-- Рюрика Ютландского, как зовут на севере. А где Рудый пройдет, там иной
раз чуме ничего не остается. Рудый зря не появится! Откуда я знаю, что
следом не идут войска Рюрика?
Умила сказала мертвым голосом:
-- Я слышала от мужа, что лучшие лазутчики -- урюпинцы.
-- Насчет лазутчиков не знаю, -- ответил Твердислав ровным голосом,
-- но разведка у меня хороша. Лазутчики выведывают про наступающие войска,
а разведка узнает о готовящемся наступлении, о будущей войне. Почти магия,
верно? Ведун, веды, ведать, ведьмы, разведать... Знаю от разведчиков, что
делается во всех ближних и дальних королевствах. Знаю и то, что Рюрик с
двумя воеводами внезапно исчез, а войско уже начало высадку на берег.
Верно? К тому же мне принесла вести не моя разведка, а кто-то
неизвестный... Даже указал дорогу, по которой едете! Надо признать,
несмотря на карту, несмотря на высланные на поиск отряды лучших воинов,
поймать вас было непросто!
Умила растерянно смотрела на грозного Твердислава. Гульча ответила
сердито:
-- Откуда мы можем знать такое? Когда сели на корабль, все позади еще
оставалось тихим.
Дверь приоткрылась, появилась голова стража:
-- Княже, дозволь усилить охрану?
-- Что стряслось?
-- Лист нашел, что вражеские лазутчики... ну, те, которых захватили,
а они утекли, так вот они уже в тереме!
Твердислав быстро взглянул на женщин. Лицо Умилы осветилось изнутри,
а Гульча гордо вскинула носик, ее слезы мгновенно высохли.
-- Поднять на ноги дружину! -- велел Твердислав сдавленным голосом.
-- Окружить замок! Чтобы мышь не проскользнула! Я встречался с этим Рудым
однажды... Оборотень он, что ли?.. Удвоить охрану у каждой двери. Листу и
Красномиру взять лучших воинов из старшей дружины, пройти по всем
комнатам.
Страж рявкнул:
-- Сделаем!
Он исчез, а Твердислав медленно повернулся к женщинам:
-- Скоро я их допрошу. С каленым железом, щипцами... Они расскажут
все. Давно хотел встретиться с Рюриком. А за голову Рудого я еще пять лет
тому объявил награду в десять гривен серебра!
Они долго лежали, прислушиваясь. Ночь была холодной, а запах гари не
грел. Снизу со двора поднимались голоса, звякало оружие. Там суетливо
сновали дружинники, заглядывали во все щели, сшибали друг друга с ног. В
башне, чей силуэт мрачно темнел напротив, в узких бойницах часто мелькал
красный свет: свет факелов заслоняли движущиеся фигуры.
-- Уверен, что они там? -- спросил Рудый в который раз.
-- Больше негде. Я полагал, они должны быть здесь... Боюсь,
Твердислав уже приступил к пыткам.
Рудый со страхом смотрел на темный силуэт башни, заслонивший полнеба.
Такие исполины он нередко встречал на севере -- те состояли из огромных
серых камней, нередко отполированных волнами, эту же собрали целиком из
толстого кондового дуба, который в огне не горит, в воде не тонет. Даже
всадить копье с булатным наконечником -- трудное дело...
Олег сказал хмуро:
-- Пора. Приготовь нож.
Рудый опасливо измерил взглядом расстояние между башней и крышей
терема, на которой лежали, проговорил внезапно охрипшим голосом:
-- Тебе боги помогают, а мне?.. Еще и под локоть толкнут!
-- Уже и там врагов нажил?.. Эх! Приготовься. Другого пути нет.
Олег высунулся из окна, собрался в комок, с силой оттолкнулся ногами.
Рудый съежился и закрыл глаза, невольно ожидая услышать сдавленный крик, а
затем -- смачный удар об отмостку.
Прошло несколько мгновений, он подполз к краю.
По всему двору мелькали огни факелов, старшие дружинники гоняли
младших, бегали гридни, смерды. Рудого внезапно охватил страх: сорвешься
-- костей не соберешь, расплющишься как жаба на камнях. Бррр!
По спине пробежал холод, ноги вдруг ослабли. Почудилось, что на
дальней стене башни что-то мелькнуло. Донесся сдавленный шепот:
-- Быстрее. Быстрее, трус!
Рудый стиснул зубы, с силой оттолкнулся. Надежная крыша осталась
позади, а он летел через ночь с ножом в руке и вдруг ощутил со страхом,
что недотягивает! Надо бы с разгона, а так не допрыгнул...
Он ударился внезапно о выпрыгнувшую стену башни, одновременно
судорожно ткнул ножом -- тот лишь царапнул твердое дерево. Рудый
соскользнул вниз, руки с растопыренными пальцами поползли по дереву, ногти
царапали, оставляя кровавый след, и он знал, что внизу ждет падение с
четвертого поверха на площадь, где носятся воины с обнаженными мечами.
Внезапно что-то ударило по голове, больно защемило чуб. Он повис,
морщась от боли. Тихий и очень напряженный голос пещерника произнес из
темноты сверху:
-- Я не Род, долго держать твою селедку не буду.
Рудый вслепую ударил ножом, всадил лезвие между бревнами, хватка на
чубе тут же ослабла. На уровне его головы смутно белели колени пещерника.
Рудый уважительно удивился, что тот запрыгнул выше и удержал его,
видавшего и Рим, и Крым, и полянскую грушу.
Они висели неподвижно, дыхание у обоих вырывалось сиплое, с хрипами.
Потом Рудый ощутил движение воздуха, колени справа исчезли. Перед ним
появилась веревка, Рудый вцепился зубами, полез наверх, помогая руками.
Между бревнами торчали серые прокладки высохшего мха, можно было бы
карабкаться не спеша, но двужильный пещерник тянул с такой мощью, что едва
не вывернул челюсть.
Когда пальцы Рудого появились над краем крыши, Олег снова ухватил его
за чуб, втащил к себе. Рудый распластался, как раздавленная лягушка, руки
и ноги раскинул. Дыхание было прерывистым, частым.
Наконец прошептал:
-- Внукам-правнукам закажу, чтобы носили чубы...
-- Да, для трепки хорош, -- согласился Олег.
Он отполз от края, перебежал на другую сторону крыши, пригибаясь и
прячась за трубой. Рудый сунул нож в чехол, пошел следом вразвалку. Если
кто и увидит, что какая-то звезда на миг исчезла, а потом появилась,
подумает на кожана или сову.
Олег уже спустил ноги через край крыши. Пальцы некоторое время белели
на темных досках, затем исчезли. Рудый вздохнул, вытащил нож и полез
следом. Ноги сводило судорогой, он изо всех сил цеплялся за неровности
бревен, но проклятые строители добросовестно стесали все сучки, содрали
кору и к тому же просмолили. Лезвие ножа едва находило щели между толстыми
бревнами, мох сдавило, он стал твердым, как камень. Ночь была холодная, но
Рудый то и дело вытирал мокрый лоб.
Вдруг прямо из середины темной тучки вывалилась луна -- яркая,
полная, огромная. Рудого прошиб озноб. Пещерник в этот момент был очень
хорошо виден на стене! Вверху, как назло, послышались шаркающие шаги, на
самом краю крыши появился страж. В руках у него был огромный рог, на поясе
болтался короткий меч. Он остановился над замершим пещерником, едва не
придавив ему пальцы, заинтересованно смотрел во двор. Там мелькали факелы,
бегали люди, из красноватой тьмы доносился лай собак. Опусти страж глаза
еще чуть-чуть... самую малость -- и он увидит пещерника. А глаза опустит,
не может не опустить...
Рудый, страшась двигаться, осторожно вытащил швыряльный нож из щели,
повис на кончиках пальцев ног, отвел руку для броска. Он не сомневался,
что попадет с десяти шагов даже из такого неудобного положения. Попадет в
горло, где заканчивается кольчуга. Но в какой момент лучше -- выждать ли,
пока страж увидит пещерника? Может заорать с перепугу, отшатнуться от
летящего ножа. Если метнуть сейчас, дурак грохнется прямо в гущу воинов с
факелами и свору беснующихся собак.
Рудый крепче сжал нож, наметив вместо белеющего горла левый глаз, --
раненый должен без звука отшатнуться, упасть навзничь на крышу. Главное --
без крика, пораженные в левый глаз никогда не кричат...
ГЛАВА 24
Внезапно потемнело, луна скрылась. Рудый потерял силуэт стража. Он
уже почти бросал нож, рука теперь мелко дрожала, и он с ужасом подумал,
что чуть ли не впервые мог промахнуться. Глаза защипало от едкого пота, он
торопливо вытер лицо рукавом.
Когда перед глазами перестали трепыхаться черные мошки, он обнаружил,
что стража нет на крыше, но и пещерник исчез. Потянулись долгие
мучительные минуты. Рудый трясся, зубы стучали, он уже не понимал -- от
холода ли, от страха. Вдруг перед ним шевельнулась змея, он с перепугу
едва не сорвался вниз, чудом успел сообразить, что то не змея -- веревка.
Рудый не вскарабкался -- взбежал по отвесной стене. Руки Олега
подхватили его на краю крыши. Лицо пещерника в лунном свете выглядело
донельзя изнуренным, глаза дико блестели, как слюдяные. Снизу донесся
яростный вопль, ругань, громче прежнего хрипло забрехали, давясь слюной и
злостью, псы.
-- На верхнем поверхе их нет, -- объяснил Олег тяжело. -- Там всего
два окна, я заглянул в оба. А ниже по стене не спустишься, там идет
защитное кольцо по всей башне.
Озноб на спине Рудого превратился в глыбу льда:
-- А как выберемся сами?.. Прыгать обратно? На такое можно решиться
раз в жизни.
-- Попробуем через чердак, -- предложил Олег тяжело.
-- Через трубу? Где моя ступа... Или хотя бы метла!
-- Размечтался. Через чердак не изволишь? По всем поверхам пешком?
-- Жаль, -- вздохнул Рудый. -- Я полагал, сразу на кухню... Я когда
волнуюсь, жареного быка съел бы.
Крадучись, они добрались до лаза в крыше, что вел внутрь, на чердак.
Замок висел старый, ржавый, темный от грязи и ржавчины. Рудый всунул
лезвие в щель, подергал, потряс, но дужка оставалась в петле. Послышались
шаги, на крыше башни показался темный силуэт стража. Бедолаге, как и
Рудому, стало зябко, он поднял воротник, втянул голову в плечи. Олег
оттеснил Рудого, они прижались к поверхности крыши, пропуская стража.
Когда тот неторопливо утащился на другую сторону, Рудый опять сунулся с
ножиком к замку. Олег остановил:
-- Погоди...
Он прикоснулся к металлической коробке, стукнул двумя пальцами --
замок рухнул в подставленную ладонь, дужка закачалась на петлях. У Рудого
отвалилась челюсть:
-- Ты можешь... Так чего ж ты заставлял меня потеть над теми замками?
-- Ты потел? У тебя слюни капали от удовольствия! Я просто не стал
мешать.
Он приоткрыл дверцу, исчез. Едва слышно скрипнули ступеньки. Рудый
двинулся следом, выставив растопыренные пальцы перед лицом, страшась
липкой паутины, толстых жирных пауков, дохлых бабочек и высохших мух на
серых нитях...
В темноте его схватила сильная рука. Рудый вздрогнул, спросил
дрожащим голосом:
-- Научишь, как открывать замки?
-- Когда же ты повзрослеешь? -- послышался в темноте тяжелый вздох.
Под ногами шелестело, похрустывало. Ноги Рудого ступали по мягкому, в
ноздри лезла удушливая пыль. Шли в полной темноте, наконец хруст
прекратился, в темноте послышался шепот:
-- Здесь ляда. Ход идет вниз, на пятый поверх.
-- А потом на четвертый, -- прошептал Рудый несчастным голосом. --
Затем на третий... на второй... на первый... И везде народу, как муравьев
на дохлой жабе. А Тверд с Умилой окажутся в подвале.
-- Что предлагаешь?
-- Через дымоход! Сразу оказались бы на первом, на кухне.
-- Когда ты наешься?.. Думаешь, мне рубашку стирает Гульча?
Снизу донеслись грубые мужские голоса. Затрещало дерево, голоса стали
приближаться. Олег отпихнул Рудого, оба замерли. Сухой треск послышался
совсем рядом, скрипнула втоптанная в пол ляда на ржавых петлях, поднялась.
Снизу в слабом свете факелов показалась крупная голова в шлеме. Стоя на
невидимой лестнице, страж сказал густым пропитым голосом:
-- Темно, как у князя в заднице!
Снизу донесся уважительный голос:
-- Везде-то ты, Лютый, побывал... Темно там?
