подошел к нему, спросил, где пятый номер. Прохожий стоял совсем
близко, и так странно падала лиственная тень на его лицо, и так
все было смутно, что Францу вдруг показалось, что человек--тот
самый, от которого он вчера бежал. Почти наверное можно
сказать, что это была лишь световая пятнистость, прихоть
теней,--однако Францу стало так гадко, что он предпочел отвести
глаза. "Прямо напротив,-- где ограда",-- бодро сказал человек и
пошел своей дорогой.
Франц переправился через улицу, нашел калитку, нащупал
кнопку звонка и нажал на нее. Калитка издала странный жужжащий
звук. Франц подождал немного и позвонил опять. Калитка опять
зажужжала. Никто не приходил открывать. За калиткой был
зеленоватый туман сада, и в нем плавал дом, как неясное
отражение в воде. Франц попробовал сам открыть калитку, но она
заартачилась. Кусая губы, он позвонил снова и долго держал
палец на кнопке. Однообразное жужжание. Вдруг сообразив, в чем
дело, он боком уперся в калитку, пока звонил, и она так сердито
открылась, что он чуть не упал. Кто-то окликнул его: "Вам к
кому?" Он повернулся на голос и увидел женщину в светлом
платье, стоявшую перед ним на гравистой тропе, ведущей к дому.
-- Его еще нет,-- неторопливо сказал голос, когда Франц
ответил.
Он прищурился, увидел белое лицо, темные гладкие волосы.
-- Мне очень важно,--сказал Франц.--Я вот приехал... Я
прихожусь ему родственником...-- Он почему-то вытащил бумажник
и стал рыться в нем, отыскивая пресловутую карточку. Дама на
него пристально глядела, стараясь понять, где это она уже
видела его. У него были прозрачные от солнца уши и невинный лоб
в мельчайших капельках пота у самых корней волос. Внезапно
воспоминание, как фокусник, надело на это склоненное лицо очки
и сразу опять их сняло. Дама усмехнулась. Одновременно Франц,
найдя карточку, поднял голову.
-- Вот,-- сказал он,-- мне было велено сюда явиться. Я
думал, что так как сегодня воскресенье -- Она посмотрела на
карточку и опять усмехнулась: -- Мой муж поехал играть в
теннис. Он вернется к обеду, а ведь мы уже встречались...
-- Виноват? -- сказал Франц и напряг зрение. Позже,
вспоминая эту встречу, марево сада, хрустящий гравий,
солнечно-пестрое платье, он часто недоумевал -- как это он
сразу не узнал ее? Правда, он был беспомощно близорук, правда,
он ее раньше не видел без шляпы и вероятно не ожидал, что у нее
такая голова--пробор посередке и сзади шиньон (единственное,
кстати сказать, в чем Марта не следовала моде),-- все же не
так-то просто было объяснить, как это он мог долго-долго
дураком стоять перед ней и не понимать, к чему она клонит. Ему
казалось потом, что в то утро он попал в смутный и неповторимый
мир, существовавший один короткий воскресный день, мир, где все
было нежно и невесомо, лучисто и неустойчиво. В этом сне могло
случиться все, что угодно: так что и впрямь оказывается, что
Франц в то утро, в отельной постели, не проснулся
действительно, а только перешел в новую полосу сна. Марта в
бесплотном сиянии его близорукости нисколько не была похожа на
вчерашнюю даму, которая позевывала, как тигрица. Зато
мадоннообразное в ее облике, примеченное им вчера в полудремоте
и снова утраченное,-- теперь проявилось вполне, как будто и
было ее сущностью, ее душой, которая теперь расцвела перед ним
без примеси, без оболочки. Он не мог бы в точности сказать,--
нравится ли ему эта туманная дама: близорукость целомудренна.
Но, кроме всего, она оказалась женой человека, от которого
зависела вся его дальнейшая судьба; женой человека, из которого
ему было сказано выжать все, что только возможно,-- и тем самым
она стала выше, отдаленнее, недоступнее, даром, что он
познакомился с ней. Следуя за Мартой по дорожке к дому, он
слегка размахивал руками и, второпях, мучась желанием поскорее
расположить ее к себе, говорил о том, какое это неожиданное,
удивительное, небывалое и очень, очень приятное совпадение.
Сбоку от крыльца на мураве стоял огромный полотняный зонт,
и под ним -- столик и несколько плетеных кресел. Марта села,
Франц, улыбаясь и щурясь, сел рядом. Она решила, что ошеломила
его совершенно видом небольшого, но очень дорогого сада, где,
между прочим, было и персиковое деревцо, и плакучая ива, и
серебристые елочки, и какая-то патентованная яблоня, и
магнолия, и банан, уже завернутый в рогожку... То, Что сад для
Франца только зеленоватое марево, ей просто в голову не пришло,
хотя она заметила, как беспомощно он близорук. Приятно
принимать его так изящно в саду, приятно поражать невиданным
богатством, но особенно приятно будет показывать ему комнаты в
особняке и выслушивать рокот его почтительного восхищения. И
так как обыкновенно у нее бывали люди ее же круга, перед
которыми ей давно наскучило щеголять, она была почти нежно
благодарна этому провинциалу в узких штанах за то, что он дает
ей возможность освежить, возобновить ощущение гордости, которое
она знала в первые месяцы замужества.
-- У вас такая тишина...-- сказал Франц.-- Я думал, что
город так шумен...
-- Да ведь мы живем почти за городом,-- ответила она, и,
чувствуя себя на семь лет моложе, добавила: -- вон там,
соседняя вилла принадлежит графу Брамсдорфу... Очень милый
старик, часто у нас бывает.
-- Приятнейшая тишина,--сказал Франц, развивая тему и уже
предчувствуя тупик.
Она посмотрела на его белую руку, плашмя лежащую на столе.
Худые пальцы слегка дрожали.
-- Вы, значит, как приходитесь моему мужу? Троюродным
племянником, не правда ли? Вы будете служить,-- это хорошо. У
него дело огромное. Ну, вы, конечно, уже слыхали о магазине,--
там только мужские вещи, но зато -- все, все,-- галстуки,
шляпы, спортивные принадлежности. Потом у него есть контора,
всякие банковские дела...
-- Трудно начать,-- сказал Франц, барабаня пальцами.--Я
боюсь... Но я знаю, ваш муж--прекрасный человек, добрейший
человек...
В это время откуда-то появился призрак собаки, оказавшейся
при ближайшем рассмотрении желто-серой овчаркой. Нес подошел,
и, опустив голову, что-то положил к ногам Франца. Потом отошел
аршина на три, уже в туман, и там остался,-- выжидательно.
-- Это--Том,--сказала Марта.--Том получил приз на
выставке. Не правда ли. Том?
франц, из уважения к хозяйке, поднял с муравы то, что Том
принес. Это оказалось мокрым деревянным шаром, сплошь
испещренным следами зубов. Как только он поднял шар,--- а
поднял он его к самому лицу,-- призрак собаки вынырнул из
солнечного тумана, стал живым, теплым, дышащим и прыгнул, чуть
не свалив его со стула. Он поспешно бросил шар; собака исчезла.
Шар попал прямо в астры; но Франц этого, конечно, не
увидел.
-- Чудная собака,-- сказал он, с отвращением вытирая
мокрую руку о колено под столом. Марта беспокойно смотрела в
сторону: Том, в поисках шара, мял астры. К счастью, в эту
минуту быстро проехал мальчишка на велосипеде, и собака,
мгновенно забыв шар, стремглав бросилась к ограде сада и
промчалась вдоль нее с неистовым лаем. Потом, сразу
успокоившись, затрусила обратно и легла у ступени крыльца,
выпустив язык и поджав одну переднюю лапу, по-львиному.
франц, слушая, что Марта рассказывает ему о Тироле,
чувствовал, что собака где-то поблизости, и с тревогой Думал,
что вот-вот она ему назад принесет склизкую гадость.
-- ...Но мне было душно,--говорила Марта,--мне казалось,
что эти горы вот-вот рухнут на гостиницу. Мы думали было
поехать оттуда в Италию, да мне как-то расхотелось. Он совсем
дурак,-- наш Том. Вот приш°л чужой, а ему что чужой, что свой
-- все равно. Вы в столице впервые, не правда ли? Нравится?
Франц потрогал глаза: "Я совсем слепой,-- сказал он,--
пока не куплю новых очков, ничего не могу оценить... А в общем
-- хорошо... И у вас так тихо..."
Он почему-то вдруг подумал, что, вероятно, вот сейчас его
мать возвращается домой из церкви. Меж тем он ведет трудный, но
приятный разговор с туманной дамой в туманном сиянии. Это все
очень опасно, каждое слово может оступиться. И Марта отметила
эту прерывистость, замирание, неловкость. "Он ослеплен и
смущен, он такой молоденький,--подумала она с презрением и
нежностью.-- Теплый податливый воск, из которого можно сделать
все, что захочется". И она сказала,-- просто так, в виде пробы:
-- Если желаете служить, сударь, вы должны держаться
бодрее, увереннее.
Как она и полагала, Франц не нашелся, что ответить, и
только хмыкнул.
Она увидела, что ему неприятно, но сказала себе, что это
крайне для него полезно. Францу и впрямь стало на миг
неприятно, но не совсем так, как думала Марта. Какая-то
неожиданная живость и грубоватость появились в ее голосе, и он
смутно различил, как она, подавая пример, расправила плечи при
словах "бодрее, увереннее"; все это не вязалось с ее бесплотным
обликом, меж тем как ее прежние, скользящие слова ничуть его не
коробили. Неприятность, впрочем, мгновенная: Марта сразу
затуманилась опять, влилась в общую туманность.
-- А все-таки свежо...-- сказала она.-- По вечерам совсем
даже холодно. Я люблю холод, но он меня не любит.
-- У нас еще купаются,-- заметил Франц. Он решил было
рассказать о родной реке, о том, как славно там плавать, нырять
прямо с лодки, о сильном течении и чистоте воды,-- но в это
мгновение грянул автомобиль за оградой, хлопнула дверца, и
Марта, повернувшись, сказала: "Вот, наконец, и мой муж".
Она пристально смотрела на Драйера, который быстро, чуть
подпрыгивающей походкой, шел по тропе. Он был в просторном
пальто, на шее, спереди, пучилось белое кашне, из-под мышки
торчала ракета в чехле, как музыкальный инструмент, в руке он
нес чемоданчик. Марте стало досадно, что прервался разговор,
что она уже не наедине с Францем, не занимает, не поражает его
всецело,-- и совершенно невольно, она переменила манеру по
отношению к Францу, как будто между ними, как говорится,
"что-то было", и вот явился муж, перед которым надо держаться
суше. А кроме того, она, конечно, не собиралась показывать
мужу, что бедный родственник, заранее ею расхаянный, вовсе не
оказался таким уже плохим,-- и потому, когда Драйер подошел,
она незаметной, тонко рассчитанной ужимкой хотела выразить ему,
что вот, мол, своим приходом он, наконец, освободит ее от
скучного гостя; но Драйер, приближаясь, не спускал глаз с
Франца, который, вглядываясь в туман, встал, вытянулся,
готовился поклониться. Драйер, по-своему наблюдательный и до
пустых наблюдений охочий (он часто играл сам с собой,
вспоминая, какие картины были на стенах в чужом кабинете),
сразу, еще издали, узнал вчерашнего пассажира и сперва подумал,
что их случайный спутник подобрал какую-нибудь вещицу, которую
они посеяли в вагоне, и вот разыскал их, принес; но вдруг
другая мысль, еще более забавная, пришла ему в голову. Марта
видела, как ноздри его расширились, губы вздрогнули, морщинки у
глаз умножились, заиграли, и в следующий миг Драйер
расхохотался, да так, что Том, прыгавший вокруг него,
разразился неудержимым лаем. Ему смешно было не только само
совпадение, но и то, что, вероятно, жена что-нибудь говорила о
его родственнике; пока родственник тут же сидел в отделении.
Что именно говорила Марта, мог ли это слышать Франц,-- никак
уже не вспомнить,-- но что-то было, что-то было, и эта
щекочущая неуверенность еще усиливала смешную сторону
совпадения, он смеялся, пока жал руку племяннику, он продолжал
