Рудый победно улыбнулся. Олег тронул коня, и маленький отряд тронулся
в путь. Гульча ехала рядом с Олегом, он все время чувствовал на себе ее
вопрошающий взгляд, но молчал -- до Новгорода рукой подать, а время
истекало.
Они ехали по краю большого озера, когда Олег внезапно остановил коня.
Он смотрел на волны неотрывно, лицо его было странным, таким его еще не
видели. Рюрик переглянулся с воеводами:
-- Святой отец, надо торопиться.
Олег, словно ведомый непонятной силой, медленно слез с коня, припал к
земле, поцеловал холодный прибрежный камень. Постоял несколько мгновений,
склонив голову, вздохнул и взобрался в седло с непривычной для него
медлительностью.
-- Что случилось? -- спросил Рюрик встревоженно. -- Видение?
Асмунд и Рудый подъехали поближе. Олег кивнул, сказал торжественно и
печально:
-- Здесь навсегда остановят сынов Рудольфа.
Рюрик непонимающе оглянулся на крутые волны по всему озеру:
-- В воде?
-- Я зрел битву зимой. Сеча будет лютой, лед проломится, много сынов
Рудольфа погибнет среди льдин, многим уготован полон. С тех пор надолго
перестанут лезть на земли русов. Русское войско поведет юный князь
новгородский... твой потомок.
-- Сын? -- спросил Рюрик жадно. Он оглянулся на ребенка в руках
Умилы. -- Игорь?
-- Через триста лет... Сколько раз скажешь пра?
Они отъехали от озера, Асмунд оглядывался:
-- Скажи, Вещий... А земли, что миновали... Бодричей, лютичей,
дупичей, гнездян...
-- Станут немецкими землями, -- ответил Олег невесело. -- Даже
огромные земли пруссов будут захвачены! Пруссия сохранит название, но
славян не останется. Все земли, что мы проехали, падут, а народы --
сгинут. Заслуга Рюрика и войска русичей в том, что объедините восточное
славянство. Сумеете дать отпор.
-- Мы?
-- Ваши дети сумеют.
Рюрик все оглядывался на озеро, сказал вдруг со злостью:
-- Лютичи, бодричи, костичи... Они же своими жизнями купят нам время!
Триста лет будут их уничтожать? За это время можно наточить мечи и
оседлать коней даже при нашей славянской лени!
А Рудый встрепенулся, сказал тревожно:
-- Постой, мы же в дне пути до Новгорода? Неужто враг подойдет так
близко?
-- Отшвырнут, -- сказал Олег странным голосом, его глаза смотрели
поверх голов, поверх дороги. -- Отобьют охоту на... семьсот лет!.. Сыны
Рудольфа снова пойдут на эти земли через семьсот лет... а твои потомки,
потомки Асмунда и Рудого... отшвырнут их еще раз. Уже навеки.
Они долго ехали молча, каждый погруженный в свои думы. Гульча
держалась рядом с Олегом. Всякий раз, когда он поднимал голову, встречал
ее вопрошающий взгляд. Она словно порывалась сказать что-то, но едва
заглядывал ей в глаза, поспешно отворачивалась. Щеки ее побледнели, она
тревожно посматривала по сторонам.
Когда подъехали к речке, встретили у моста двух оседланных коней.
Копья и мечи в ножнах торчали из чехлов. Двое гридней под строгим надзором
росса приколачивали перила. Один шагнул навстречу, поднял руку:
-- Стой! Я не спрашиваю, кто и откуда. Новгород -- вольный город, но
пеню за проезд через мост уплатить надо.
Олег полез в заметно похудевший кошель, достал последнюю золотую
монету, спросил:
-- Как дороги? Нам нужно успеть в Новгород до вечера!
Страж сунул монету в карман на груди, махнул рукой:
-- Дороги впереди ладные. Мы следим! Пеню берем не Гостомыслу, как
речет дурачье, а на ремонт моста. Только в Новгороде опять буча.
-- Ну, на то он и Новгород.
-- На этот раз хуже, -- буркнул страж. Он увидел живейшее внимание на
лицах странников, оживился. -- Город разваливается! Уже не два веча
собираются по обе стороны Волхова, как завсегда, а пять. А у нас, ежели
знаете Новгород, и с двумя кончалось кровью. Дерутся не только на мосту
через Волхов, а уже по всему городу. Гостомысл доживает последние дни, за
место посадника бьются насмерть Святотык и Володур, на днях прибавился еще
и Гнусак... Денег сыплет без счета -- откуда черпает? -- народ к себе
сманивает. Его уже бы выбрали, но больно открыто чужую веру выставляет
напоказ. Не то у обров перенял, не то у хазар, аль еще где... Но ежели
чужим богам кланяешься, то как можешь править нами? Коли его изберут, что
возможно, всех приучит кланяться чужому богу.
Олег сказал значительно:
-- Нам желательно бы знать, кто побеждает. Торговать лучше с
сильнейшими. Правда, у слабейшего можно скупить по дешевке...
-- Побеждает Гнусак, -- ответил страж зло. -- Денег у него куры не
клюют. А Новгород -- торговый град, монета в почете. Сегодня там бурлит,
созвали всеобщее вече, городской сбор. К вечеру все решится.
-- Спасибо, добрый человек, -- поблагодарил Олег.
Они проехали через мост, дорога поднималась вверх. Впереди постепенно
выступала из-за леса огромная темная гора. Рудый нетерпеливо вертелся в
седле:
-- Давно не был в Новгороде! Люблю этот Рим с его уличными драками,
вече по любому пустяку, ссоры, подкупы, хитрости!
Асмунд смотрел с укором:
-- Как ты можешь? Там беда.
-- В Новгороде всегда беда. Зато единственный город, где мужики могут
драться, обсуждая женитьбу Карла Великого, пункты торгового договора со
свейским королем... Не один на один -- такое в любом городе, а половина
города на другую половину! Люблю Новгород!
Щеки княгини чуть порозовели, когда услышала о близком конце страшной
дороги. Она спросила, указав пальчиком:
-- Вон с того места уже видно Новгород, верно?
-- А что это за гора? -- спросил Асмунд с неудовольствием.
-- Черная, -- воскликнул Рудый. -- Черная гора! Когда я в прошлый раз
уди... гм... покидал Новгород, она выручила. Я поехал, как всегда, налево,
а дурни погнали коней направо -- ведь за правое дело стоит Черная гора,
заслоняет город, а то бы мы все уже видели золотые купола двух
христианских храмов, минарет бахметского бога и крышу святилища кельтского
бога Тарана... А вон поднимается дым над требищем славянских богов!
Считай, мы уже в Новгороде!
Асмунд хмыкнул, сказал раздраженно:
-- Ежели так мешает, что даже дороги протопали в обход, то взяли бы
да срыли!
Рудый покосился на пещерника, как никогда усталого, погруженного в
тяжелые думы, так не похожего на остальных, что веселели на глазах:
-- Здесь на тыщу лет работы! Вот ежели бы святой пещерник пошевелил
пальцами... аль пошептал... или бровью повел с неудовольствием.
Все с удивлением и беспокойством посматривали на Олега. Тот ехал
невеселый, часто вздрагивал. Лицо его осунулось, глаза ввалились и угрюмо
поблескивали из-под нависших бровей. Гульча держалась рядом с вовсе
несчастным видом, не поднимая глаз от земли.
Усталые кони затрусили чаще. Понурые морды изредка поднимались,
дорога огибала Черную гору. Новгород уже начал выдвигаться краем:
огромный, яркий, сверкающий, многолюдный...
Они ехали вдоль обрывистой скалы с ровным срезом. Темный камень
блестел -- ни дождь, ни снег, ни ветер не исклевали странное черное
зеркало. Над головами зловеще каркнул ворон, пронесся, шумно хлопая
крыльями. Рудый вздрогнул, начал громко рассказывать про алмазную гору,
куда раз в тысячу лет прилетает ворон чистить клюв о ее грани, дабы
стереть ее к концу вечности.
Внезапно загремело. Пышный куст, что рос почти на уровне голов,
скатился под ноги Рюрика. Из темной норы выскочили люди с саблями и
боевыми топорами в руках. Рудый едва успел выдернуть нож -- к нему на
седло сверху прыгнул крупный воин, конь шатнулся под тяжестью. Рудый едва
успел перехватить руку незнакомца, острие кинжала остановилось, коснувшись
груди. Чужак точно так же сжал кисть Рудого. Несколько мгновений они люто
смотрели друг другу в глаза, побагровели. Рудый вдруг качнулся вправо, тут
же резко толкнул влево. Воин не удержался, слетел на землю под копыта
коня, кинжал с треском распорол коню бок. Конь, обезумев от боли, заржал,
рванулся, топча копытами нападающих.
Мечи сшибались со звоном, сыпались искры. Ржали кони, хрипло ругался
Асмунд, огромная секира со свистом рассекала воздух, разбрызгивая кровь.
Рюрик, сцепив зубы, дрался против троих -- за спиной оцепеневшая Умила
прижимала к груди Игоря, смотрела вперед, где отчаянно рубился пещерник: в
его руках был огромный меч, а рубил пещерник врага быстро и нещадно.
-- Слава! -- вдруг вскрикнул Рюрик страшным голосом. -- Последний
бой, други! Мы в Новгороде!.. Не таких чудищ побивали!
-- Одолеем, -- отозвался Рудый издали, он дрался пешим, его раненый
конь убежал, волоча свисающие кишки. -- Скучно не подраться перед самым
Новгородом! Верно, Асмунд?
-- Верно, -- гаркнул Асмунд. -- А то, грят, в Новгороде не
подерешься, там усе мирные!
Он двумя страшными ударами поверг на землю двоих дюжих воинов, заорал
во весь голос:
-- От сердца отлегло! Боялся нечисти, мол, в последний момент все
перепортит, а тут лишь дурачье!
Краем глаза Олег поймал смутное движение на другом уступе. Он резко
повернулся, вскинул меч... Странная немощь сковала тело, он ощутил себя
мухой в липком соке. С усилием повернул голову, отыскивая друзей, застыл,
не в силах шелохнуть и пальцем.
Рудый замер, его сабля была до половины всажена в живот врага. Рюрик
стоял, повернувшись к Умиле, закрывая ее и ребенка червоным щитом. Асмунд
опустился на колено, отбивая удар. Гульча вытаращенными глазами смотрела
вверх. Темные фигуры врагов тоже застыли, словно вмороженные в лед. Даже
кони замерли, как статуи.
Сверху донесся сильный голос:
-- Добро пожаловать, Вещий Олег! И твои спутники тоже.
Из второй широкой норы медленно вылезли и опускались по косогору вниз
двое. Один оказался велетом -- на голову выше пещерника и вдвое шире в
плечах, к тому же весь закованный в булатные доспехи. Шея была, как у
быка, руки, словно бревна, а ладони шире корабельных весел триремы. Он
недобро скалил зубы -- крупные, как у коня, но острые, с выпирающими
клыками. За ним спрыгнул на дорогу шустрый живой человек в темном плаще с
капюшоном, надвинутым на глаза.
Оказавшись перед путниками, он откинул капюшон. Олег узнал Морша,
брата Гульчи. Он сильно похудел, прихрамывал, но черные, как терн, глаза
блестели живо, в них сверкали быстрые искры.
-- Добро пожаловать, -- повторил Морш. -- Как видишь, Вещий... я жив.
Глупых журавлевцев обмануть просто. Ты не ждал? Трудно предугадать
события, не прибегая к волшбе?
Он сделал небрежное движение в воздухе, нарисовал знак, и сила,
сковывающая губы Олега, исчезла.
-- Я не предугадывал, -- ответил Олег хрипло, едва двигая губами. --
Ведуны предвещают... Но и тебя магия не спасла от тяжкой раны?
Морш небрежно отмахнулся:
-- Велено было обратить обров в нашу веру. Магия превращает в рабов,
ты прав. А нам нужны рабы, которые считают себя свободными. Поэтому во
время поездки к этим варварам мне было запрещено пользоваться магией...
Туран, возьми ребенка. Ночью принесем в жертву, он -- ценность! Остальных
-- убей.
Велет оскалил зубы, вытащил из ножен меч, тот был в человеческий рост
и вдвое шире меча Рюрика. Все еще усмехаясь, подошел к Рюрику, князь лежал
с выпученными глазами. Меч начал подниматься. На застывших лицах Рюрика,
Асмунда и Умилы проступило выражение безмерного отчаяния.
-- Стой, -- проговорил Олег, с трудом выталкивая слова из
перехваченного горла. -- Фагим с вами?
Туран задержал меч в воздухе, ожидающе взглянул на Морша. Маг
неприятно усмехнулся:
-- Надеешься убедить, что ведовство лучше магии?
