-- Мяч,-- сказал Драйер, не оборачиваясь.-- Мяч... Он
прочистил горло, хотел добавить, что мяч еще остался в ее
комнате,--но почувствовал, что не может.
Впрочем, Франца уже не было на балконе. Были только мелкие
белесые мотыльки и какие-то зеленые мошки, вьющиеся вокруг
лампы, ползающие по белой скатерти.
Франц бесшумно, не скрипнув ни одной ступенью, спустился
по балконной лестнице. Он пошел вдоль крыла гостиницы, ступая в
потемках по клумбам, и вернулся в гостиницу через празднично
озаренный холл. Приложив ладонь ко рту, чтобы как-нибудь
удержать смех, душивший его, разрывающий ноздри, распирающий
живот, он мимоходом приказал лакею принести в его номер ужин.
Продолжая скрывать дрожащее лицо, поправляя танцующие очки, он
поднялся к себе. В коридоре он остановил горничную, крупную,
розовую девицу с родимым пятнышком на шее, и сказал глуховатым
голосом:
-- Разбудите меня завтра не раньше десяти, и вот вам две
марки.
Девица поблагодарила, закивала, играя глазами, и
повернулась, продолжая свой скорый путь. Он мельком подумал,
что, пожалуй, можно было ее ущипнуть сейчас, не откладывая до
завтра. Смех, наконец, вырвался. Он рванул дверь своей комнаты.
Барышне в соседнем номере показалось спросонья, что рядом, за
стеной, смеются и говорят все сразу, несколько подвыпивших
людей.
Июль 1927--июнь 1928
