На третий день нашего стояния в Ральденах, встретившись с герцогом за
завтраком, я был огорошен неожиданной новостью:
- Сегодня мы наконец разоблачили шпиона, Риллен.
- Как? Еще один?
- Да нет, Риллен, тот самый.
30
- Но как же Тагильд? - воскликнул я.
- Тагильд - действительно вернейший офицер. Ради дела он согласился
на то, на что пошел бы отнюдь не каждый дворянин: его имя, пусть и
временно, было предано бесчестью. Разумеется, сегодня же его честь будет
восстановлена, и он получит награду.
- Значит, Тагильд жив?!
- Разумеется. Но вы, конечно, хотите узнать обо всем по порядку?
Теперь уже можно рассказать.
Вы помните, я заподозрил наличие шпиона еще после первого покушения,
но круг подозреваемых был достаточно широк, и я не мог установить
незаметную слежку за всеми. Тогда я использовал известный прием, когда
подозреваемым якобы случайно дается доступ к различной правдоподобной
информации, а потом по действиям противника остается определить, от кого
именно произошла утечка. Однако никаких результатов это не дало. Я
исключил вероятность того, что наш шпион - узкий специалист по убийствам,
а секретные сведения его не интересуют; слишком уж это нелепо. Оставалось
другое объяснение - операция по дезинформации ничего не дала, так как тот,
на кого мы охотились, о ней знал. А это определенно указывало на Тайную
Стражу. Да, Риллен, на Тайную Стражу, - печально повторил герцог, и его
досада была понятна: Тайная Стража - особое подразделение герцогской
гвардии, занимавшееся разведкой и контрразведкой; предательство здесь было
еще неприятней, чем мнимая измена Тагильда.
- Но кое-что я все-таки узнал, - продолжал Элдред, - а именно уровень
служебных полномочий шпиона. Не слишком низкий, раз он вообще узнал об
операции, но и не слишком высокий, иначе он бы сумел подставить вместо
себя кого-нибудь невиновного. Значит, не рядовой и не старший офицер,
скорее всего, младший офицер или, в крайнем случае, капрал. Теперь круг
подозреваемых изменился - раньше я полагал, что это кто-то из военных - и
сузился. Но вывести агента на чистую воду было по-прежнему сложно,
поскольку жертва оказалась одним из охотников; как бы я ни сокращал число
людей, занимающихся его поимкой, оставалась вероятность, что он окажется в
их числе. Наконец я отобрал небольшую команду из лучших людей Тайной
Стражи, рассудив, что если мы опять ничего не добьемся, значит, предателя
надо искать внутри этой команды. В это время произошло второе покушение.
Та шлюха, что была связной и подручной шпиона, вынуждена была спешно
бежать; он остался без связи со своими хозяевами. Как вы знаете, после
покушения были введены усиленные меря безопасности; гвардейцы Тайной
Стражи следили друг за другом. Это не позволяло выявить шпиона, но лишало
его возможности действовать. Я надеялся, что его нервы сдадут, и он выдаст
себя неосторожным поступком. Но он, похоже, предпочитал вовсе сидеть без
связи, только бы не рисковать. Тогда мы с моей специальной командой
разыграли этот спектакль с разоблачением Тагильда. Со стены столкнули
пленного королевского офицера; Тагильд скрывается в одном из замков и
теперь вернется в строй. Шпион, естественно, пребывал в растерянности: он
ничего не знал о втором агенте; с другой стороны, возможно, ему просто не
полагалось об этом знать. Действительно ли Тагильд тоже работал на короля
или мы прикончили его по ошибке - вот что его интересовало. Однако вскоре
он понял, что это не важно - мы радуемся раскрытию агента и вроде бы
прекратили охоту. Я очень надеялся, что он попытается связаться со своими
хозяевами перед Ральденской битвой. К этому времени моей спецкоманде путем
выборочной слежки и тайных обысков удалось не то чтобы гарантированно, но
с большой вероятностью еще сузить круг подозреваемых; я надеялся, что мы
сцапаем его с поличным. Однако этому мерзавцу хватило хитрости не
высовываться; впрочем, по своим служебным обязанностям он не имел доступа
к штабным документам и не располагал ценной военной информацией. Однако он
не мог оставаться без связи вечно; я рассудил, что, если он не пытается
завербовать кого-либо изнутри - а после истории о Тагильде он должен был
особенно бояться подобных попыток - то связной должен прибыть к нему
снаружи. Мы установили слежку за крестьянами, привозящими продовольствие
для армии; сделать это было нетрудно, ибо их повозки могут попасть в
лагерь только одним путем. Парочка из этих поставщиков показалась моим
людям подозрительной - они на короткое время затерялись в толпе солдат.
Едва они отъехали от лагеря, их схватили. Один оказался чист: в гвардии
служит его брат, он виделся с ним. У второго при обыске нашли послание от
шпиона. Это было вчера вечером. Надо сказать, связной довольно долго
терпел пытки, но в конце концов сознался и указал на главного шпиона. Это
оказался лейтенант Тайной Стражи Ринд. Когда гвардейцы ворвались к нему -
это было в час пополуночи - он даже не успел дотянуться до меча. Но, черт
побери... Когда ему связали руки, он попросил разрешения помолиться. Эти
благочестивые идиоты, видя, что он раздет, связан и безоружен, разрешили.
Он поднес к губам свою ладанку и через несколько секунд был уже мертв. В
ладанке был яд, тот самый, которым отравили Корра. Разумеется, проводившие
арест солдаты уже получили по сорок плетей, но информация, которой,
возможно, располагал Ринд, для нас потеряна.
Да... - произнес герцог после некоторой паузы, - эта идиотская
религия постоянно сует мне палки в колеса. Чертовы попы... гм, "чертовы",
почти каламбур... если бы удалось с ними договориться, но они не так
глупы... Знаете, Риллен, когда в 567-м Каннел III, бывший в ту пору еще
герцогом Торбарским, шел на Траллендерг, он не смог одолеть королевские
войска. Они остановили его в Аллендере, почти за сотню миль от столицы.
Однако духовенство было на стороне Каннела. Высшие церковные чины
быстренько прибыли в Аллендер и провели процедуру коронации, а
царствовавшего монарха объявили отлученным от церкви и низложенным. Этого
оказалось достаточно, чтобы в решающей битве половина войска перешла на
сторону Каннела.
- А вы не боитесь, ваша светлость, что вас могли бы свергнуть таким
же способом?
- Нет; с тех пор влияние церкви несколько ослабло, но не за счет
усиления королевской власти, а скорее за счет увеличения власти феодалов.
А что делается теперь? Этот мерзавец Гродрэд совсем потерял голову от
страха. Чтобы остановить меня, он готов полностью развалить государство на
отдельные графства.
- Но нас пока еще не остановили.
- Да нет, Риллен, мы не можем двигаться вперед. У Гродрэда еще
остается тридцать тысяч солдат, пусть плохих, но зато их много. У меня еще
достаточно сил, чтобы их снова разбить, но не уничтожить. Мы подойдем к
Траллендергу, имея десять-пятнадцать тысяч человек; у Гродрэда будет
порядка двадцати, и они засядут за стенами. Траллендерг - лучшая крепость
в Корринвальде, Риллен. Ее нелегко взять, даже имея перевес. Были шансы,
что при моем приближении Гродрэда предадут собственные союзники, но теперь
он их так задобрил, что этого не случится. Без толку сидеть в осаде,
дожидаясь, пока на подмогу осажденным подойдут свежие силы, означает
обречь себя на поражение. Черт побери, Риллен, я потерял в этом походе
больше двадцати тысяч раттельберцев! Половину всего моего войска, это еще
не считая союзников! А ведь те, что погибли, сражаясь за Гродрэда, тоже
должны были стать моими подданными...
Было видно, что Элдред искренне сожалеет об этих жертвах, но винил ли
он в них себя? Нет. Он говорил только о "мерзавце Гродрэде". Впрочем,
другой на его месте и вовсе не стал бы жалеть о погибших за "правое дело".
Итак, герцог пребывал в скверном настроении, и основания для этого
увеличивались с каждым днем. Кроме подтягивавшихся из тыла отрядов,
состоявших по большей части из ранее примкнувших союзников, подкрепления
почти не было. Наконец герцог, устав ждать, покинул Ральдены и продвинулся
дальше на север, вторгшись еще на тридцать миль вглубь королевских земель.
Армия заняла без боя большой, но плохо укрепленный город Дольмдерг; мы же
- герцог и его свита - расположились неподалеку в Даллионе - одном из
замков, принадлежавших короне. Но занять королевский замок еще не означает
занять королевский трон.
31
Стояли первые дни осени. Вот уже три недели не было активных боевых
действий; стороны собирали силы для последней схватки. И, надо сказать, у
Гродрэда это получалось успешнее. Права, которые он щедро раздавал
дворянам, действовали эффективнее слов герцога о сильном и богатом
государстве. В начале похода Элдред рассчитывал, что, по мере продвижения
вперед, все больше феодалов будут спешить под знамена победителя; вышло же
так, что даже невежественные рыцари поняли - а кто не понял, тем объяснили
- что речь идет не просто о замене одного короля другим, а о резкой смене
всей государственной политики. Чем ближе был герцог к победе, тем сильнее
корринвальдская знать опасалась за свои привилегии и тем с большей
готовностью вставала на их защиту. Теперь, оглядываясь назад, я задаю себе
вопрос, почему Элдред не предвидел такой поворот событий с самого начала.
Рассчитывал на трусость и скудоумие своих врагов? Но разве он не знал, как
сражается загнанная в угол крыса? Или просто не ждал, что Гродрэд, не
желая потерять власть на поле боя, фактически отдаст ее феодалам своими
указами, оказавшись - в столь далекой от конституций стране - в положении
конституционного монарха, который царствует, но не правит? Скорее всего,
именно так. И теперь разведка доносила о новых полках, подходящих к
столице с севера; к нам же прибывали баронские отряды из нескольких
десятков человек, а то и вовсе одинокие молодые дворяне из обедневших
семей, искавшие способ любой ценой вырваться из нищеты и безвестности -
это в то время, когда нам были необходимы сотни и тысячи! А порою бывало и
так, что даже эти союзники, прибыв в лагерь и убедившись, как медленно
пополняется наша армия, через несколько дней тихо исчезали. Наконец
подошел из тыла большой сводный полк; офицеры, спеша выполнить приказ
герцога, гнали полк ускоренным маршем, и теперь вид у солдат был
совершенно измотанный. Пот и пыль покрывали их лица; не слышно было ни
песен, ни разговоров - только нестройный топот механически переставляемых
ног. Герцог, наблюдавший это зрелище из седла любимого жеребца, молча
развернулся и поехал обратно в замок.
На следующий день его слуга оторвал меня от чтения любопытного
манускрипта V века, записанного со слов путешественника, вернувшегося из
Диких Земель. Разумеется, уже тот факт, что он вернулся, показывал, что он
и не углублялся в них достаточно далеко; впрочем, не исключено, что
"путешественник" никогда не пересекал южной границы и все его рассказы
были плодом скучающего воображения - уж больно много там было драконов,
упырей, чародеев, живущих в железных замках на хрустальных горах,
псоглавых людей и тому подобной атрибутики. Впрочем, упоминания о "мерзких
и кровожадных порождениях Сатаны" (мутантах) и дикарях-людоедах, видимо,
заслуживали внимания. Итак, слуга Элдреда оторвал меня от пергамента и
передал приглашение своего хозяина. С технической точки зрения не
составляло труда провести в мою комнату "веревочный телеграф", дабы герцог
мог передавать свои просьбы напрямую; но, когда я как-то предложил это, он
