Умиле -- хватит ли у Рудого сил удержать их на месте?
Игорь тут же сел в чаше, с любопытством вытаращил глазенки на лица,
скрытые капюшонами, костры, факелы, воинов.
Из темноты выступила маленькая фигурка в желтом плаще, что волочился
по грязному полу. Фагим резко протянул руку с каменным ножом:
-- Дочь моя, это твое право -- вырезать сердце отступника!
Из разреза в плаще выдвинулась тоненькая голая рука -- Олег сразу
узнал ее -- взяла нож. Другая рука сбросила капюшон. На Олега смотрели
глаза Гульчи. Брови были вскинуты так высоко, удивленно, что придавали
лицу беззащитное выражение. Нежное лицо с чистой белой кожей без кровинки,
губы плотно сжаты. Пальцы сомкнулись на рукояти ножа с такой силой, что
костяшки побелели.
-- Гульча, -- спросил Олег хрипло, -- Морш был твоим братом?
Она ответила бесцветным голосом:
-- Братом по тайному обществу.
Олег молчал, пристально смотрел на нее. Гульча шагнула. Они оказались
лицом к лицу. Ее рука начала отодвигаться для удара. Сердце Олега забилось
сильнее, он чувствовал панические толчки, грудь начала вздыматься, уже
чувствуя, как треснет плоть под острым краем ножа, и он, Вещий Олег, не
смог заглушить холодок страха, хотя старался изо всех сил.
ГЛАВА 31
Их глаза встретились. Ее рука мелко дрожала, Гульча закусила губу.
Глаза начали наполняться слезами, Фагим сказал настойчиво:
-- Великая честь -- бросить сердце врага на алтарь прогресса! Ты
сделала, как никто, много, чтобы завести нашего общего врага в смертельную
для него ловушку.
Гульча все еще не отрывала взгляда от лица Олега, похожего на кусок
сырого мяса. Она видела его таким только однажды: когда он сдался Говарду,
чтобы убрать нож от ее горла. Внезапно запруда в чистых глазах
переполнилась, озера слез хлынули ручейками по бледным щекам. Она
всхлипнула:
-- Не могу... Не могу!..
Стражи ухватили ее за локти, усадили с младшими жрецами. Гульча
ревела навзрыд, закрыв лицо ладонями. Фагим повернулся к Олегу, крупные
зубы блестели, как у древнего пещерного зверя:
-- Могла перешагнуть ступень! Из учеников -- сразу в подмастерья! Что
ж, побудет в ученицах, она еще молода, а твое сердце выйму я сам.
Он резко выдернул нож из безвольных пальцев Гульчи, шагнул к Олегу.
Их взгляды сомкнулись. Фагим кривил губы, глаза стали безумными.
-- Нас было трое, идущих через тысячелетия... Я, Туран и ты. Ты сумел
быстро залечить рану, нанесенную моими слугами, но никто еще не приставлял
отрубленную голову, не оживлял вырванное из груди сердце!.. Был бесстрашен
и я, пока не понял, что могу жить тысячелетия, если не стану подвергать
себя риску. Да, я спрятался в Гималаях! Да, сегодня вернусь в другое
место, еще более тайное! А ты, ты останешься... Я сохраню твой череп,
сделаю чашу, буду пить на торжествах. Ведь ты самый сильный противник из
тех, кого я встречал в жизни! Хорошо, что я вовремя вспомнил о Черной
горе!
Олег боролся с приступами тошноты и слабости. Кровь еще текла из
мелких ранок, капала с подбородка на грудь, стекала по ногам, покрыв его
всего коркой. Он с трудом разлепил каменные губы:
-- Сам?
Фагим дернулся, оборванный в горячечной речи, похожей на бред, сказал
быстро:
-- Сам, конечно!.. Нет, услышал на базаре кощунника, тот пел о
сокровищах Черной горы. Я вспомнил, что сокровищ там давно нет, дураки зря
мечтают, но остались надежные подземелья!
Олег спросил сиплым голосом с непонятной настойчивостью:
-- Услышал только одного?
-- Одного, -- ответил Фагим резко. Голос его стал внезапно
подозрительным. -- Или двух... А что?
-- Переводятся честные люди, -- пробормотал Олег глухо. -- Я заплатил
пятерым, дабы две недели пели только о Черной горе!
Фагим дернулся, как от удара по лицу. Среди жрецов послышался тихий
ропот. Фагим с усилием растянул толстые губы в усмешке, но в глазах
заблестел страх:
-- Да, ты умело заставил нас посадить в подземелье, секреты которого
знал... Но там были еще две подземные темницы. Ты мог просчитаться!
-- В тех я испортил крюки, -- ответил Олег равнодушно, но заметно
окрепшим голосом, -- и порвал цепи.
Среди жрецов, старших и младших, ропот стал громче. Воины, чуя
недоброе, попятились к стенам, копья и обнаженные мечи начали подрагивать.
Фагим отступил на шаг, страх уже откровенно метался под тяжелым карнизом
его низкого лба в маленьких глазах. Голос стал визгливым:
-- Ты в плену!
-- Но ты прилетел...
-- Ты прикован!
Олег ответил медленно, глядя прямо в глаза верховного мага:
-- Я уже бывал прикован.
Фагим отшатнулся, словно его ударили в грудь. Жрецы вскочили, сбились
в кучу. Фагим выкрикнул зло, изо всех сил ломая в себе страх:
-- Думаешь, мы не знаем о тебе всего? Наш человек предупреждал о
каждом твоем шаге! Ты не пользовался магией, ты почти не сражался --
прятался за спинами меднолобых! У тебя нет мощи!
Олег ответил медленно, отыскивая глазами Гульчу, голос пещерника стал
сочувствующим:
-- Ваш человек не предупредил о Черной горе? Правда, она заметила
черную глину на копытах моего коня. Даже почуяла, что от меня пахнет
подземельем. Но женщину отвлечь нетрудно.
Фагим спросил потрясенным голосом:
-- Ты заподозрил ее еще тогда?
-- Заподозрил? -- удивился Олег. Голос его был сильным, а кровь, как
заметили жрецы и даже воины, перестала сочиться, взялась коричневой
коркой... -- Я знал с самого начала! Еще когда догнала меня с нелепой
байкой, что вождь обров берет ее в жены. Глупость, он не мог жениться на
следующий день после гибели единственного сына! Да и дальше врала не очень
умело: из славянского колодца не выбраться по трупам, крепостицу взяли
именно журавлевцы, а не другие.
-- Но почему... почему взял с собой? -- вскрикнул Фагим.
Олег пожал плечами:
-- Почему бы нет? Предают время от времени все женщины. Если убивать,
то всех! Зато готовила, стирала, следила за огнем. На нее нельзя
сердиться. Не получится.
Жрецы сгрудились в дальнем углу пещеры. Фагим вскрикнул, срываясь на
визг:
-- Все равно я сильнее! Я владею магией!
Олег сказал негромко, но услышали все, даже на дальнем темном
выступе, где замерли, не дыша, трое русичей и Умила:
-- Морш тоже владел магией.
В глазах Фагима метался страх. Губы тряслись, его била крупная дрожь.
Он закричал:
-- Но ты беспомощен!.. Ты не владеешь магией!
-- Многие так думают, -- ответил Олег мрачно.
В пещере коротко и страшно блеснул белый чистый свет. Бронзовые скобы
вспыхнули, потекли, как воск на жарком солнце. Цепи обрушились на пол со
звоном. Олег отделился от щита -- огромный, налитый силой, глаза на
обезображенном лице смотрели обрекающе, нещадно.
Фагим замер. Маленькие глазки вылезли, как у рака, тяжелая,
скошенная, словно у обезьяны, челюсть отвисла. Жрецы сбились в кучу,
кричали в страхе.
-- Погоди! -- крикнул Фагим судорожно. -- Погоди! Но почему не
прибегал к магии? Копил мощь для этой решающей схватки? До смертного часа?
-- Тебе трудно поверить, -- проговорил Олег медленно, чувствуя, как
горячая волна ярости, слепой и нарастающей, крушит все заслоны, сметает,
превращая его, мудрого ведуна, в осатанелого зверя, -- что можно обладать
магией и не хапать, давить, грести? Быть скованным какими-то
морально-этическими путами? Что они тебе, получеловек-полузверь?
Он побагровел от ярости, рифленые желваки вздулись под кожей,
огромные кулаки были сжаты. Толстые жилы на шее вздулись, как корабельные
канаты. От него вдруг брызнул искрами свет, все усиливающийся --
неправдоподобно чистый, неземной, свет первого дня творения, в котором
блистали и зловещие красные, как пролитая кровь, линии. В пещере исчез
дым, испарился тошнотворно сладкий запах благовоний. Жрецы шумно
повалились на пол, закрываясь руками. Гульча обреченно опустилась на
колени.
Фагим тоже отступил на шаг, зло оскалил зубы и стиснул кулаки. Над
головами прогремело, с каменного свода посыпалась мелкая крошка. Воины с
криком бросились из пещеры, но ступени под их сапогами внезапно
рассыпались в мелкий песок.
Фагим вскинул руку, с пальцев сорвалась черная молния. Олег
пошатнулся, в грудь больно ударило жгуче-холодным. Ушибленное место
онемело. Он нагнул голову и пошел на Фагима.
Черная молния ударила снова, еще и еще. Воздух в пещере трещал,
лопался, длинные искры выстреливали даже из стен. Олег с усилием сделал
еще шаг, Фагим взглянул в упор -- из-под тяжелого карниза полыхнуло двумя
струями черного огня. Олег перегнулся в поясе, на его обнаженной груди
вспыхнуло красное пятно, задымились обугленные края раны, но тут же пятно
исчезло. Олег разогнулся, глядя исподлобья, лицо было бледным,
перекошенным от ярости. Он страшно улыбнулся, руки растопырил, а пальцы
сомкнулись, как крючья со стальными когтями.
Фагим поспешно отступил, ударился спиной в стену. В смертельном
животном страхе распластался по камню, закричал отчаянно:
-- Не убивай! Я буду верным соратником!
-- Ты не можешь быть ни верным, ни соратником, -- процедил Олег
задушенным от ненависти голосом. Он начал поднимать правую руку, вытягивая
скрюченные пальцы к верховному магу.
-- Не убивай, я хочу жить, я готов стать рабом!!!
-- Кто держит рабов, тот сам -- раб.
Из его ладони вырвался сноп ослепляющего огня. Пещера содрогнулась,
по стенам загремели камни. Фагим стоял, окруженный белым пламенем, его
пальцы судорожно дергались, вязали защиту. Черный плащ вздулся, Фагим стал
выше, массивнее. В запавших глазницах красный огонь полыхал все ярче.
Пещера наполнилась черным дымом. На полу отчаянно вопили жрецы. Гульча
притиснула к груди кулачки, непонимающе смотрела то на верховного мага, то
на пещерника.
Внезапно Фагим взвыл будто от дикой боли. Красный огонь в глазах
разом погас, словно лучина, задутая ледяным ветром. Лицо перекосилось,
стало серым, сморщилось, как яблоко в огне костра. Кожа быстро лопалась,
наружу выступили белые кости, блестящие хрящи и желтые сухие жилы.
На пол с грохотом рухнул скелет в длинном черном плаще. Кости
рассыпались, покатились, стуча по камню, рассыпаясь в сухую пыль. Неземной
свет первого дня творения все еще блистал, выжигая тьму, сырость, плесень.
Жрецы и воины выли в ужасе, ползли друг на друга, накрывались плащами,
щитами, скамьями. Гульча стояла на коленях, а в каменной чаше визжал от
удовольствия и подпрыгивал, грозя вывалиться, Игорь -- голый и счастливый.
Олег взял ребенка на руки, тот сразу обхватил его за шею, прижался
щекой. Олег с отвращением покосился на чудовищный алтарь Чернобога --
звериный культ звериного племени: кровь ребенка чужого племени,
истыканного каменным ножом, должна стечь по умело вырезанной длинной
канавке в черном камне, собраться в заботливо подставленную каменную
лохань. Он с яростью толкнул коленом лохань, та грохнулась на пол,
разлетелась на мельчайшие осколки.
С дальнего уступа спрыгивали русичи, Асмунд помог слезть Умиле.
Княгиня набежала, как ураган, с гpомким криком выхватила ребенка. Рюрик
был еще белый, как мел, стискивал меч, руки дрожали. Асмунд и Рудый, как
псы, висли на обезумевшем князе, уцепившись за локти.
-- Выход завалило, -- сообщил Рудый смятым голосом. -- Целые скалы
лопались, сам видел!
-- Кому нужны старые дороги? -- ответил Олег мрачно. -- Гульча, ты
где?.. Быстрее сюда, поросенок! Рудый, тащи ее сюда. Будет упираться,
лупи.
