- Да, - повернувшись к ней, продолжил Богенталь. - Мало у кого хватит
духу рассказать об увиденном и перенесенном. Порядок, что они несут
Европе, лишь кажущийся. На самом деле - это хаос, калечащий души людей.
Граф пожал плечами.
- Что бы они там не делали, это временно. Порядок требует жертв.
Запомните мои слова.
- Слишком высока цена, граф.
- А чего здесь жалеть! Что мы имеем сейчас? Мелкие удельные
княжества, раздробившие Европу? Войны? Бесконечные войны... Мало кто сумел
прожить жизнь, ни разу не участвуя в них. Все без конца изменяется. По
крайней мере Гранбретания предлагает постоянство.
- И страх, мой друг. Я не могу согласиться с тобой.
Граф налил себе вина, выпил и, зевнув, сказал:
- Ты слишком серьезно воспринимаешь такие вещи, Богенталь. Если бы ты
повидал с мое, ты бы знал, что зло скоро проходит, либо само - от скуки,
либо его искореняют другие. Лет через сто гранбретанцы станут здоровой и
добропорядочной нацией.
Граф подмигнул дочери, но она, видимо, соглашаясь с Богенталем, не
улыбнулась в ответ.
- Пороки этих варваров слишком укоренились, чтобы столетие излечило
их. Один вид их солдат чего стоит. Эти раскрашенные звериные маски,
которые они никогда не снимают, эти странные одежды, что они носят даже в
жару, их позы, их походка... Они безумны, и их безумие наследственно, -
Богенталь покачал головой. - И наша пассивность - молчаливое согласие с
ними. Нам следует...
- Нам следует пойти и лечь спать, мой друг. Завтра мы должны
присутствовать на открытии праздника, - сказал, поднимаясь с кресла, граф.
Он кивнул Богенталю, поцеловал дочь, легко коснувшись губами ее лба,
и покинул зал.
Глава 3. БАРОН МЕЛИАДУС
Ежегодно, в один из теплых дней после окончания летних работ, жители
Камарга устраивают большой яркий праздник. Дома утопают в цветах; люди
одевают богато вышитые, нарядные одежды; по улицам бродят молодые быки, и
важно выступают стражники. А ровно в полдень в античном каменном
амфитеатре, что на краю города, начинается коррида.
Зрители, пришедшие сюда, рассаживаются на гранитных скамьях,
тянущихся по всему амфитеатру. На южной стороне арены небольшая часть
трибуны скрыта под красной шиферной крышей, поддерживаемой резными
колоннами. С обеих сторон это место закрывают коричневый и алый занавесы.
Там расположились граф Брасс, его дочь Иссольда, Богенталь и старый фон
Виллах.
Из этой своеобразной ложи они могли видеть почти весь амфитеатр и
слышать взволнованные разговоры публики и нетерпеливое фырканье
удерживаемых в загонах животных.
Вскоре с противоположной стороны трибун зазвучали фанфары шестерых
стражников в украшенных перьями шлемах и нежно-голубых плащах. Их
бронзовые трубы вторили шуму хрипящих быков и веселящейся толпы. Граф
Брасс поднялся с места и сделал шаг вперед.
Крики и аплодисменты стали еще громче, когда люди увидели его,
улыбающегося и поднявшего в приветствии руку. Дождавшись тишины, граф
начал традиционную речь, открывающую праздничный фестиваль.
- Почтенные жители Камарга, хранимые самой судьбой от катастроф и
бедствий Страшного Тысячелетия, вы, которым дана жизнь, празднуете ее
сегодня. Вы, чьи предки были спасены великим мистралем, очистившим небо от
ядов и нечистот, что принесли другим народам смерть и вырождение,
посвящаете этот фестиваль Ветру Жизни.
Снова раздались восторженные крики и аплодисменты, и зазвучали
фанфары. Потом на арену ворвались двенадцать огромных белых быков. Задрав
хвосты, с красными горящими глазами, они метались по кругу: сверкающие на
солнце рога, широко распахнутые ноздри... Быков целый год готовили к этому
представлению. Каждому из них будет противостоять человек, который
попытается сорвать повязанные на их шеях и рогах пестрые гирлянды или
ленты.
Сейчас на арену, приветствуя зрителей, выехали несколько всадников и
начали загонять быков обратно в стойла.
Когда с некоторыми трудностями им все же удалось справиться с
животными, на центр круга, держа в руках золотистый мегафон, выехал
распорядитель праздника, одетый в раскрашенный всеми цветами радуги плащ и
ярко-голубую широкополую шляпу.
Усиленный мегафоном и стенами амфитеатра, голос походил на рев
рассвирепевшего быка. Сначала было объявлено имя первого быка - Конеруж из
Эйгис-Морта, владелец - известный скотовод Понс Ячар, а потом имя
тореадора - Мэтан Джаст из Арля. Распорядитель покинул арену, и почти
сразу из-под трибун выскочил Конеруж. Его огромные сверкающие рога были
увиты алыми лентами.
На арену полетели цветы, некоторые из которых упали на широкую белую
спину Конеружа, и огромный бык пяти футов ростом, поднимая пыль, резко
повернулся.
Потом как-то тихо и незаметно у края арены во всем черном - в черном
вышитом алыми нитями плаще, в черном камзоле, украшенном золотом, в черных
брюках и сапогах, доходящих до колен - появился Мэтан Джаст. Его молодое
смуглое лицо выражало настороженность. Сняв широкополую шляпу, он
поклонился зрителям и повернулся к Конеружу. Джасту было только двадцать,
но он уже успел показать себя на трех предыдущих праздниках. Сейчас
женщины бросали ему цветы, и он, сняв плащ и размахивая им перед
Конеружем, галантно приветствовал поклонниц, посылая воздушные поцелуи.
Бык сделал несколько шагов навстречу и, опустив голову, выставил вперед
рога.
Потом он ринулся на человека.
Мэтан Джаст отступил в сторону и ловким движением сорвал с рога быка
первую алую ленту. Толпа зааплодировала. Бык быстро развернулся и снова
бросился вперед. И снова Джаст отскочил в самый последний момент и сорвал
ленту. Он зажал оба трофея в зубах и поприветствовал сначала быка, а потом
- зрителей.
Первые две ленты, повязываемые обычно высоко на рогах животного,
достать было сравнительно легко, и Джаст сделал это почти играючи. Чтобы
сорвать нижние ленты, требовалась большая ловкость.
Граф Брасс с восхищением смотрел на тореадора. Иссольда улыбалась.
- Разве он не прекрасен, отец? Он словно танцует!
- Да, танец со смертью, - сказал Богенталь с притворной серьезностью.
Старый фон Виллах откинулся на спинку сидения. Кажется, ему было
скучно. Хотя возможно, его глаза уже не те, что прежде, и он многого не
видит, но не желает в этом признаваться.
Сейчас бык мчался прямо на человека. Мэтан Джаст стоял и ждал его,
опустив в пыль плащ. И вот когда бык был уже совсем рядом, Джаст высоко
подпрыгнул и, сделав сальто, перелетел через Конеружа, едва коснувшись его
рогов. Бык, упершись копытами в землю, замер в замешательстве. Потом он
повернул голову и увидел смеющегося человека.
Не дожидаясь, пока бык развернется, Мэтан вскочил ему на спину. Бык
скинул его, но Джаст уже сорвал с рогов обе оставшиеся ленты и, быстро
поднявшись, теперь бежал, высоко подняв руку с зажатыми в кулак лентами.
Раздался оглушительный рев толпы; зрители восторженно хлопали в
ладоши, кричали и визжали, и на арену хлынул настоящий дождь из ярких,
пестрых цветов. Конеруж неотступно преследовал человека.
Но вот Джаст остановился, как будто не зная, что делать дальше,
обернулся и, словно не ожидая увидеть перед собой быка, изобразил на лице
крайнее удивление.
Он снова подпрыгнул, но на этот раз плащ зацепился за рог. Джаст
потерял равновесие. Одной рукой обхватив Конеружа за шею, ему все же
удалось спрыгнуть на землю, но упал он неудачно и не смог быстро подняться
на ноги.
Бык опустил голову и рогом ударил лежащего человека. Сверкнули на
солнце капли крови, и толпа застонала от смешанного чувства жалости и
интереса.
- Отец! - Иссольда вцепилась в руку графа. - Он убьет его. Сделай же
что-нибудь!
Граф покачал головой, но телом невольно подался вперед.
- Это его дело. Он знает, чем рискует.
Подброшенное быком и болтающееся сейчас в воздухе тело Мэтана Джаста
походило на тряпичную куклу. На арене появились всадники с длинными пиками
и попытались оттащить быка.
Но Конеруж, замерев, стоял над распростертым телом, словно дикая
кошка над своей добычей.
Граф Брасс, не успев даже осознать, как это произошло, уже выпрыгнул
из ложи и бежал вперед в тяжелых медных доспехах, и всем казалось, что это
бежит медный величественный исполин.
Пропуская графа, всадники расступились. Брасс, вцепившись могучими
руками в бычьи рога, начал оттаскивать животное назад. От напряжения вены
вспухли на его лбу.
Бык пошевелил головой, и граф потерял опору под ногами.
Над ареной воцарилась тишина. Иссольда, Богенталь и фон Виллах,
побледнев, привстали со своих мест. Все замерло. И только в центре круга
бык и человек мерялись силой.
Ноги Конеружа задрожали. Он хрипел и отчаянно рвался из рук графа. Но
Брасс, дрожа от напряжения, не ослаблял хватки. Мышцы шеи вздулись и
покраснели, и казалось, что его усы и волосы встали дыбом. Постепенно бык
ослабел и медленно опустился на колени.
Мужчины бросились к раненому Джасту. Толпа по-прежнему
безмолвствовала.
Несколько минут спустя граф Брасс могучим рывком уложил Конеружа на
бок.
Бык лежал тихо, безоговорочно признавая свое поражение.
Граф отпустил его. Конеруж так и лежал, неподвижно, лишь посматривая
на человека остекленевшими непонимающими глазами; хвост чуть шевелился в
пыли, огромная грудь тяжело опускалась и вздымалась.
И только тогда толпа взорвалась аплодисментами, и шум в амфитеатре
достиг такой силы, что, казалось, весь мир должен был слышать его.
А когда Мэтан Джаст, пошатываясь, зажимая рукой кровоточащую рану,
подошел к графу и с благодарностью пожал ему руку, люди вскочили с мест и
с небывалым восторгом, стоя, приветствовали своего Лорда-Хранителя.
Под крышей в ложе плакала от гордости и пережитого волнения Иссольда,
и, не стыдясь, вытирал скупые слезы Богенталь. Не плакал только фон
Виллах. Он лишь кивнул головой, отдавая должное мастерству Брасса.
Граф подошел к ложе и, перепрыгнув через ограждение, оказался рядом с
ними. Он от души радовался и размахивал руками, приветствуя жителей
Камарга.
Немного погодя он поднял руку, требуя тишины, и когда шум стих,
обратился к собравшимся.
- Аплодируйте не мне. Аплодируйте Мэтану Джасту. Это он, проявив
чудеса ловкости, сорвал с быка ленты. Смотрите, - он развел в стороны руки
и растопырил пальцы, - у меня ничего нет! - Он снова засмеялся. - Давайте
продолжать праздник.
И с этими словами граф сел на свое место.
К Богенталю вернулось прежнее хладнокровие. Он наклонился к графу.
- Ну, и ты будешь еще утверждать, что предпочитаешь не вмешиваться в
борьбу других?
Граф в ответ улыбнулся.
- Ты неутомим, Богенталь. Это же совсем другое дело, не так ли?
- Если ты еще не отказался от мыслей об единой мирной Европе, тогда
это одно и то же. - Богенталь потер подбородок. - Разве нет?
На мгновение Брасс задумался.
- Возможно... - начал он, но затем покачал головой и засмеялся. - Ты
хитер, Богенталь. Тебе время от времени удается ставить меня в тупик.
Но позднее, когда они уже оставили ложу и направлялись обратно в
замок, граф хмурился.
Когда граф Брасс и его окружение въехали во двор замка, к ним
подбежал тяжеловооруженный стражник, указывая на стоящий в центре двора
изысканно украшенный экипаж и несколько вороных лошадей.
- Господин, - выдохнул он, - пока вы были на празднике, пожаловали
знатные гости, но я, право, не знаю, примете ли вы их.
