герцога упорно продвигались вперед. Чем большую территорию захватывал
Роррен, тем труднее становилось ее удерживать; в конце концов ему пришлось
выбирать между тотальной обороной и наступлением на севере с постепенным
оставлением позиций на юге. Очевидно, что первое было неприемлемо -
затяжная война против регулярных правительственных войск не давала
повстанцам шансов, поэтому Роррен старался как можно быстрее прорваться к
Траллендергу, оставляя южные позиции герцогу порою быстрее, чем тот
успевал их занимать.
Меня подобная тактика не устраивала, и я всячески затягивал
наступление, дожидаясь каждый раз, пока войска герцога подойдут с юга
вплотную. Моим людям это не слишком нравилось, все слышней становились
призывы быстро идти на северо-восток на соединение с Рорреном. Я для вида
соглашался, понимая, что осень уже прочно вступила в свои права, и
корринвальдские дороги, превратившись в месиво грязи, вскоре сделают
всякое быстрое продвижение невозможным.
13
К этому времени под моим командованием находилось уже около двадцати
тысяч человек; у меня была пехота, тяжелая и легкая кавалерия, специальные
подразделения лучников - снайперов, стенобитные орудия и другая
осадно-штурмовая техника, разведка и контрразведка. Начальник
контрразведки подчинялся лично мне; никто, кроме меня и его
непосредственных подчиненных, не знал его в лицо. Благодаря его службе я
был в курсе настроений войска и имел возможность своевременно устранять
недовольных. Эту возможность пришлось применять несколько раз против
бывших командиров примкнувших формирований, несогласных с моей политикой
строгой дисциплины. Моей целью было доведение централизации власти до
предела, так, чтобы полной и достоверной информацией об обстановке
располагал только я, и исполнение приказов стало бы автоматическим. Кроме
того, я уделял самое серьезное внимание обучению солдат.
Повстанческая вольница была поначалу от этого не в восторге, но наши
победы служили убедительным аргументом в мою пользу. Кроме того, единство
и равенство повстанцев было нарушено: я ввел чины и звания по образцу
правительственных войск. Надо сказать, что система званий в Корринвальде
была значительно проще, чем в армии Соединенных Республик моей эпохи.
Здесь имелось единственное унтер-офицерское звание - капрал, и четыре
офицерских: лейтенант, капитан, майор и полковник. В армии герцога высшим
воинским званием был генерал, у короля были еще и маршалы. Я решил не
заходить слишком далеко и произвел себя в генералы.
Но если дисциплину удавалось поддерживать в походе и в бою, то при
взятии города или крепости повстанцы выходили из-под контроля. Я не мог
остановить грабежи и бесчинства; попытайся я это сделать, никакая
контрразведка не предотвратила бы бунт. Залогом преданности моих офицеров
была именно их повышенная доля добычи. Таким образом, я не мог и
ограничить жестокость войны - если я приказывал не казнить пленных, им
сохраняли жизнь, но подвергали их бесчисленным унижениям и
издевательствам, что для гордых аристократов было хуже смерти. Впрочем, у
пленных, если их знатность или личные качества не вызывали у мятежников
слишком большой жажды крови, существовал еще один путь - вступить в нашу
армию. Особенно часто этим выходом пользовались солдаты, хотя были среди
перебежчиков также офицеры, рыцари и дворяне. Их не любили, хотя я и
объяснял повстанцам, что ренегаты более всего заинтересованы в победе
восстания - в случае поражения их ждет жестокая казнь за измену. Произнося
эти слова, я всякий раз задумывался о собственной судьбе.
Как раз на эту тему я размышлял на шестой день после падения крепости
Аллендер, сидя в кабинете коменданта над картой Корринвальда. Аллендер
была едва ли не самой крупной из взятых мною крепостей; если бы не
беспечность ее защитников, слишком полагавшихся на неприступность
укреплений, моим людям никогда не удалось бы прорыть подкоп. Подземный лаз
обвалился на следующий день после взятия крепости - сказались постоянные
дожди. С тех пор не было ни одного дня без дождя, и это обстоятельство
охлаждало - впрочем, до поры до времени - пыл тех, кто требовал продолжать
наступление. Чрезвычайно выгодное стратегическое положение крепости, ее
фортификационные качества и обширные запасы делали ее идеальным местом для
ставки и пункта дислокации; именно здесь следовало бы переждать осеннюю
распутицу с точки зрения интересов восстания и, следовательно, с точки
зрения зрения интересов герцога следовало увести армию отсюда. Именно
этого, по неведению своему, хотели многие мои офицеры, сторонники
наступления, и в особенности один из них, Туррего. Он был опасным
человеком, пользовался авторитетом и явно метил на мое место. От него
следовало избавиться, но я опасался поручить кому-нибудь из
контрразведчиков его ликвидацию - Туррего следовало устранить законным
путем. Поэтому я продолжал сидеть со всей армией в Аллендере, провоцируя
Туррего на открытое неповиновение.
Но в то же время Туррего и его сторонники могли оказаться правы -
наступление могло принести пользу восстанию, и только что полученные
разведданные подтверждали это так явно, что я не решился нанести их на
карту, которую мог увидеть кто-нибудь еще. Основные королевские силы были
сосредоточены на востоке, напротив Роррена, который продвинулся намного
севернее меня, но теперь увяз в ожесточенных боях, не в силах прорваться
дальше. Против меня стояли только косметические заслоны - очевидно,
королевские военачальники, проанализировав мою прежнюю тактику, не ждали
решительного наступления с моей стороны. Если бы я предпринял это
наступление, то легко прорвал бы заслоны и нанес бы внезапный удар с тыла
и с фланга противостоящим Роррену войскам. В результате этого королевская
армия не была бы полностью разгромлена, но была бы оттеснена на восток, и
соединенным повстанческим силам открылась бы прямая и почти не охраняемая
дорога на Траллендерг. Конечно, взятие столицы - это еще не победа,
феодалы подтянут свежие силы с севера, но... Стоит ли служить герцогу,
если открывается возможность самому стать королем?
- Безумная авантюра, и ничего больше, - произнес я вслух, и в ту же
минуту часовой, стоявший у моей двери, доложил о прибытии Туррего.
- Я никого не принимаю, - сказал я, но офицер уже вошел в помещение.
Хуже того, за ним следовало четверо его солдат.
- Риэл, я намерен решительно объясниться с тобой, - заявил он,
остановившись напротив моего стола и положив руку на рукоять меча.
- Хочу вам напомнить, майор Туррего, что, по принятому нами уставу, к
старшим офицерам обращаются на "вы", - холодно заметил я.
- По принятому тобой уставу, Риэл! Ты полностью узурпировал власть в
армии!
- Так ведь армия - не сельский сход, Туррего. Здесь должно быть
единоначалие, и только так мы сможем победить.
- Победить? Мы уже неделю сидим здесь безвылазно!
- Прежде всего, Туррего, удали своих солдат. По-твоему, офицерам
пристало обсуждать план кампании в присутствии нижних чинов?
- Ты даже говорить стал, как какой-нибудь граф! Все повстанцы -
братья, и эти, как ты выражаешься, нижние чины ничуть не хуже тебя.
- Оставь свою риторику, Туррего. Весь твой гнев происходит от того,
что тебя до сих пор не произвели в полковники.
- Если уж на то пошло, я заслужил этот чин! В отличие от тебя и твоих
ближайших сподвижников, я не наблюдаю за боем с безопасного места, а
сражаюсь бок о бок с моими солдатами. Или ты считаешь, что я недостаточно
храбр в бою?
- Я этого никогда не утверждал. Ты прекрасный солдат, но достоинства
солдата и достоинства офицера - разные вещи. В уважение твоей храбрости я
сделал тебя майором; не требуй же от меня чрезмерного.
- По-твоему, я не гожусь в командиры? А ты годишься? Любому солдату
очевидно, что мы должны немедля идти на соединение с Рорреном, а не
торчать здесь, дожидаясь, пока на севере король соберет свежие силы, а с
юга и востока подойдет герцог!
- Данные, которыми я располагаю, показывают, что моя тактика верна.
- Что же это за данные? Почему их никто не знает? Ты подчинил себе
всю разведку! Никто из офицеров не знает реальной обстановки! Я требую,
чтобы ты сегодня же собрал офицеров и отчитался им в своих действиях!
- Ты не можешь ничего от меня требовать.
- Значит, ты отказываешься?
- Отказываюсь. Покинь помещение.
Туррего отступил на шаг.
- Солдаты! - обратился он к своим людям. - Этот человек - изменник.
Арестуйте его!
14
Я дернул под столом шнурок "веревочного телеграфа", которым мои
апартаменты соединялись с караульным помещением. Туррего заметил мое
движение.
- Твои уловки тебе не помогут, Риэл. Коридор занят моими людьми, - он
снова обернулся к солдатам. - Что же вы стоите?
- Ты сошел с ума, Туррего, - сказал я, поднимаясь из-за стола. - Это
же бунт. Ты хочешь расколоть нашу армию изнутри - прекрасный подарок
королю!
Солдаты, шагнувшие было вперед, остановились в нерешительности. За
дверью послышался шум, крики и лязг оружия - очевидно, люди Туррего
остановили тех, кто спешил мне на помощь. За моей спиной находилась еще
одна дверь, предусмотрительно скрытая гобеленом, но знал ли о ней Туррего?
Солдаты, услышав шум в коридоре, сделали еще шаг вперед.
- Стойте! - крикнул я. - Вам придется ответить, если вы послушаете
этого предателя!
- Предатель - это ты! - воскликнул он и, желая подать солдатам
пример, обнажил меч. Положение стало критическим: при мне не было ни
доспехов, ни оружия, за исключением ножа. Я отступил к замаскированной
двери, но Туррего оказался проворнее: он подскочил к стене и ударом меча
сбросил гобелен на пол.
- Аа, так я и знал! - воскликнул он торжествующе, глядя на дверь. Тут
я сделал то, чего он не ожидал: бросился прямо навстречу солдатам, которые
должны были арестовать меня. От неожиданности те расступились, и я,
оказавшись у двери, за которой ждали сигнала люди Туррего, задвинул засов.
Мятежный майор с проклятием повернулся и шагнул ко мне с мечом в руке, то
же сделали и его солдаты. Я понял, что Туррего хочет не арестовать, а
убить меня и поставить армию перед свершившимся фактом. Лезвие его меча
уже готово было коснуться моей груди, когда дверь, прежде скрытая
гобеленом, распахнулась, и комната наполнилась вооруженными людьми.
- Бросай оружие! - потребовал молодой голос.
Это был караульный взвод во главе с лейтенантом. Люди Туррего
поспешно исполнили приказ; несколько секунд спустя меч майора тоже со
звоном ударился о каменный пол.
- Арестуйте майора Туррего, лейтенант, - велел я, - за измену,
попытку бунта и покушение на жизнь командира.
После того, как Туррего и четверых его солдат увели, лейтенант вышел
к собравшимся в коридоре и объявил об аресте их командира как изменника и
заговорщика. Бунта, которого я опасался, не случилось: солдаты пошумели и
разошлись.
Своевременное появление лейтенанта и его отряда не было случайностью:
начальник караульной смены, которую по приказу Туррего не пустили ко мне,
подал по "веревочному телеграфу" сигнал тревоги начальнику охраны, а тот
послал на помощь лейтенанта, который был офицером контрразведки и знал про
тайный ход.
Мне захотелось отблагодарить лейтенанта. Я поинтересовался его именем
- его звали Лидден - и сказал, что беру его в адъютанты.
