерпел,
а этот на крючок не попался. Знающий, матерый!
Они обернулись на слабый стон. Царапая землю окровавленными пальцами,
из-под мертвого жеребца вытаскивал себя залитый кровью человек. Его меч
лежал в двух шагах, обезображенная рука тянулась к нему, и Рудый отбросил
меч пинком в кусты.
Рюрик досадливо поморщился, взялся за рукоять своего меча:
-- Асмунд, ты поспешил очистить...
Олег схватил его за руку:
-- Я расспрошу. Надо узнать, кто послал и что велел.
Рюрик заколебался, острие меча коснулось шеи врага. Тот зло
прохрипел, уткнувшись залитым кровью лицом в землю:
-- Убей сразу, мразь... Ничего не скажу.
Олег опять удержал взбешенного Рюрика, отнял меч и бросил Асмунду.
Тот, двигаясь, как медведь, все же на лету ухватил тяжеленный меч точно за
рукоять.
-- Скажешь, -- пообещал Олег сумрачно. -- Я на тебе попробую
кое-какие заклятия.
Он выдернул его из-под коня, поволок за кусты. Рудый сорвался с
места, ринулся вдогонку, крича:
-- Всю жизнь мечтал увидеть, как действуют заклятия!..
Рюрик переставил коней, захваченного у наемников запряг вместо
измученного коренника. Из-за кустов раздался страшный крик, в нем не было
ничего человеческого, затем -- хриплый стон. Вскоре кусты раздвинулись,
показался бледный, как смерть, Рудый. Его шатало, глаза бессмысленно
шарили по невинно зеленеющим вершинкам деревьев. Асмунд бросился
поддержать соратника, подставил плечо. Рудый слепо водил по воздуху
пальцами, вдруг его переломило в поясе, он дико взвыл, изо рта брызнула
остро пахнущая желчь.
Потом он долго полз на четвереньках к телеге, там сидел совершенно
обессиленный, вытирая мокрое лицо пучками травы, а из-за дальних кустов
показался пещерник. Лицо его было задумчивым. Увидев вопрошающие глаза
Рюрика и Асмунда, он помолчал, отыскал взглядом Гульчу. Она смотрела на
него во все глаза, ее нижняя губа была плотно прикушена. Держалась она
прямо, ноги чуть заметно подрагивали.
-- Он в самом деле почти ничего не сказал, -- ответил Олег, глядя ей
в глаза. -- Его и других наняли убить Игоря и Умилу. Уплатили вперед. Кто
-- не знает, только обрисовал приметы, да и то слабо... Нанимали в
темноте, человек был в капюшоне, голос менял.
Асмунд покосился на Рудого, тот взбирался на телегу и сказал
уважительно:
-- Волхвование, как вижу, сурьезная вещь... Непосвященным даже
смотреть нежелательно, верно?
-- Верно, -- ответил Олег, думая о чем-то своем.
Гульча разжала кулачки, глубоко вздохнула и полезла вслед за Рудым.
Асмунд поинтересовался:
-- Он умер?
-- Да. Но сперва сказал все, что знал.
Асмунд перевел взгляд с его одухотворенного лица на трясущегося
Рудого, сказал еще с большим убеждением:
-- Нужная вещь -- волхвование!
Дальше дорога карабкалась по холмам. Даже Гульча вылезала, хватала
коней под уздцы, помогала тащить телегу. Ночью большой костер не
разводили, обе женщины зябли. Ударили ранние заморозки, все покрылось
инеем, лужи замерзли. Гульча влезла Олегу под плащ, тряслась там, стучала
зубами. Он спросонья обхватил ее, она тут же заснула, почти помещаясь в
его огромных ладонях. Но Олег теперь спал неспокойно, скрипел зубами,
поворачивался с боку на бок, и она снова карабкалась к нему в руки,
согреваясь от огромного горячего тела.
Игорь начал покашливать, захлебываясь в соплях.
Утром Олег вздохнул с облегчением: впереди показались крыши
Даниловки, городища на перепутье дорог, речного порта для соседних племен.
Рудый ожил, охотно указал путь к постоялому двору. Когда повозка
подъехала к воротом, заверил Умилу:
-- Княгиня, не надо хмуриться! Этот дом с виду неказист, но зато
лучший постоялый двор на сотни верст вокруг. Я здесь однажды бывал...
гм... по делам.
-- Надеюсь, что лучший, -- ответила Умила подозрительно. -- А то я
кое-что слышала о постоялых дворах Даниловки.
-- Нет-нет, -- горячо заверил Рудый. -- Те непристойные постоялые
дворы с продажными девками, бочками пива, горячим вином -- на другом конце
города. Туда надо перебраться через речку!
-- Я уверена, что ты их хорошо знаешь, -- заметила Умила ядовито. --
Надеюсь, знаешь их только ты один.
Она обратила прекрасные глаза на Рюрика, и мечтательная улыбка мигом
слетела с лица князя. Умила ровным голосом напомнила:
-- Он был здесь позапрошлым летом в твоей свите, мой князь!
-- Да, -- подтвердил Рюрик твердо. -- Но от меня не отходил ни на
шаг, клянусь!
-- Это я и хотела выяснить, -- произнесла Умила совсем ледяным тоном.
Она взяла спящего Игоря на руки, понесла его, гордо ступая по деревянным
скрипучим ступеням. Рюрик смотрел уныло, Рудый ответил заговорщическим
взглядом: не пойман -- не вор, даже пещерник может знать те нехорошие
дворы. Рюрик незаметно для жены отмахнулся: мол, пещерник может знать
такое, что нам и не снилось, но помалкивает, не портит невинные души князя
и его воевод.
Асмунд распахнул перед княгиней двери, проводил в зал, выпячивая
грудь и грозно сверкая очами на возможных обидчиков.
Вечером, когда проверили коней, все спустились в нижнюю палату. Туда
набился народ, казалось, не только поселившийся на постоялом дворе, но и
со всего городища.
Асмунд буркнул, оглядывая зал:
-- Народу многовато. И все разные. Не городище -- ярмарка.
-- Угадал, -- согласился Олег. -- Как раз сейчас осенняя ярмарка. В
этом городище живут только торгом. Покупают, перепродают... Половина домов
-- склады. Местные покупают у восточных купцов, хранят их товары на
складах, потом продают втридорога северным. Обдирают всех, как водится.
Асмунд с любопытством смотрел на черноволосого человека, тот сидел за
дальним столом с двумя такими же смуглыми темноволосыми людьми. У них были
одинаково длинные носы, выпяченные губы. Все трое были в длинных халатах.
-- Кто это? -- спросил он.
-- Гевляне, -- ответил Олег безучастно. Он придвинул к себе миску,
тщательно вытер деревянную ложку. Асмунд побагровел, глаза выкатились,
налились кровью. Его огромные, как детские головы, кулаки сжались с такой
силой, что послышался скрип суставов.
-- Это те, -- заявил он громким голосом, -- которые поклоняются
смоку! Они подло убили бога моего племени!
Гульча оглянулась на троих купцов, перевела взгляд на разъяренного
Асмунда. Воевода уже начал ощупывать рукоять чудовищного топора, но на
поясе висел только крохотный нож.
-- Убили? -- спросила Гульча с сомнением. -- Когда это случилось, я
просмотрела... Наверное, еще спала?
-- Это было пять тысяч лет назад! -- рявкнул Асмунд яростно.
Его глаза пропарывали воздух, трое гевлян начали оглядываться. Асмунд
запыхтел, начал подниматься из-за стола. Усы встопорщились, глаза
округлились, как у разъяренного быка. Гевляне поспешно вскочили, оставив
недопитое пиво, ушли, пугливо оглядываясь на огромного гиперборея, что уже
раздулся, словно разъяренный дракон.
Гульча спросила осторожно:
-- Стоит ли сердиться так долго?
-- Есть вещи, которые прощать нельзя, -- ответил Асмунд резко. --
Никогда!
Он скользнул подозрительным взглядом по ее черным, как смоль,
волосам, задержался на точеном носике и пухлых губах, повторил с нажимом:
-- Никогда и ни за какие пряники!
Олег чувствовал себя усталым, мысленно уже лег в постель, дал отдых
измученному телу. Рудый стучал ложкой, вылавливая из огромной миски
последние капли супа. Когда хозяин принес на огромном подносе крупного
поросенка, Рудый уставился с недоверием, осторожно потыкал ножом:
-- Мы кабанчика не заказывали! С чего такая внезапная щедрость?.. Или
ты зажарил его месяц назад, но так ни одному бродяге и не сбыл?
Хозяин покачал головой, указал на Асмунда:
-- Поросенок еще утром бегал, но вот этот князь, когда соскочил с
телеги, наступил прямо на него... Задавил.
Рудый покосился на смущенного Асмунда, сунул руку в карман, отыскивая
кошель с монетами:
-- Я могу его заменить.
Хозяин осмотрел его внимательно, сожалеюще покачал головой:
-- Ты худой да жилистый. Не заменишь... Вот если бы сам князь,
который задавил...
Рюрик посмеивался, заботливо срезал для Умилы поджаренные корочки
хлеба -- она любила их. Олег слушал болтовню спутников краем уха, почти не
обратил внимания на выросшие посреди стола огромные кружки с квасом. До
Новгорода осталось два-три конных перехода. Послезавтра они должны принять
из рук Гостомысла ключ от ворот Новгорода. Не успеют -- рухнет все. Участь
славянских племен будет решена бесповоротно, трагически.
Он отодвинул пустую кружку, произнес рассеянно:
-- Квас был хорош, благодарствую.
За столом была тишина, он поднял голову. Все смотрели на него во все
глаза. В глазах Асмунда был откровенный восторг. Наконец Рудый скромно
кашлянул, сказал благочестиво:
-- Святой отец, ты так был погружен в мысли о высоком, что вместо
своего кваса... съел моего кабанчика.
Олег пожал плечами, все еще в тяжелых мыслях о самом трудном переходе
-- последнем, как сквозь толстое одеяло из шкур услышал сочувствующий
голос Асмунда:
-- Если не смотришь, что ешь, то все одно, что не ел. По себе знаю.
Хозяин попятился, в его глазах был ужас и благоговение:
