- Как можно быть таким жестоким?
Заяц исчезает из виду, завернув за угол. Я разъярен; все
мои нервы взвинчены.
- Удрал!
- Но ведь все в порядке, правда? - говорит она
успокаивающе. Моя ярость ищет выхода. Я начинаю плакать от
разочарования. Она кладет руку мне на плечо.
- Что случилось? Я стряхиваю ее руку, но потом,
передумав, обнимаю девушку и рыдаю у нее на груди. Она
гладит меня по спине, и мне становится легче.
- Позволь мне лечь с тобой в постель, - прошу я.
- Нет, - отвечает она тихо. - Вам нужно отдохнуть.
- Позволь мне спать с тобой, - умоляю я. Она вырывается
из моих объятий и отступает к двери.
- Нет! Отдыхайте.
Я иду за ней. Кровь стучит мне в виски, тело напряжено
до предела.
- Ты кое-что мне задолжала, - говорю я злобно, - как и
все остальные.
- Уходите! - в ее голосе слышатся угроза, отчаяние и
страх. Я выхожу за ней в коридор. Она бежит к своей
комнате, но я догоняю ее. Я догоняю ее у самой двери. Она
кричит. Я вцепляюсь ей в руку. Я медленно выгибаю назад
пальцы ее ладони, другой рукой зажимая ей рот, чтобы
заглушить крик. Под бледно-розовой плотью хрустят кости.
Они ломаются не все сразу, а друг за дружкой.
- Вы превратили меня в волка, - рычу я. - А потому -
смерть овцам!
Мои зубы впиваются в ее шею, мой нос ощущает аромат ее
горла. Я прокусываю кожу, и в мой рот устремляется кровь.
Убивая девушку, я плачу.
Зачем она выпила из меня душу через те раны, которые сама
нанесла? Зачем сделала меня волком? Или он сидел во мне с
рождения, а боль, которую она мне причинила, лишь выпустила
его на волю?
Но она мертва.
Я забыл. Я искал ее в этом милом городке.
И другая - она тоже теперь мертва.
Пускай же моя доля - убивать, убивать, убивать -
поглощает меня, пока я, в конце концов, не превращусь в
рычащую частичку, безобидную для окружающих, невообразимо
малую и тем довольную.
О, Господи Боже, моя проклятая любовь...
Майкл Муркок
Странный сад Фелипе Саджиттариуса
Перевод Л. Кузнецовой
Было тихо и тепло. Яркое солнце сияло в голубом небе над
развалинами Берлина. Я карабкался по кучам поросшего
бурьяном кирпича и обломкам бетона, направляясь расследовать
убийство неизвестного, которое произошло в саду шефа полиции
Бисмарка.
Меня зовут Минос Аквилинас, я - старший метатемпоральный
следователь Европы, и я знал, что эта работенка будет не из
легких.
Не просите меня назвать место или дату. Я не интересуюсь
такими вещами, они меня только пугают. Я полагаюсь на
инстинкт - выигрываю или проигрываю.
Я получил всю имеющуюся у них информацию. Уже
произведено вскрытие. Ничего необычного - кроме того, что у
убитого были одноразовые бумажные легкие. Это могло пролить
некоторый свет на его происхождение. Насколько мне было
известно, до сих пор бумажными легкими пользовались в Риме.
А что мог делать римлянин в Берлине? Почему его убили в
саду шефа полиции Бисмарка? Мне было сказано, что его
задушили. Задушить человека с бумажными легкими нетрудно,
здесь много времени не требуется. Гораздо труднее ответить
на вопрос, кто и почему это сделал.
От развалин до дома идти пришлось довольно далеко.
Вокруг были одни камни, и лишь иногда попадались столбики -
все, что осталось от рейхстага, Бранденбургских ворот, музея
Брехта и других не менее известных мест. Остановившись, я
прислонился к единственной уцелевшей стене дома, снял пиджак
и ослабил узел галстука, потом вытер лоб и шею носовым
платком и закурил.
В тени стены было не так жарко, и когда я собрался
продолжить путь, мне было уже полегче. Вскарабкавшись на
большую кучу кирпича, поросшего голубыми цветочками, я
увидел сверху дом Бисмарка. Дом, построенный из тяжелого
мрамора с черными прожилками в столь популярном смешанном
стиле, представлял собой нечто среднее между дворцом
Валгалла и чертогами Олимпа. Перед ним раскинулась ровная
зеленая лужайка, а за ним - сад, окруженный такой высокой
стеной, что я, хотя и смотрел сверху, мог разглядеть только
листья деревьев. Толстые коринфские колонны у входа венчал
фасад с барельефами, на которых мужи в рогатых шлемах с
одинаковой легкостью расправлялись с драконами и друг с
другом.
Я спустился к лужайке, пересек ее и, поднявшись по
ступеням, очутился у парадных дверей. Это были большие,
тяжелые двери, мне они показались бронзовыми, так много
накладок украшало их. На накладках красовались безбородые
всадники в каких-то изысканных доспехах, вооруженные
двуручными мечами. В руках у некоторых были копья и
топорики. Я позвонил.
Ждать пришлось довольно долго, и я успел внимательно
рассмотреть весь декор. Наконец дверь распахнулась, и
старик в костюме полувоенного образца, с трудом державшийся
прямо, вопросительно взглянул на меня, приподняв белую
бровь.
Я назвал свое имя, и он проводил меня в холодный темный
зал, заполненный разного рода оружием, тем самым, что я
видел в руках воинов на барельефах. Он открыл правую
створку двери и попросил меня подождать здесь. Комната, где
я оказался, была заполнена кожей и железом: оружие на
стенах и кожаная мебель на ковре.
Толстые бархатные портьеры были отдернуты, и я, встав у
окна, посмотрел на безмолвные руины. Выкурив еще одну
сигару, я воткнул окурок в цветочный горшок и снова надел
пиджак.
Старик вернулся и повел меня через зал, потом мы
поднялись на один пролет широкой лестницы и вошли в
огромную, уже не столь захламленную комнату, где и находился
тот, к кому я пришел.
Он стоял посреди ковра. На нем был затейливо украшенный
шлем с шишаком на макушке, темно-синий мундир со знаками
различия, золотые с черным эполеты и начищенные до блеска
сапоги со стальными шпорами. На вид ему было лет семьдесят,
и выглядел он очень крепким. У него были кустистые седые
брови и большие тщательно расчесанные усы. Когда я вошел,
он прокричал что-то и вытянул вперед Руку, указывая на меня.
- Герр Аквилинас. Я - Отто фон Бисмарк, начальник
берлинской полиции.
Я пожал протянутую руку. Если говорить точнее, он пожал
мою, встряхнув меня всего.
- Хорошенькое дело, - заметил я. - Убийство происходит в
саду человека, который призван убийства предотвращать.
Вероятно, у него были парализованы или повреждены мышцы
лица, потому что, даже когда он говорил, они почти не
шевелились, в остальное же время лицо оставалось совершенно
неподвижным.
- Именно так, - сказал он. - Мы, конечно, не хотели вас
вызывать. Но, насколько я понимаю, это ваша специальность.
- Возможно. Тело еще здесь?
- В кухне. Там производили вскрытие. У него были
бумажные легкие, вы знаете?
- Знаю. Итак, если я правильно понял, вы ночью ничего не
слышали...
- О, нет, я слышал - лаяли мои волкодавы. Один из слуг
пошел посмотреть, в чем дело, но ничего не обнаружил.
- Вы можете назвать время.
- Время?
- Когда это было?
- Около двух ночи.
- Когда нашли тело?
- Около десяти - его обнаружил садовник в винограднике.
- Хорошо. Давайте взглянем на тело, а потом поговорим с
садовником.
Он повел меня на кухню. Одно из окон было открыто. Оно
выходило в роскошный сад, поросший высоким кустарником самых
разных оттенков. Из сада тянуло пьянящим ароматом. У меня
закружилась голова. Я повернулся и увидел накрытое
простыней тело, лежащее на выскобленном кухонном столе,
покрытом простыней.
Я отдернул простыню. Передо мной лежало обнаженное тело,
старое, но сильное, очень смуглое. Большая голова, густые
черные усы, сразу бросающиеся в глаза. Трудно было
представить, каким было это тело раньше, когда принадлежало
живому человеку. На горле были видны следы удушения,
распухшие кисти, предплечья и лодыжки говорили о том, что
жертва не так давно была связана. Спереди был виден разрез,
сделанный при вскрытии и зашитый очень небрежно.
- А одежда? - спросил я начальника полиции.
Бисмарк покачал головой и показал на стул, стоящий позади
стола.
- Вот все, что удалось найти.
На стуле лежали аккуратно сложенные бумажные легкие,
слегка потрепанные. Эти одноразовые легкие - палка о двух
концах. С одной стороны - можно курить, сколько хочешь, не
боясь рака легких, но с другой - их следует регулярно
менять. А это дорого, особенно в Риме, где, в отличие от
других европейских городов-государств, государственная
служба замены легких появилась лишь за несколько лет до
войны, когда бумажные легкие были заменены более
долговечными политэновыми. Рядом лежали наручные часы и
пара рыжих туфель с длинными, загнутыми кверху носами.
Я взял одну из туфель. Сделано явно на Востоке. Потом я
взглянул на часы. Часы были русские: тяжелые, старые и
потускневшие. А вот ремешок из свиной кожи был новенький,
и, если верить надписи, сделан был в Англии.
- Теперь мне понятно, почему обратились к нам, - сказал
я.
- Да, были некоторые странности, - признал Бисмарк.
- Я могу поговорить с садовником, который нашел его?
Бисмарк подошел к окну и позвал:
- Фелипе!
Листья будто сами по себе раздвинулись, и в
образовавшемся проеме появился высокий молодой человек с
темными волосами и длинным, бледным лицом. В руке он держал
изящную лейку. На нем была зеленая рубашка со стоячим
воротничком и такого же цвета брюки.
Мы смотрели друг на друга через оконное стекло.
- Это мой садовник, Фелипе Саджиттариус, - сказал
Бисмарк.
Саджиттариус поклонился. Его глаза смеялись, но Бисмарк,
как мне показалось, этого не заметил.
- Вы можете показать, где нашли тело? - спросил я.
- Конечно, - ответил Саджиттариус.
- Я подожду здесь, - сказал Бисмарк, увидев, что я
направился к двери.
- О'кэй. - Я спустился в сад и последовал за
Саджиттариусом. И снова мне показалось, что кусты
раздвинулись сами собой.
В саду по-прежнему стоял густой эротический аромат.
Среди тёмной, мясистой листвы виднелись вишневые, пурпурные
и синие цветки каких-то растений, иногда попадались
ярко-желтые и розовые.
Трава, по которой я ступал, казалось, ползла под моими
ногами, а странные очертания деревьев и кустарников
дополняли неприятное ощущение, и я подумал, что этот сад -
место, явно не подходящее для отдыха.
- Это все ваша работа, Саджиттариус? - спросил я.
Он кивнул не останавливаясь.
- Оригинально, - заметил я. - Никогда не видел такого.
Тут Саджиттариус обернулся и показал большим пальцем
назад.
- Вот это место.
Мы стояли на небольшой полянке, почти полностью
окруженной решеткой, увитой толстыми виноградными лозами. Я
заметил, что в дальнем углу оборваны несколько лоз и
проломана решетка. Я догадался, что это следы борьбы. Я
все никак не мог понять, почему убийца развязал жертву,
прежде чем ее задушить. А получалось, что было именно так -
иначе никакой борьбы не было бы. Я осмотрел место, но не
обнаружил никаких других следов. Сквозь проломанное в
решетке отверстие я увидел маленький летний домик,
выстроенный в китайском стиле, он весь блестел красным,
желтым и черным лаком, а местами - позолотой. Домик никак
не вязался с архитектурой главного дома.
- Что это? - спросил я садовника.
- Ничего, - угрюмо ответил тот, явно недовольный тем, что
я увидел.
- Я все-таки взгляну.
Он пожал плечами, но проводить меня не предложил. Пройдя
между решеток, я подошел к домику. Саджиттариус не торопясь
следовал за мной. Поднявшись по деревянным ступенькам на
веранду, я толкнул дверь. Она открылась, и я вошел. Домик
состоял всего из одной комнаты - спальни. Постель была не
убрана. Судя по ее виду, обитатели покидали домик в большой
спешке. Из-под подушки торчали нейлоновые чулки, а на полу
валялись мужские кальсоны. Простыни были белоснежные,
мебель - восточная, очень богатая.
Саджиттариус стоял в проеме двери.
- Ваш домик? - поинтересовался я.
- Нет. - Его голос звучал оскорбление. - Начальника
полиции.
Я ухмыльнулся.
Саджиттариус ударился в пространные объяснения.
- Томительные запахи, опасность, исходящая от растений,
