- Нет, ваша светлость. Этот человек - преступник, и его люди вели
себя ничуть не лучше.
- Правильно, Риллен. Но, конечно, обеим участвовавшим в этой войне
сторонам далеко до людей вашей эпохи. Ведь вы говорили мне, что в лагерях
Проклятого Века могли за неделю уничтожить больше народу, чем у нас за
долгую войну?
- Верно. Но у нас жестокость была не такой... естественной.
Государства скрывали правду о лагерях, понимая, что мировое сообщество не
признает нормальным то, что там творилось.
- Наше время честнее, только всего. Хотя, пока существует человек,
существуют ложь и подлость.
- А что вы собираетесь сделать с другими вождями бунтовщиков?
- Они напрасно понадеялись, что вторая измена искупит первую. То, что
они выдали мне Роррена - сейчас, когда их песенка спета - вовсе не
заслуга, обычная трусость. Кузен Гродрэд, конечно же, теперь будет просить
меня передать ему Роррена и остальных - разумеется, просить, не может же
он требовать у меня мою законную добычу. Я, так и быть, удовлетворю его
просьбу... в обмен на триумфальный въезд в Траллендерг и подобающее
спасителю королевства чествование. У Гродрэда, чьи войска позорно
отступали или топтались на месте, нет оснований мне отказать. Но вам,
Риллен, не стоит присутствовать на этих мероприятиях. Во-первых, хотя
официально объявлено, что Риэл убит, и даже найдено его тело - среди
двенадцати тысяч трупов можно было подобрать похожий - существует немало
людей, которые могли бы вас узнать. Во-вторых, негоже всем моим людям
одновременно собираться в гостях у кузена Гродрэда, не будем его искушать.
Вы поедете в Торрион с частью моей армии. В ближайших к Траллендергу
крепостях тоже будут стоять крупные раттельберские гарнизоны под надежным
командованием. Мой августейший кузен должен знать, что любая случившаяся
со мной неприятность грозит ему роковыми последствиями. Вы показали свои
достоинства, командуя мятежниками; в критической ситуации сможете
командовать и моими людьми.
22
Итак, я возвратился в Торрион и не присутствовал на торжествах в
Траллендерге. Впрочем, я достаточно хорошо знаю о них по рассказам
очевидцев. Элдред отложил свой триумфальный въезд на две недели,
дожидаясь, пока падут последние осажденные крепости повстанцев. Лишь после
того, как ему доставили последних пленников, герцог торжественно вступил в
корринвальдскую столицу. На протяжении десяти дней продолжались парады,
пиры и увеселения, и все это, а также снабжение солдат - за счет
королевской казны. Могу себе представить, как чувствовал себя Гродрэд,
вынужденный оказывать великие почести старому врагу, в то время как
солдаты последнего наводняли королевскую столицу, а в близлежащих
крепостях стояли мощные герцогские гарнизоны! Разумеется, и королевские
части были стянуты к столице; можно сказать, что Элдред и Гродрэд
оказались в заложниках друг у друга. На торжества в Траллендерг съехался
весь цвет корринвальдской знати; здесь же находилась верхушка духовенства,
способная освятить восшествие на престол нового монарха или обвинить в
ереси и предать церковному суду неугодного епископа. Словом, обстановка
была самая взрывоопасная, и любая из ежедневно случавшихся между солдатами
обоих "кузенов" потасовок могла окончиться большими потрясениями в
государстве. Однако ничего не происходило; и король, и герцог
воздерживались от резких движений, находя, по-видимому, свои шансы на
победу сомнительными.
После того, как празднества на королевские деньги закончились, Элдред
еще некоторое время веселил столицу на собственные средства; потом и эти
увеселения кончились, но герцог не спешил покинуть город и увести свои
войска. В общей сложности он оставался гостем своего августейшего
родственника более месяца, дожидаясь окончания следствия и суда над
мятежниками. К этому времени многие из них уже были казнены в столице и по
всей стране, а многим еще только предстояло попасть в руки властей. Но
официально последней точкой в подавлении мятежа стала серия казней его
вождей на главной площади Траллендерга - зрелища эти собирали не меньше
народу, чем разыгрывавшиеся за три недели до этого мистерии. Роррена
каждый раз приводили из тюрьмы смотреть на это: ему была уготована участь
стать последним. Наконец и до него дошла очередь. Вождь мятежников был
казнен способом, до которого могло додуматься только изобретательное
средневековое правосудие: его посадили на кол, потом сняли, отрубили ему
руки и ноги и бросили то, что от него осталось, на раскаленные угли. По
свидетельству очевидцев, после этого он прожил еще более получаса; когда
же стражники убедились в его смерти, то привязали изуродованный обрубок за
шею к хвосту лошади и несколько часов таскали по всему городу, а потом
отрубили голову и выставили ее, насаженную на шест, посреди площади,
туловище же вывезли за город и бросили в чистом поле на растерзание
зверям. В тот же день в королевском дворце был дан прощальный пир, и на
следующий день герцог покинул столицу. Вскоре он прибыл в Торрион, однако
большинство его воинских частей остались в завоеванных городах - ушли лишь
те, которые стояли на подступах к Траллендергу. Элдред опасался слишком
растянутых коммуникаций, да и прямую конфронтацию с королем считал
преждевременной.
Итак, в королевстве воцарился хрупкий мир и неустойчивое спокойствие.
Рыцари вернулись в свои замки; родственники казненных оплакивали своих
близких и, в нарушение королевского указа, тайно снимали и хоронили
повешенных; солдаты пропивали в кабаках свои трофеи и премии, а мы с
герцогом просиживали в кабинете у камина долгие вечера ранней весны.
Герцога весьма интересовали идеи и концепции Проклятого Века, но не
потому, что они ему нравились; напротив, ему доставляло удовольствие
доказывать их несостоятельность.
- Свобода? - говорил он. - Но вы же сами признаете, Риллен, что даже
в ваше время свобода была нужна лишь очень немногим. Для всех прочих
свобода была непосильным бременем ответственности, и они готовы были
благословить любого, кто избавлял их от этого бремени, всех этих ваших
Андего...
- Всенародная любовь к Андего была делом Министерства пропаганды.
- Не только и не столько, Риллен; поверьте мне, я знаю быдло. Оно,
конечно, всегда готово пограбить тех, кто богаче - всеми революциями
движет стремление к наживе, а не к свободе. Революционеры стремятся из
угнетаемых стать угнетателями, а вовсе не ликвидировать угнетение как
таковое. Одиночки-фанатики - ничтожное исключение... Да и что такое
свобода? Ее вообще нет, есть законы природы и сила обстоятельств. Свобода
- это иллюзия. Возьмем узника в моей тюрьме, сидящего в камере 3 на 4
шага: он несвободен. А теперь возьмем провинциального корринвальдского
барона: он всю жизнь сидит безвылазно в своем замке и вряд ли когда-нибудь
отлучится от него далее, чем на милю - он свободен? Его камера больше и
условия содержания лучше, только и всего! Что примечательно, если король
запретит ему удаляться от замка больше чем на милю, он возмутится и
почувствует себя несвободным, хотя в его жизни ровно ничего не изменится!
Исчезнет возможность, не только ему не нужная, но о которой он даже не
помышлял!
- И все же наличие этой потенциальной возможности отличает свободу от
несвободы.
- Ну хорошо, допустим, что король издал запрет, а барон о нем не
знает. Свободен он в этом случае или нет?
- Очевидно, нет.
- Нет? Однако он считает себя свободным, ведет себя, как свободный,
и, при таком своем поведении, не обнаруживает, что несвободен. И вы
говорите, что свобода - не иллюзия?
- Так рассуждая, можно назвать иллюзией и несвободу.
- Верно; между этими понятиями нет качественной разницы. Нет свободы
и несвободы - есть лишь цепи разной длины.
- Пусть так; однако и в этом случае следует стремиться к обществу с
цепями наибольшей длины.
- А вот тут вы расходитесь с мнением большинства. Ему важна не длина,
а равенство длин цепей для всех. Гуманисты Проклятого Века называли это
торжеством справедливости, не так ли? Кстати, Риллен, хочу прочитать вам
одну любопытную притчу.
Герцог подошел к шкафу и извлек оттуда потрепанный рукописный фолиант
со множеством закладок.
- Это так называемая Серая Книга, одно из наиболее полных собраний
еретических легенд и сказаний, а также доктрин ересиархов. Разумеется, за
одно ее хранение полагается костер. Итак... - герцог пробежал пальцами по
закладкам и открыл книгу на нужной странице. - "Жил некогда человек, по
имени Террел, и был он обуян жаждой правды и справедливости. И всюду искал
он правды, но не мог сыскать, а видел повсюду, как торжествуют ложь и
бесчестье. И, видя сие, впал он в великое отчаяние и стал роптать на
Господа и говорить: Господи! Почто оставил Ты чад Своих, и нет
справедливости в мире Твоем? И едва он изрек сие, сошел к нему Ангел со
словами: Человек! Господь услышал тебя. Хочешь ли ты богатства, или славы,
или любви земной? Проси - и получишь. И ответил Террел: Не прошу я у
Господа ни богатства, ни славы, ни любви земной, а пусть сделает меня
мечом Своим и даст мне власть карать несправедливость. И ответил Ангел: Да
будет так. И получил Террел власть карать несправедливость всюду, где
встретит. И стал он истреблять зло и бесчестье во граде своем; а когда
закончил, отправился он в иные земли, дабы там служить мечом Господа. И в
землях, где проходил он, оставалось жителей вполовину, на треть или на
десятую часть; и понял Террел, сколь тяжкое это бремя, но не смел просить
об избавлении от него, ибо сам его возжелал.
И не знал он покоя ни днем, ни ночью, карая зло и бесчестье, но вот
пришел он в праведную землю. И возрадовался Террел, что обретет покой; но
услышал Глас с небес: Террел! Почто не исполняешь службу свою? И взмолился
Террел: Господи! Кого же карать мне? Нет зла в земле сей! И отвечал
Господь: Не зло послан ты карать, но несправедливость. А несправедливость
есть неравновесие. В прежних землях зло нарушало равновесие, и его ты
карал. Здесь же равновесие нарушает добро; иди же и исполняй свою службу."
23
- У вас изумительная библиотека, - заметил я, когда герцог убирал
книгу.
- Еще бы, - ответил он не без гордости, - она собиралась пять
столетий. С некоторыми перерывами, конечно. В семье не без урода, и в моем
роду были не самые достойные представители. Но, в общем, интерес к знаниям
прошлых эпох и однозначное отношение к Священному Трибуналу - наша
фамильная черта. В свое время вы интересовались, почему это так - что ж,
теперь я вам отвечу. Мой род, как вы знаете, насчитывает около пятисот
лет; но основатель рода почти на два с половиной века старше. Да, да - как
и вы, он был перебежчиком.
- Как его звали? - воскликнул я в сильном волнении.
- Теллис Торр. К сожалению, его портрет не сохранился.
- Генерал Теллер Сторр! Убийца Сторр, непреклонный истребитель
перебежчиков!
- Вы его знали?
- К счастью, только заочно. Один из самых способных и жестоких
генералов Андего. Во времена моего побега он руководил борьбой с
перебежчиками. Значит, и он... - но тут мне на ум пришла очевидная мысль.
- Нет, это не мог быть он. Третье столетие от искупления - время, когда
прибыли и жили большинство перебежчиков. Генерал Сторр не мог появиться
среди них под своим именем, его бы растерзали.
