Часть нападающих бросили мечи, метнулись врассыпную в переулки.
Оставшиеся сражались яростно, однако князь Годой и воины уже воспрянули
духом, налегли из последних сил. Еще несколько человек упали под их мечами
и топорами. Гульча повернулась к Олегу, глаза ее странно блестели:
-- Они даже не замечают, что этой победой обязаны тебе!
-- Они сражаются сами.
-- Не понимаю тебя! Как только мы соединились с этими тремя руянами,
ты даже не вытаскивал свой меч. Ты всегда в тени!
-- Я пещерник! -- напомнил ей Олег настойчиво. -- Пещерник! Когда не
было другого выхода, я взялся за меч. А теперь воюют те, кто... только
воины.
Люди Годоя с князем потеснили оставшихся врагов, окружили. Годой
закричал громовым голосом:
-- Бросай оружие! Кто сдается, будет пощажен!
Один из воинов, молодой парень с чистым, как у девушки, лицом,
поспешно уронил меч. Его сосед ухмыльнулся, взмахнул топором, и голова
паренька покатилась под ноги. Олег быстро схватил лук, стрела исчезла с
тетивы, а появилась в голове убийцы: оперение торчало из левого уха,
наконечник высунулся из правого. Годой выругался, его воины навалились на
противника, начали вырывать мечи, бить плашмя обухами топоров.
Когда схватка затихла, Годой поманил отрока -- тот в стороне с трудом
удерживал двух пышно убранных коней. Рюрик с воеводами вернулись к Умиле,
она держалась за спинами Олега и Гульчи. Игорь спокойно спал, улыбался до
ушей. Губы Рюрика поползли в стороны:
-- Воин растет! Звон мечей слаще колыбельной.
Годой подъехал медленно, настороженно, жеребец пугливо раздувал
ноздри, чуя кровь на седоке. Глаза князя с удивлением и беспокойством
обшаривали возбужденные лица пришельцев. Взгляд его остановился на Рюрике.
Годой медленно заговорил, угадав наиболее знатного:
-- Боги прислали вас вовремя! Впрочем, мы и сами уже добивали
остатки. Но кто вы? Я не знаю таких могучих витязей ни среди лупов, ни
среди драбичей, ни даже среди пастернаков...
Он бросил подозрительный взгляд на Рудого. Тот чистосердечно
улыбнулся, но поводьями и шпорами заставил коня пятиться, встал позади
Рюрика и Асмунда. Рюрик открыл было рот, но Олег оттеснил его конем,
ответил с поклоном:
-- Мы странники. Велики наши грехи, едем поклониться святыням.
Годой снова бросил испытующий взгляд в сторону Рудого, понимающе
кивнул:
-- Ежели вы такие же праведники, как вон тот... Вам надо торопиться,
а то грехи задавят.
Рюрик оглянулся на Рудого, тот что-то нашептывал на ухо Гульче, она
краснела и хихикала.
-- Его и здесь знают?
Годой нехорошо улыбнулся:
-- Будьте готовы, что к вам прибегут матери обесчещенных дочерей,
обворованные купцы, обманутые женщины... Вообще ждите много интересного.
Торговые лавки закроются! Это не война виновата -- ее переживем: значит,
на улицах нашего городища гуляет на свободе Рыжий Волк.
Рюрик с отвращением взглянул на Рудого:
-- Ты как чума на наши головы! Хоть когда-либо в жизни что-то сделал
доброе?
Рудый ответил обидчиво:
-- А разве благодаря мне десять человек в этом племени не получат от
князя Годоя по пять серебряных гривен лишь за то, что гоняются за мною?
Годой с безнадежностью развел руками:
-- Зря выбросил деньги... Я прошу вас быть моими гостями. Весь
небольшой теремок в вашем распоряжении.
Теремок Годоя оказался добротным теремом. Каменный фундамент, толстые
бревенчатые стены, зарешеченные окна-бойницы. На крыше -- бочки со смолою,
тяжелые горы булыжников. Перед князем и гостями услужливо распахнули
ворота, гридни перехватили коней, а Рюрик со свитой двинулись через
вымощенный двор к расписному крыльцу терема.
Когда прошли через светлицы, горницы, Годой отвел гостей в главную
палату, велел подать княжеский ужин. Гридни притащили объемистые лохани с
горячей водой, суетливо помогли смыть грязь и кровь, хоть чем-то старались
услужить союзникам. За это время в палате сменили скатерти, уставили столы
яствами и кувшинами с вином. Перед Годоем и Рюриком поставили кубки из
золота, воеводами -- серебряные чары, женщинами -- малые чаши, украшенные
цветными камешками, лишь перед пещерником осталось пустое место. Рудый
злорадно оскалил зубы, но Асмунд шепнул ему на ухо:
-- Значит, будет лакать прямо из кувшинов!
Лицо Рудого сразу стало встревоженным. Годой лично рассадил гостей,
сам потчевал горячим мясом, мягким сыром, мужчинам велел наливать вина и
пива, женщинам -- меда. Гридни сновали вокруг столов, ловили каждое слово
и желания гостей.
Рюрик поинтересовался:
-- Из-за чего сражение?
Годой отмахнулся с небрежностью:
-- Это же терняне!
Рюрик помолчал, ожидая разъяснения, но Годой был уверен, что все
объяснил. Асмунд закряхтел, проговорил осторожненько:
-- Князю понятно, на то он и князь. Пещернику понятно -- он среди
богов терся... Рудому тоже все понятно, на то он и пройдоха... Женщинам
тем более все ясно, они всегда все знают... только мне, простому и даже
очень простому вояке, непонятно, из-за чего война. Терняне... они кто?
Годой удивился:
-- Соседи, кто еще? Подлейший народ. Способный на любые пакости.
-- Почему?
-- Как почему? -- удивился Годой. -- Потому что -- терняне!
-- А-а, -- вступил в разговор Рудый, -- все так понятно, просто
удивляюсь Асмунду! Притворяется, по своей хитрющей натуре. Вы на них
набрасываетесь тоже?
-- Для защиты!
-- Еще понятнее, -- сказал Рудый глубокомысленно, -- так что можно не
идти в пещеры вовсе... Прибегает ко мне Ивка, сын сестры, ревет: меня
Славка побил! А ты, спрашиваю я, сдачи дал? Еще бы, отвечает он сквозь
слезы и кровавые сопли, еще ра-а-аньше!
Гридни взялись с четырех углов за скатерть, унесли вместе с блюдами.
Под скатертью оказалась следующая -- красная, как огонь, -- и другие
гридни мигом наставили новые блюда, усеяли стол кубками, чарами, чашами.
Асмунд наклонился к Рудому, шепнул:
-- А здесь тебя за что не любят?
Рудый пожал плечами:
-- Разве упомнишь все? Люди везде какие-то странные. Помню, имел
несчастье найти кошель с деньгами...
-- Разве это преступление?
-- В том-то и дело! Я же говорю -- странные. Правда, я нашел его
раньше, чем тот разиня потерял, но что цепляться к мелочам?.. Однажды меня
даже посадили было в их вонючую темницу! Представляешь?
-- За что?
-- За убеждения, -- ответил Рудый с достоинством.
Он допил вино, гридень с готовностью налил еще. Он не отходил, с
любопытством рассматривая Рудого, которого если не видел еще, то явно о
нем слышал.
-- За убеждения? -- повторил Асмунд. Его челюсть отвисла. -- Тебя и
вдруг -- за убеждения?
-- Да. Я был убежден, что в княжеской казне среди ночи пусто. А дурак
казначей решил ночью крыс погонять! Съели бы они его золото?
Асмунд поманил гридня, что стоял за его спиной:
-- Выпив чару, я становлюсь совсем другим человеком! Понял? А этому
другому тоже выпить хочется, разве не ясно?
Гридень с готовностью наполнил ему чару, вылив туда весь кувшин.
Асмунд поднял кубок, сказал убежденно:
-- Хорошее вино! Наконец-то сегодня упьюсь до смерти.
Рудый с готовностью поднял свою чару:
-- Друг! Я хочу умереть с тобой.
Олег наклонился к Годою, сказал настойчиво:
-- Вели гридням убрать вино и хмельной мед. Мы измучены, устали,
проголодались... но нам надо ехать дальше. Мы бы с радостью остались, хотя
бы переночевали. Кони нуждаются в отдыхе, а люди -- еще... Дай свежих
коней, Годой. Немного хлеба, мяса. Это все, что ты нам можешь сделать. Нам
нужно добраться до Новгорода как можно быстрее.
За столом Рудый, уже красный от выпитого вина, убежденно говорил
Гульче:
-- Черноокая, знаешь ли ты, что вино делает тебя краше?
Гульча обиженно поджала губы:
-- Я не пила.
-- А ты при чем? Я пил.
Годой медленно наклонил голову, в глазах были досада и разочарование:
-- Как скажешь, святой отец. Мне бы хотелось, чтобы вы погостили хотя
бы с недельку.
-- В другой раз, -- пообещал Олег.
Они выехали на свежих конях, их подбирал Годой лично, но сами
всадники едва не падали с седел. Двигались остаток дня, даже в сумерках
Олег торопил, старался проехать как можно дальше. Остались сутки!
Уже в темноте собрали хворост, на ночь остановились на полянке,
окруженной буреломом, -- мышь не проберется без шума. Рюрик вызвался
сторожить первым. Асмунд и Рудый сразу же свалились возле огня, захрапели.
Женщины уже спали, зажав Игоря телами.
Олег долго сидел у костра, по своей привычке -- спиной к огню. Пальцы
его безостановочно перебирали обереги. Ночь была черна, верхушки деревьев
тревожно шумели. Ветер нес тучи издалека, Олег чувствовал их влажное
нездешнее дыхание. В полночь начал моросить мелкий дождик. Рюрик подбросил
в огонь сучьев, заботливо укрыл обнявшихся женщин своим плащом.
В темноте фыркнул конь, запрядал ушами. Олег весь превратился в слух,
но слышал только шелест падающих капель, легкий треск угольков. Вдруг
издали, на границе слышимости, донесся странный звук. Это был почти визг,
странный, будто ножом проскребли по сковороде. Визг был едва слышен, но
волосы Олега начали шевелиться, поднимаясь дыбом. В темноте снова
неспокойно фыркнул конь, пугливо стукнул копытом. Он чувствовал зверя --
хищник бежал по их следу!
Олег вскочил, закричал сдавленно:
-- Рюрик, быстрее на коней!
Рюрик мигом взвился на ноги, пнул спящего Асмунда, толкнул Рудого,
одновременно подхватил котел, начал собирать походные мелочи. Асмунд
вздыбился, как медведь из берлоги, -- сонный, но ладонь на рукояти топора,
ноги на ширине плеч, весь готов драться.
-- Не сейчас, -- бросил Олег. -- Рюрик, бросай котел, бросай все!
Последний рывок! Завтра будем в Новгороде.
Или наши кости забелеют в этом лесу, добавил он про себя. Рюрик
скользнул в темноту, бегом вернулся с лошадьми. Рудый поднял Умилу и
Гульчу, подал княгине спящего Игоря. Олег забросал землей костер. Они
двинулись, ведя коней в поводу, натыкаясь на деревья, падая в ямы,
расшибаясь о коряги. Асмунд вскрикнул, напоровшись на сук, тот едва не
вышиб ему глаз.
Потом малость посветлело -- вышли на открытое место, поспешно сели в
седла. Тяжелые, как горы, тучи попрежнему нависали над самой головой,
мелкий дождик истончился, перешел в мжичку, ехали, словно в густом киселе
из черники.
Рюрик порывался спросить, от кого бегут, но впереди зазвенел ручей.
Кони заупрямились, и князь поспешно соскочил на землю, потащил коней,
своего и Умилы, в холодную воду. Ручей оказался небольшой речкой, и Олег
погнал коня вдоль берега, затем заставил войти в воду, пересек речушку к
той стороне, вода поднялась до стремян, а там повернул коня и погнал в
противоположную сторону, все еще заставляя скакать по колено в холодной
воде.
За спиной послышался приглушенный голос Асмунда:
-- Умно. Знает воинские штучки. С богами советуется, а они не круглые
дурни.
Донесся и голос Рудого:
-- Не с теми советуется. Боги могли придумать что-то получше, чем
переть на ночь глядя, да еще в дождь.
-- А ты можешь придумать лучше?
-- Был бы богом, придумал бы!
-- Как речет святой пещерник: не дал бог жабе хвоста, чтобы траву не
толочила.
Одежда промокла насквозь, холод пробирал до костей, лишь от усталых
коней валил пар. Когда конь начал ронять пену, Олег остановился,
вслушался. Дождь уже не шелестел, истончившись до тумана, трава на берегу
разбухла от сырости, отяжелела.
-- Передохнем, -- велел он.
