наверняка, ударить ею через безвольный, не подвластный собственному
хозяину разум Куллукета, "возлюбленного" Фелиции. От такого удара защиты
нет.
Значит, она мертва?
Ответа не было. Другое явилось. Четко, осознанно. Пусть как
ясновидящая она не очень опытна, пусть не в полной мере овладела своей
неизмеримой проникающей силой, но промелькнувшую картину она осознала до
конца, до самой последней мыслишки, пробежавшей в разуме Марка Ремиларда.
Коварный план Ангела Бездны стал ясен ей, как родные письмена. С самого
начала он рассчитывал столкнуть два великих разума - Эйкена и Фелиции, -
угрожавших утверждению его воли. Его схемы! Вот еще раз зазмеилась перед
мысленным взором Элизабет его коварная ухмылка. И как молния - прозрение!
Видение сути - через гибель Эйкена и Фелиции он метил в нее, в третью
силу! Боги, как же он презирает нас! Он, колдун, владеющий творящими
чудеса машинами. Кудесник - раб техники, полагающийся исключительно на
средство, а не на волю, не на свободное излияние души.
Итак, все дело в Куллукете, невольном передатчике вражеской силы. Он
и есть ключ к пониманию случившегося. Что замышлял Марк в далекой Америке,
на островке, прилепившемся к побережью Флориды, теперь ясно. Но что
произошло здесь?
Женщина, с помощью особого приема отступив во времени, внедрилась в
сознание несчастного "возлюбленного" - уже совсем скоро должен произойти
решительный удар Эйкена, всепожирающее пламя, крушение, гибель. С того
предваряющего столкновение момента она и начала изучение. Элизабет
различила, как в замке Эйкена накапливалась энергия, как раскалялось поле
будущего ментального сражения; вот Фелиция еще способна уравновесить и
синхронизировать прибывающий к Эйкену поток психоэнергии; вот где-то вдали
нелепой, неотвратимой бедой изогнулась гигантская дуга d-перехода; вот
черным-черно стало от ощущения неотвратимого, близкого конца, которым
грозила "возлюбленному" приближающаяся битва.
Элизабет держала под контролем и мысли Фелиции, которая до последнего
мгновения знала, чем грозит ей противостояние, но верила, что сможет
избежать печального исхода и защитить Куллукета. Словно освещая эту
мрачную картину предощущения битвы, вдали, за стеной мрака, грезился
рассвет. Там рождался новый мир, там сияло солнце, в лучах которого
возможное и невероятное сливались воедино.
Затем, с течением времени, Элизабет прочувствовала удар Эйкена. Мысль
ее неожиданно метнулась к не рожденному королем. Обрушив на Фелицию всю
мощь разом, он погубил свои тело и душу. Но здесь появилась слабая надежда
- на то, что обе субстанции могут быть восстановлены. Элизабет была
уверена. Труднее будет с телом Куллукета Дознавателя, "возлюбленного",
которое было полностью трансформировано во время взрыва. Поняв свою
неспособность противостоять действию враждебной силы, он еще пытался
спасти Фелицию. Сам обратился в прах. А она? Если что и теплилось в мире,
напоминающее о Фелиции и Куллукете, так только осколки их сознаний.
Что это? В глубине, под толщей сползшей в реку горы, там, где еще
совсем недавно был проложен брод... Мелкий, по колено... Что там? Нечто
зыбкое, невесомое, похожее на рубиновый кристалл, но необычно большой. И
внутри кристалла свет, да-да, сердцевина раскалена добела!
"Я нашла Фелицию. - Элизабет открыла глаза, ее сознание теперь стало
доступно Минанану. - И Куллукета тоже. Они слились".
"Элизабет, они живы?!"
"Взгляни сам. Их еще можно вернуть к жизни. Или погубить. Или
заключить в темницу".
"Это за пределами моих возможностей".
"Но не моих. Я вижу их в виде огненного кокона".
"Всемогущая Тана! Ты - человек. Но Куллукет..."
"...Он зовет нас. Он изо всех сил цепляется за жизнь".
"Страдание бесконечно".
"Никаких признаков жизни, но они живы! Слились в каком-то
псевдоединстве".
"Любовь-пародия! Подобное слияние ничего, кроме отвращения, вызвать
не может".
"Минанан, ты никак не можешь понять сути проблемы. Они прокляты
богами и обречены жить вместе, обречены быть духовными супругами, и
сколько бы я ни пыталась спасти ее, без мысли о Нем, без Его помощи ничего
не выйдет. Он как бы средоточие, жалость-центр, и, отказывая Ему в
уважении, впрочем, как и Марку... О Боги, иногда мне кажется, я в
сравнении..."
"Элизабет, твои мысли скачут, мне не угнаться".
"Знаю. Не вслушивайся в мои мысли".
"Не пытайся поднять других до своего уровня. Я всего-навсего простой
воин, на меня пролился свет вашей мудрости. Рядом с тобой и Марком
Аваддоном я не более чем ребенок. Если ты делишь любой грех надвое и часть
его принимаешь на себя, это за пределами моего понимания. Взваливай
тяжесть на свои плечи... Я знаю только, что вина Куллукета слишком велика,
даже часть ее способна придавить самого всесильного кудесника. Знаю, как
он способен искушать, ведь он мой брат. Он был не похож на нас, рыцарей
тану, не был похож на Алутейна и многих других достойных. Куллукету было
дано изведать, где истина, но он всегда держался от нее подальше. Он
высмеивал всякое правдивое, незамутненное выгодой слово, чужие заботы его
не касались, он мечтал о смерти и боялся ее и в конце концов решил, что
именно ему выпало олицетворить ее в нашем полуденном мире. Куллукет
осужден за гордыню".
"Его осуждение ныне - это мольбы о помощи".
"Я скорблю о моем бедном брате, но оживлять его? Это безумие!"
"Я же скорблю о Фелиции. Ее не возродить, если не вернуть к жизни
Куллукета".
"Одного поля ягоды. Нам более пристало помолиться о них, а потом
спеть погребальную песню".
"Нет, я должна что-то сделать. Я не могу оставить их в беде".
В сознании Элизабет беда всплывала густо-черным, вызывающим
отвращение мазком. Бесформенное страшное пятно!
"О Боги! Я уверена, что мы допускаем ошибку".
"Сколько других страждущих, а мы почему-то решили помочь этим
исчадиям ада... Вот почему ты решила вызвать комнату без дверей!"
"Да, комната настроена на зов моего сознания. Так поступила Бреда
перед смертью. Однажды запрограммированная на волны, излучаемые мною,
комната будет служить только мне. Ни Эйкену, ни Марку никогда не добраться
до нее, понимаешь! Никто без моего ведома не сможет проникнуть в комнату,
где в зародыше хранится будущая Двойственная Реальность. Никто! Под
страхом смерти! Я спрячу в этом темном таинственном святилище останки
Фелиции и Куллукета. Там им не будет страшен никакой огонь".
"Надолго?"
"Бог знает".
"Они там будут в безопасности?"
"Нет ни материальной, ни духовной силы, способной пробить брешь в
этих стенах. Комната наделена несокрушимой прочностью, присущей ей с
момента создания, а ведь ее возраст исчисляется возрастом Земли. Она
рождена в другой галактике. Это чудо сотворили твои предки, Минанан, много
миллиардов лет тому назад".
"Значит, так называемая Двойственная Реальность способна защитить
любого, кто окажется в ее стенах?"
"Не совсем так".
"?"
"Ты забываешь, что находящиеся внутри нее существа всегда вольны
выйти оттуда".
"Но - как? Такого не может быть! Хотя раз ты утверждаешь, значит, так
и есть. Комната без дверей к тому же способна вылечить их. Вот в этом ты,
возможно, ошибаешься. Возродить-то она их, может, и возродит, только
кого?"
"Но они же взывают о помощи!"
"Если ты их спасешь, мы постоянно будем находиться под угрозой".
"Послушай, мой друг. Великодушие и миролюбие не такие глупые вещи,
какими кажутся. Я душой чувствую - хотя, может, мои ощущения навеяны
мыслями Супруги Корабля, - что Многоцветную Землю спасет только душевная и
духовная щедрость. Проще говоря - Добро".
"Подобные взгляды слишком опасны".
"Но в этом у меня нет сомнений".
"...Если ты оставишь здесь комнату, ты лишишься последней защиты.
Любой негодяй сможет захватить тебя в плен. Черная Скала - ненадежное
убежище".
"Хватит, Минанан. Лучше помоги мне. Воспользуйся своей
психокинетической силой, вложи ее в меня. Я на мгновение постараюсь
освободить Двойственную Реальность, помещу их внутрь, а ты воздвигни на
этом месте гору. Пусть она будет служить ли надгробным памятником. Нам еще
надо помочь Эйкену".
"Вылечив их, ты разбудишь жажду мести. Да и не рожденный королем тоже
начнет строить заговоры".
"И тем не менее. Я слишком многим обязана ему. Тебе не понять,
Минанан, - он взялся за работу, от которой я все время увиливали".
ПРОЛОГ ВТОРОЙ
Мужчина средних лет с тяжелой выступающей челюстью и прикрепленным к
голове незаметным устройством, коренастый и широкоплечий, не спеша шел по
саду, разбитому вокруг обсерватории. Из распахнутых окон доносился
невеселый смех, кто-то иронично шутил. Собравшиеся в наблюдательном зале
жители острова Окала, окружившие обессилевшего, странным образом
заключенного в недрах церебрального генератора руководителя, пытались
заставить его откликнуться. Разговор вертелся вокруг недавней битвы,
потрясшей планету. Правда, в их репликах звучала какая-то холодность,
необъяснимая отстраненность. Когда же кто-то упомянул о сбежавших с
острова детях, все дружно, взахлеб, принялись осуждать предателей.
Человек в саду, услышав их слова, неожиданно пропел:
- Что толку в скитаньях бесполезных. - Голос его звучал сильно,
чисто. Потом он подпустил лихую руладу: - Ди-да-да д'хум-дум-дум да-ха...
Человек - его звали Алекс Манион - ментальным усилием подхватил
погибшую птичку, лежавшую на золотистом песке аллеи, и бросил ее в
тележку, словно собачка двигавшуюся за ним по пятам.
- О да, я совершенно уверен, они заблудились, - донесся до него
убедительно рассуждающий баритон. - Мне до сих пор стыдно за них.
Напевая себе под нос, с той же идиотской улыбкой, Алекс вразвалку
зашагал по дорожке.
Солнце перевалило за полдень. Сад вокруг обсерватории, где Марк
Ремилард усердно изучал звезды, казалось, изнывал от зноя. Склоны лесистых
холмов, водная гладь озера Серены как бы плыли в раскаленном воздухе.
Однако здесь, под сенью гигантских плиоценовых деревьев, было на удивление
прохладно. Странный мир открывался окрест - огромные цветы величиной с
тарелку, насаженные на стебли метровой длины и толщиной с руку; величавые
секвойи, между которыми стайками разбегались вековые дубы и грабы; избыток
ароматов, затопивших это райское место. А бабочки! На посыпанной песком
дорожке их, погибших, несказанной красоты, с крыльями в полметра, лежало
великое множество. Алекс пренебрежительно сморщился - ничего особенного,
обыкновенные хеликоньянс, подобных экземпляров в его коллекции уже более
чем достаточно. Вот это да! - он присвистнул от восхищения, обнаружив на
дорожке еще одну мертвую птицу, жертву управляемого защитного пояса,
окружавшего обсерваторию. Замечательный образчик! Самец, цапля! Какое
оперение, а вот и брачный хохолок!
Мысли медленно ворочались в затуманенном, контролируемом особым
устройством мозгу Маниона. Он скосил глаза в сторону низкого барьера, где
были расставлены бочкообразные чувствительные цилиндры - рентгеновские
лазеры, охраняющие подступы к обсерватории. Алекс довольно осклабился -
мимо них не проскочить! А что там светлеет? Боже мой, еще одна цапля -
вон, валяется возле барьера. Теперь ясно, куда стремился самец - спасать
подругу. Очень красивая птица! Алекс медленно, ментальным усилием
раздвинул крылья. Бедные влюбленные! Недаром поется...
