Майкл Муркок
Волк
Странный сад Фелипе Саджиттариуса
Бегство от заката
Золотая ладья
Развалины
Гора
Обитатель времени
Майкл Муркок
Волк
Перевод К. Королева
Кому ты принадлежишь, друг городок? Кто твой хозяин? Ты
привольно раскинулся в неглубокой долине, отгородясь от мира
сосновым бором. Твои улицы все в рытвинах и ухабах,
надгробные памятники на твоих кладбищах холодно посверкивают
в лучах солнца. Ты живешь сам по себе, однако долго так
продолжаться не может. Я стою на твоей тихой центральной
площади, смотрю на низенькие домишки и выглядываю твоего
хозяина. В моем мозгу, где-то на грани сознания, клубится
мрак.
Я останавливаю мужчину. На его лошадином лице выделяются
обращенные уголками вниз чувственные губы. Он стоит, слегка
покачиваясь, и молча глядит на меня задумчивыми серыми
глазами.
- Кому принадлежит этот город? - спрашиваю его я.
- Людям, - отвечает он. - Жителям.
Я разражаюсь хохотом, но он остается серьезным и даже не
улыбается.
- Ну ты и шутник! Кому принадлежит город на самом деле?
Он пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Я
повышаю голос:
- Кому принадлежит город?! Кому он принадлежит, друг?
Он что, рассердился на меня?
Ну и пусть; в конце концов, человек без настроения - уже
не человек. У человека должно быть хоть какое-то
настроение, даже когда он спит. С презрительной усмешкой
гляжу я в спину тому, кто отказывается улыбаться. Твердым,
решительным шагом он идет по металлическому с деревянным
настилом мосту, перекинутому через тихую речку, что густо
поросла кувшинками. Поблескивает на солнце вода.
В моей руке холодная серебристая фляжка с жидким огнем.
Я крепко стискиваю ее. Я подношу ее ко рту и впитываю в
себя огонь, позволяя ему поглотить меня. Мы с огнем ласково
уничтожаем друг друга.
В моем желудке полыхает пламя, мои ноги подкашиваются.
Не оставляй меня, любимая, не лишай меня пробуждающего
желание аромата твоих волос. Не лишай меня твоих насмешек,
таких неискренних на стонущей утренней заре; не лишай
соленого дождя, который струится по моему холодному лицу.
Я снова усмехаюсь и повторяю слова того мужчины:
- Люди, жители! Ха-ха-ха!
Но некому услышать мой смех, разве что кто-то прячется за
шторами, которыми задернуты окна всех домов белого городка.
Где ты, любимая, - где теперь твое ядовитое тело, где
ощущение твоих ногтей, вонзающихся в мою плоть?
Едкая дымка застилает мне глаза. Городок словно начинает
таять. Я медленно падаю на булыжник мостовой, и боль
проникает в мой организм через саднящее лицо.
Почему мы не можем найти покоя в ложной божественности
другой половины рода человеческого? Почему женщины нам его
не дают?
С моих глаз спадает пелена; я гляжу в бескрайнее голубое
небо. Вдруг я слышу встревоженные возгласы и вижу
прелестное личико. Она вопросительно смотрит на меня, в ее
взгляде - множество вопросов, ни на один из которых я не
способен ответить, и это меня смущает и раздражает. Однако,
переборов гнев, я улыбаюсь и цинично замечаю:
- Не получилось, а?
Девушка качает головой, продолжая что-то говорить. У нее
кроваво-красные губы и узкое изящных очертаний лицо.
- Кто... Кто вы? Почему... Что с вами случилось?
- Это нескромный вопрос, милая, - отвечаю я
покровительственно. - Но, так и быть, я прощаю тебя.
- Спасибо, - говорит она. - Вы не хотите подняться?
Разумеется, хочу, и не только подняться, но упоминать об
этом пока рано.
- Я ищу свою подругу. Она должна быть где-то здесь, -
говорю я. - Может, ты видела ее? Она до отвала наелась
моей жизнью, она до дна выпила мою душу. Ее нетрудно
узнать.
- Нет, я не...
- Если тебе случится заметить ее, будь добра, дай мне
знать. Я, пожалуй, задержусь тут ненадолго. Мне пришелся
по нраву ваш городок.
Меня как будто осенило:
- А может, он принадлежит тебе?
- Нет.
- Прости, если мой вопрос привел тебя в замешательство.
Лично я был бы счастлив, владея таким городом. Как
по-твоему, он продается?
- Вам лучше встать, иначе вас могут арестовать.
Поднимайтесь, ну, пожалуйста.
Есть что-то неприятное в том, как упорно жители
отказываются назвать мне владельца своего городка. Конечно,
я не собираюсь его покупать, но спрашивал я не просто так, а
надеясь вызнать имя хозяина. Быть может, я недооценил ее?
Не хочется о том думать.
- Вы словно мертвая птица с перебитыми крыльями, -
улыбаясь, говорит девушка.
Я отталкиваю ее руку и поднимаюсь сам.
- Куда идем?
Она хмурится, потом говорит:
- Наверно, ко мне домой.
Мы отправляемся в путь; она идет впереди. Я показываю
вверх:
- Гляди, вон облако в форме облака!
Она улыбается, и я чувствую себя таким довольным, что мне
хочется даже поблагодарить ее.
Мы подходим к ее дому, чья зеленая дверь открывается
прямо на улицу. На окнах красные и желтые занавески; белая
краска, которой выкрашен дом, кое-где начала шелушиться.
Девушка достает ключ, вставляет его в большой черный
железный замок, широко распахивает дверь и грациозным жестом
приглашает меня войти. Наклонив голову, я вступаю в
сумрачный холл. В нем пахнет лавандой. Стены отделаны
старинными дубовыми и латунными полированными панелями;
повсюду, куда ни посмотри, предметы конской упряжи и
подсвечники без свечей. Справа уходит во мрак лестница, ее
ступеньки покрыты темно-красным ковром.
На высоких полках расставлены вазы с папоротниками; еще
несколько ваз примостилось на подоконнике у двери.
- Если хотите привести себя в порядок, у меня есть
бритва, - говорит девушка.
К счастью для нее, я настроен достаточно самокритично,
чтобы понять, что мне в самом деле не помешает побриться. Я
благодарю ее. Мы поднимаемся по лестнице; широкая юбка
девушки колышется в такт ее шагам.
Я вхожу в маленькую ванную. Там пахнет духами и
дезинфицирующими средствами. Девушка включает свет. На
улице небо наливается синевой; солнце уже село. Девушка
доказывает мне бритву, мыло, полотенце. Она поворачивает
кран, и вода начинает течь в ее подставленную ладонь.
- Еще горячая, - говорит она, выходит и закрывает за
собой дверь.
Я устал и потому бреюсь кое-как. Повинуясь внезапной
мысли, мою руки и дергаю дверь, чтобы проверить, не заперта
ли она. Дверь открывается в освещенный коридор.
- Эй! - окликаю я. Девушка выглядывает из-за другой
двери в дальнем конце коридора. - Я побрился.
- Идите вниз, в гостиную, - говорит она. - Я сейчас
спущусь.
Я ухмыляюсь, давая ей понять, что догадался, - под
платьем на ней ничего нет. Все они таковы. Одежда да
волосы - вот чем они берут.
Где же она? Она должна быть где-то здесь, ее след привел
меня в этот городок. От нее можно ждать всего; ей ничего не
стоит спрятаться под личиной моей новой знакомой. Я сломаю
ей другую руку, наслаждаясь хрустом костей, и меня не
поймают. Она высосала из меня жизнь, а мне потом предъявили
обвинение, будто я сломал ей пальцы. Я всего лишь пытался
забрать кольцо, которое когда-то ей подарил. Но у нее на
пальцах было столько колец, что я запутался.
Она превратила меня в волка с острыми клыками.
Я спускаюсь по лестнице, ступая нарочито тяжело, чтобы
ступеньки скрипели и стонали под моими ногами. Я вижу
гостиную и прохожу туда. Глубокие кожаные кресла, снова
дубовые и латунные панели, снова папоротники в дымчатых
фиолетово-красных вазах. Камин, в котором не горит огонь.
Мягкий многоцветный ковер. Небольшое пианино с черно-белыми
клавишами; над ним - картина в раме.
Накрытый на двоих стол под белой скатертью. Два стула
рядом.
Я стою, повернувшись спиной к камину, и слушаю, как
стучат по лестнице ее туфли на острых каблучках.
- Добрый вечер, - говорю я вежливо, когда она входит в
комнату. На ней темно- голубое бархатное платье в обтяжку;
в ушах и на шее поблескивают рубины. На пальцах ее рук
переливаются кольца. Я вздрагиваю, но овладеваю собой.
- Садитесь, пожалуйста, - все тем же грациозным взмахом
руки она указывает на кожаное кресло с желтой подушкой. -
Вам лучше?
Я полон подозрений и потому не отвечаю. Откуда мне
знать, что она имеет в виду?
- Пойду принесу обед, - говорит она. - Потерпите
немножко, ладно?
Я снова победил ее. При таком раскладе ей меня не
одолеть.
Я жадно поглощаю непривычную на вид и на вкус еду и
только потом соображаю, что она могла быть отравлена.
Дожидаясь кофе, я философски заключаю, что теперь уже все
равно. Я понюхаю кофе; если от него будет исходить горький
аромат миндаля, значит, он отравлен. Я пытаюсь вспомнить,
пахло ли какое-либо из съеденных мною кушаний миндалем. Как
будто нет. Я чувствую себя спокойнее.
Девушка приносит кофе в большом коричневом глиняном
кофейнике. Она садится и наливает дымящийся напиток мне в
кружку. Он благоухает на всю комнату, и, к моему
облегчению, в его аромате нет и намека на горький запах
миндаля. Правда, откровенно говоря, я не знаю, как на самом
деле пахнет миндаль.
- Если хотите, можете остаться переночевать. У меня есть
свободная комната.
- Спасибо, - отвечаю я, многозначительно прищуривая
глаза, но девушка отворачивается и протягивает изящную руку
к кофейнику.
- Спасибо, - повторяю я. Она не отвечает. Какую она
ведет игру? Девушка набирает воздух, собираясь, видимо,
что-то сказать, бросает на меня быстрый взгляд и плотнее
сжимает губы. Посмеиваясь, я откидываюсь на спинку кресла,
обхватив обеими руками свою чашку с кофе.
- Есть волки и есть овцы, - говорю я, заводя обычный
разговор. - Как по-твоему, кто ты?
- Никто, - говорит она.
- Значит, ты овца, - заключаю я. - Волки знают, что они
такое и что им надо делать. Я волк.
- Неужели? - спрашивает она, явно поскучнев от моей
философии, явно не понимая ее. - Вам лучше пойти спать. Вы
утомлены.
- Если ты так настаиваешь, - с готовностью соглашаюсь я.
Она, проводив меня в комнату, окно которой выходит на
неосвещенную улицу, желает мне доброй ночи. Закрыв дверь, я
настороженно прислушиваюсь, ожидая скрежета ключа в замке,
но ничего такого не происходит. Мебели в комнате немного:
высокая старомодная кровать, пустой книжный шкаф и резной
деревянный стул. Рядом с кроватью - обычная лампа с
парчовой шторкой, на которой между двумя складками
проступают изображения цветов. Я ощупываю стул, и меня
пробирает дрожь наслаждения. Я стягиваю с кровати пикейное
покрывало и осматриваю чистые свежие простыни. В изголовье
лежат две мягкие белые подушки. Я сбрасываю с себя костюм,
стаскиваю ботинки и носки и остаюсь в одном исподнем. Я
выключаю свет и, все еще слегка дрожа, забираюсь под одеяло.
Несмотря на ранний час, я скоро засну. Я уверен, что
пробужусь на рассвете.
Утром я открываю глаза: бледный солнечный свет проникает
в комнату через щель между занавесками. Я пытаюсь снова
заснуть, но у меня ничего не получается. Я откидываю
одеяло, так что оно наполовину сползает с кровати, и встаю.
Я подхожу к окну и выглядываю на улицу.
Немыслимо! По мостовой, поводя носом, бежит большой
жирный заяц. Следом, натужно ревя, ползет грузовик, но заяц
бежит, никуда не сворачивая. Я ощущаю напряжение и восторг.
Я открываю дверь и бегу по коридору к комнате девушки. Я
врываюсь внутрь. Она спит, положив одну руку на край
кровати. Одеяло сползло с нее, обнажив бледно-розовые
плечи. Я сильно хватаю ее за плечо, с таким расчетом, чтобы
разбудить. Вскрикнув, она садится на постели. Она дрожит.
- Скорее! - говорю я. - Выгляни в окно. По улице бежит
заяц!
- Уходите. Я хочу спать, - отвечает она, - не мешайте
мне спать.
- Нет. Ты должна увидеть этого громадного зайца! Как он
очутился в городе?
Девушка поднимается и идет следом за мной в мою комнату.
Я бросаюсь к окну и с облегчением убеждаюсь, что заяц никуда
не делся.
- Смотри! - Девушка подходит к окну, и я показываю ей на
животное. Она изумлена.
- Бедняжка, - шепчет она. - Надо помочь ему.
- Помочь? - поражаюсь я. - Зачем? Я убью его, и у нас
будет чем позавтракать. Девушка вздрагивает.
