тяготила его. После того, как он избавился от угнетавшего его сознания вины
и почувствовал себя свободным вести себя так или иначе, его телесные
способности перешли в свое натуральное состояние; первая же попытка его
оказалась удачной, и он добился полного исцеления.
Ведь кто оказался способным к этому хоть один раз, тот и в дальнейшем
сохранит эту способность, если только он и в самом деле не страдает
бессилием. Этой невзгоды следует опасаться лишь на первых порах, когда наша
душа сверх меры охвачена, с одной стороны, пылким желанием, с другой -
робостью, и, особенно, если благоприятные обстоятельства застают нас
врасплох и требуют решительности и быстроты действий; тут уж, действительно,
ничем не поможешь. Я знаю одного человека, которому помогло от этой беды его
собственное тело, когда в последнем началось пресыщение и вследствие этого
ослабление плотского желания; с годами он стал ощущать в себе меньше
бессилия именно потому, что сделался менее сильным. Знаю я и другого,
которому от того же помог один из друзей, убедивший его, будто он обладает
целой батареей амулетов разного рода, способных противостоять всяким чарам.
Но лучше я расскажу все по порядку. Некий граф из очень хорошего рода, с
которым я был в приятельских отношениях, женился на прелестной молодой
женщине; поскольку за нею прежде упорно ухаживал некто, присутствовавший на
торжестве, молодой супруг переполошил своими страхами и опасениями друзей и,
в особенности, одну старую даму, свою родственницу, распоряжавшуюся на
свадьбе и устроившую ее у себя в доме; эта дама, боявшаяся наваждений и
сглаза, поделилась своею тревогой со мной. Я попросил ее положиться во всем
на меня. К счастью, в моей шкатулке оказалась золотая вещица с изображенными
на ней знаками Зодиака. Считалось, что, если ее приложить к черепному шву,
она помогает от солнечного удара и головной боли, а дабы она могла там
держаться, к ней была прикреплена лента, достаточно длинная, чтобы концы ее
можно было завязывать под подбородком. Короче говоря, это такой же вздор,
как и тот, о котором мы ведем речь. Этот необыкновенный подарок сделал мне
Жак Пеллетье [11]. Я вознамерился употребить его в дело и сказал графу, что
его может постигнуть такая же неудача, как и многих других, ибо тут
находится личности, готовые подстроить ему подобную неприятность. Но пусть
он смело ложится в постель, так как я намерен оказать ему дружескую услугу и
не пожалею для него чудесного средства, которым располагаю, при условии, что
он даст мне слово сохранять относительно этого строжайшую тайну.
Единственное, что потребуется от него, это чтобы ночью, когда мы понесем к
нему в спальню свадебный ужин, он, буде дела его пойдут плохо, подал мне
соответствующий знак. Его настолько взволновали мои слова и он настолько пал
духом, что не мог совладать с разыгравшимся воображением и подал условленный
между нами знак. Тогда я сказал ему, чтобы он поднялся со своего ложа, как
бы за тем, чтобы прогнать нас подальше, и, стащив с меня якобы в шутку
шлафрок (мы были почти одного роста), надел его на себя, но только после
того, как выполнит мои предписания, а именно: когда мы выйдем из спальни,
ему следует удалиться будто бы за малой нуждою и трижды прочитать там
такие-то молитвы и трижды же проделать такие-то телодвижения; и чтобы он
всякий раз опоясывал себя при этом той лентою, которую я ему сунул в руку,
прикладывая прикрепленную к ней медаль к определенному месту на пояснице,
так, чтобы лицевая ее сторона находилась в таком-то и таком-то положении.
Проделав это, он должен хорошенько закрепить ленту, чтобы она не развязалась
и не сдвинулась с места и лишь после всего этого он может, наконец, с полной
уверенностью в себе возвратиться к своим трудам. Но пусть он не забудет при
этом, сбросив с себя мой шлафрок, швырнуть его к себе на постель, так чтобы
он накрыл их обоих. Эти церемонии и есть самое главное; они-то больше всего
и действуют: наш ум не может представить себе, чтобы столь необыкновенные
действия не впирались на какие-нибудь тайные знания. Как раз их нелепость и
придает им такой вес и значение. Короче говоря, обнаружилось с очевидностью,
что знаки на моем талисмане связаны больше с Венерой, чем с Солнцем, а
также, что они скорей поощряют, чем ограждают. На эту проделку толкнула меня
внезапная и показавшаяся мне забавною прихоть моего воображения, в общем
чуждая складу моего характера. Я враг всяческих ухищрений и выдумок. Я
ненавижу хитрость, и не только потехи ради, но и тогда, когда она могла бы
доставить выгоду. Если в самом проступке моем и не было ничего плохого,
путь, мною избранный, все же плох.
Амасис, царь египетский [12], женился на Лаодике, очень красивой
греческой девушке; и вдруг оказалось, что он, который неизменно бывал
славным сотоварищем в любовных утехах, не в состоянии вкусить от нее
наслаждений; он грозил, что убьет ее, считая, что тут не без колдовства. И
как бывает обычно во всем, что является плодом воображения, оно увлекло его
к благочестию; обратившись к Венере с обетами и мольбами, он ощутил уже в
первую ночь после заклания жертвы и возлияний, что силы его чудесным образом
восстановились.
И зря иные женщины встречают нас с таким видом, будто к ним опасно
притронуться, будто они злятся на нас, и мы внушаем им неприязнь; они гасят
в нас пыл, стараясь разжечь его. Сноха Пифагора говаривала, что
женщина, которая спит с мужчиною, должна вместе с платьем сбрасывать с себя
и стыдливость, а затем вместе с платьем вновь обретать ее. Душа осаждающего,
скованная множеством тревог и сомнений, легко утрачивает власть над собою, -
и кого воображение заставило хоть раз вытерпеть этот позор (а он возможен
лишь на первых порах, поскольку первые приступы всегда ожесточеннее и
неистовее, а также и потому, что вначале особенно сильны опасения в
благополучном исходе), тот, плохо начав, испытывает волнение и досаду,
вспоминая об этой беде, и то же самое, вследствие этого, происходит с ним и
в дальнейшем.
Новобрачные, у которых времени сколько угодно, не должны торопиться и
подвергать себя испытанию, пока они не готовы к нему; и лучше нарушить
обычай и не спешить с воздаянием должного брачному ложу, где все исполнено
волнения и лихорадки, а дожидаться, сколько бы ни пришлось, подходящего
случая, уединения и спокойствия, чем сделаться на всю жизнь несчастным,
пережив потрясение и впав в отчаянье от первой неудачной попытки.
Не без основания отмечают своенравие этого органа, так некстати
оповещающего нас порой о своей готовности, когда нам нечего с нею делать, и
столь же некстати утрачивающего ее, когда мы больше всего нуждаемся в ней;
так своенравно сопротивляющегося владычеству нашей волн и с такою
надменностью и упорством отвергающего те увещания, с которыми к нему
обращается наша мысль. И все же, предложи он мне соответствующее
вознаграждение, дабы я защищал его от упреков, служащих основанием, чтобы
вынести ему обвинительный приговор, я постарался бы, в свою очередь,
возбудить подозрение в отношении остальных наших органов, его сотоварищей, в
том, что они, из зависти к важности и приятности принадлежащих ему
обязанностей, выдвинули это ложное обвинение и составили заговор, дабы
восстановить против него целый мир, злостно приписывая ему одному
прегрешения, в которых повинны все они вместе.
Предоставляю вам поразмыслить, существует ли такая часть нашего тела,
которая безотказно выполняла бы свою работу в согласии с нашей волей и
никогда бы не действовала наперекор ей. Каждой из них свойственны свои
особые страсти, которые пробуждают ее от спячки или погружают, напротив, в
сон, не спрашиваясь у нас. Как часто непроизвольные движения на нашем лице
уличают нас в таких мыслях, которые мы хотели бы утаить про себя, и тем
самым выдают окружающим! Та же причина, что возбуждает наши сокровенные
органы, возбуждает без нашего ведома также сердце, легкие, пульс: вид
приятного нам предмета мгновенно воспламеняет нас лихорадочным возбуждением.
Разве мышцы и жилы не напрягаются, а также не расслабляются сами собой, не
только помимо участия нашей воли, но и тогда, когда мы даже не помышляем об
этом? Не по нашему приказанию волосы становятся у нас дыбом, а кожа
покрывается потом от желания или страха. Бывает и так, что язык цепенеет и
голос застревает в гортани. Когда нам нечего есть, мы охотно запретили бы
голоду беспокоить нас своими напоминаниями, и, однако, желание есть и пить
не перестает терзать наши органы, подчиненные ему, совершенно так же, как
то, другое желание; и оно же, когда ему вздумается, внезапно бежит от нас, и
часто весьма некстати. Органы, предназначенные разгружать наш желудок, также
сжимаются и расширяются по своему произволу, помимо нашего намерения" и
порой вопреки ему, равно как и те, которым надлежит разгружать наши почки.
Правда, св. Августин, чтобы доказать всемогущество нашей воли, в ряду других
доказательств ссылается также на одного человека, которого он сам видел в
который приказывал своему заду производить то или иное количество выстрелов,
а комментатор св. Августина Вивес добавляет пример, относящийся уже к его
времени, сообщая, что некто умел издавать подобные звуки соответственно
размеру стихов, которые при атом читали ему; отсюда, однако, вовсе не
вытекает, что данная часть нашего тела всегда повинуется нам, ибо чаще всего
она ведет себя весьма и весьма нескромно, доставляя вам немало хлопот.
Добавлю, что мне ведома одна такая же часть нашего тела, настолько шумливая
и своенравная, что вот уже сорок лет, как она не дает своему хозяину ни
отдыха, ни срока, действуя постоянно и непрерывно и ведя его, подобным
образом, к преждевременной смерти.
Но и ваша воля, защищая права которой мы выдвинули эти упреки, - как же
дело обстоит с нею? Не можем ли мы по причине свойственных ей строптивости и
необузданности с еще большим основанием заклеймить ее обвинением в
возмущениях и мятежах? Всегда ли она желает того, чего мы хотим, чтобы
желала она? Не желает ли она часто того - и притом к явному ущербу для нас,
- что мы ей запрещаем желать? Не отказывается ли она повиноваться решениям
нашего разума? Наконец, в пользу моего подзащитного я мог бы добавить и
следующее: да соблаговолят принять во внимание то, что обвинение, выдвинутое
против него, неразрывно связано с пособничеством его сотоварищей, хотя и
обращено только к нему одному, ибо улики и доказательства здесь таковы, что,
учитывая обстоятельства тяжущихся сторон, они не могут быть предъявлены его
сотоварищам. Уже из этого легко усмотреть недобросовестность и явную
пристрастность истцов. Как бы то ни было, сколько бы ни препирались и какие
бы решения ни выносили адвокаты и судьи, природа всегда будет действовать
согласно своим законам; и она поступила, вне всякого сомнения, вполне
правильно, даровав этому органу кое-какие особые права и привилегии. Он -
вершитель и исполнитель единственного бессмертного деяния смертных. Зачатие,
согласно Сократу, есть божественное деяние; любовь - жажда бессмертия и она
же - бессмертный дух.
Иной благодаря силе воображения оставляет свою золотуху у нас, тогда
как товарищ его уносит ее обратно в Испанию [13]. Вот почему в подобных
вещах требуется, как правило, известная подготовка души. Ради чего врачи с
таким рвением добиваются доверия своего пациента, не скупясь на лживые
посулы поправить его здоровье, если не для того, чтобы его воображение
