родину военными, попросту нагло оккупировала разномастная шатия-
братия подобных мне бродяг-нелегалов, занимавшихся ночными
набегами на магазины, угонами машин и организацией притонов с
дешевыми проститутками и наркотиками.
Я к ответственному офицеру на поклон идти не хотел,
поскольку вполне мог угодить из его кабинета в комендатуру, как
находящийся в розыске дезертир, а присоединение же к преступным
элементам считал и вовсе негодным делом: жизнь в их крысиных
гнездах была мне глубоко отвратительна и сулила в итоге ту же
комендатуру и последующее выдворение из страны в тюремные
чертоги.
С другой стороны, приживание у Валеры не могло длиться
бесконечно при всей благосконности ко мне добрейшего и
либерального хозяина, трудившегося на многочисленных работах с
утра до глубокой ночи.
В один из дней Валера явился в настроении весьма
приподнятом, сообщив, что ему подфартило с очередной халтуркой:
один из эмигрантов взял в аренду у армии огромную заброшенную
квартиру под склад промтоваров и теперь намеревался снабдить ее
прочной стальной дверью и решетками на окнах. Осуществление
данного проекта целиком и полностью поручалось Валере.
Я предложил свою кандидатуру для помощи в работах в
качестве бесплатной рабочей силы. От помощи Валера отказался,
сказав, что управится сам, и единственное, в чем я могу ему
подсобить, - перенести на место шабашки необходимый инструмент и
сварочный аппарат, хранившийся у него на антресолях в туалете.
Заброшенная квартира впечатляла громадными комнатами с кафельными
печами, высокими потолками и широкими окнами, выходившими на
тихую улочку, носившую интересное название - Андернахерштрассе.
Название улицы Валера прокомментировал так:
- Вот приеду домой, друзья меня и спросят: какого, Валера,
ты ошивался на этом штрассе?
Вскоре прибыл арендатор помещения - грузный лысый человечек со
слюнявыми губками и голубенькими невинными глазками младенца,
удивленно взирающими на мир, словно немо вопрошая: а куда,
собственно, я попал?
Арендатора звали Изя. Изя находился в Германии в качестве легального
переселенца из города Ленинграда, обласканный и обухоженный
немецкими властями, решившими компенсировать импортом советских
евреев урон, нанесенный их популяции во времена утверждения своей
власти арийским населением страны.
Изя излучал благополучие, высокомерие, крайнее довольство
собой и - умиротворенную, хроническую сытость, отдающую явным
перееданием деликатесов.
То и дело, растопырив женоподобные пухлые ручки, Изя
озабоченно ощупывал ими свое тугое пузо, на котором едва
сходилась рубашка.
Глядя на этот странный массаж, я порекомендовал арендатору
заняться хотя бы легким спортом типа утренних пробежек, на что
последовал неприязненный вопрос: дескать, не являюсь ли я
профессиональным пропагандистом здорового образа жизни?
Я ответил, что и сам нахожусь в состоянии глубокой
растренированности и с огромным бы удовольствием пошел в какой-
нибудь спортклуб восстановить упущенную физическую форму.
Узнав, что я искушен в восточных единоборствах, Изя
озабоченно призадумался, затем своим изумленным младенческим
взором изучил габариты моей фигуры, и наконец спросил, в чем
состоит род моих занятий на нынешнем этапе быстротекущей жизни.
Я поведал, что нахожусь в Германии относительно недавно,
намерен устроиться тренером карате или дзю-до и, если имеются
предложения на сей счет, готов их заинтересованно рассмотреть.
На это Изя ответил, что в кадровой структуре его бизнеса
существует вакансия охранника и одновременно грузчика, ибо он
занят каждодневным развозом товаров широкого потребления по
воинским частям и магазинчикам эмигрантов, а источником же товара
является его сестра, кочующая в регионе Юго-Восточной Азии от
одного оптового склада к другому.
- В день буду платить шестьдесят марок, - предложил Изя. -
Кроме того, можешь брать барахло по закупочной стоимости.
Устраивает?
Я с готовностью согласился. Но вовсе не потому, что
нуждался в барахле по закупочной стоимости и в этих марках: мне
просто было необходимо движение в любом направлении из того
тупика, в котором я оказался, хотя мой новый командир и попутчик
ни малейшей симпатии во мне ни внешностью своей, ни манерами, не
вызывал.
Изя чем-то напоминал гладкого насосавшегося клопа, уверенно и
опытно пользующего свои безропотные жертвы.
- Считай, ты уже на работе, - заявил он безапелляционно. -
Садись в машину, едем ко мне домой, выгрузим старую мебель и сюда
ее - на склад...
Жил Изя неподалеку от Бранденбургских ворот в добротной
новостройке, переданной добрыми немцами социально нуждающимся
эмигрантам советско-еврейского происхождения, хотя, судя по
машинам престижнейших моделей, плотно у дома припаркованным,
пожаловаться на слабую материальную базу своего бытия жильцы
могли лишь с целью вызова гнева Господнего.
Оплачиваемая государством четырехкомнатная комфортабельная квартира
эмигранта Изи, получавшего, как практически и все его собратья,
пособие на жизнь и нигде официально не работающего, вмещала в
себя антиквариат, телевизоры последних моделей, мебель
натуральной кожи и красного дерева, хрусталь и старинный фарфор,
что наводило на естественную мысль о серьезных доходах
безработного хозяина, снабжающего азиатским барахлишком горячо им
любимую Красную Армию.
Из квартиры мы вынесли спальный гарнитур, по моим понятиям -
вполне приличный, но не устраивающий Изю стандартностью форм и
линий. Видимо, вкус Изи утончался пропорционально возрастанию
извлекаемых им дивидентов.
Что же касается меня, то я бы с немалым удовольствием сменил
тесный диванчик, на котором обретался в комнатенке Валеры, на
двуспальное ложе с двойным матрацем, перевозимое нами на склад в
кузове грузового "мерседеса" моего бесившегося с жиру
работодателя.
Прибыв обратно на склад, мы застали там Валеру, приделывающего к
окну решетку из сварной арматуры, и еще двух хорошо одетых
молодых людей - как выяснилось, знакомых Изи.
Молодые люди, приехавшие на "порше", сопровождали огромный
грузовик-рефрижератор, закупоривший своей громадой узенькую
улочку перед нашим домом.
- Изя, как же так? - начал один из молодых людей с
укоризной. - Ты говорил, что склад оборудован, везите товар, а
тут еще и двери приличной нет. Что за дела?
Изя завращал наивными своими глазками, что-то усиленно
проворачивая в изворотливом уме.
- Зато есть сторож, мастер карате, - сообщил невозмутимо,
потрогав мой бицепс пальчиком. - Вот... Хотите проверить уровень
его боевой подготовки - милости просим.
- А, - сказал другой парень, - это - другое дело. Давай,
мастер, разгружай рефрижератор, укрепляй мускулатуру. За работу
плачу двести марок.
Я вопросительно посмотрел на Изю, одобрительно мне
кивнувшего.
Рефрижератор был плотно забит верхней мужской одеждой: шерстяными
пиджаками, дорогими мужскими костюмами, плащами, джинсами,
зимними и осенними куртками...
Производя разгрузочные работы, я, слушая комментарии Изи, уяснял,
что одну из комнат склада он намеревается сдавать в субаренду
своим знакомцам, а машина со шмотками скорее всего краденая,
поскольку молодые люди - также легальные эмигранты
псевдоеврейского происхождения - специализируются на похищении
грузовиков с товаром по всей территории европейского материка.
Изя едва ли ошибался в таком утверждении: молодые люди,
расплатившись со мной, укатили, даже не удосужившись подсчитать
количество выгруженной из рефрижератора мануфактуры, единственно
сказали на прощание, что приедут за ней со своим покупателем
через неделю.
- Тэк-с, - рассуждал Изя, с любопытством рассматривая
сваленные на крашенный суриком деревянный пол груды одежды,
упакованной в целлофан. - Есть, Толя, замечательная идея...
Может, здесь и поселишься, как считаешь? Одну персональную
комнату тебе выделим, спальный гарнитур тем более имеется...
Оборудуешь себе кухню, толчок здесь удобный, чистый, ванну
поставишь...
- Ванну найдем, - откликнулся со стремянки Валера,
укрепляющий ударными темпами уже третью решетку на очередном
оконном проеме. - И ванну, и мойку для кухни... Да тут в
Карлсхорсте этой мебели бесхозной на целый город хватит... Газ
подведен, плита у меня есть...
- Во, - кивал Изя. - Буду вычитать из твоей зарплаты
марочек двести за жилище...
- И прибавлять триста, - сказал я.
- За что?
- За должность сторожевой собаки.
- А, это ты верно... Хорошо. Давай без математики...
Сойдемся в нулях. Как?
- Идет. - Я отправился в уготованную мне комнату -
просторную, с желтой кафельной горкой печурки, широким
подоконником...
От прежних хозяев в комнате остался потертый бархатный диван
серо-фиолетового цвета с засохшими от голода клопами, два
металлических стула с фанерными сиденьями, обтянутыми
потрескавшимся дерматином; в углу были свалены новенькие шинели с
нашивками армии ГДР, два знамени с государственным гербом уже не
существующего немецкого социалистического государства, бронзовые
бюсты Ленина и Маркса.
Маленькая свалка истории...
- Устраивайся тут, - напутствовал меня Изя. - Завтра утром
за тобой заеду. А сейчас помоги мне барахлишко вынести...
- Какое?
- Ну, какое-какое...
Из привезенного ему на ответственное хранение товара Изя
отобрал себе пару костюмов, кашемировый пиджак малинового цвета и
легкую спортивную куртку.
- Классный прикид, - поджав слюнявые губки, констатировал
он, загружая похищенное у воров имущество в "мерседес".
- А как же... - растерянно начал я.
- Именем революции! - кратко ответил Изя.
Дождавшись отъезда работодателя, мы с Валерой нырнули в кучу
неоприходанной мануфактуры, в течение получаса сформировав себе
превосходные гардеробы как для повседневности, так и на случай
гипотетических торжественных дат.
Затем, перенеся от греха подальше трофеи к Валерию на
квартиру, занялись благоустройством внезапно обретенного мной
жилища.
Благоустройство, а как-то: установление похищенной с
армейского склада чугунной эмалированной ванны и душевого
оборудования - заняло у нас весь вечер. Сил на сборку спального
гарнитура уже не нашлось: в свой первый ночлег я решил
удовлетвориться доставшимся мне по наследству реликтовым диваном,
на котором, возможно, сиживал юный Адольф Гитлер.
Выпив по бутылочке пива с самодельной малосольной воблой, мы
распрощались с Валерой до грядущего утра. Закрыв за ним дверь
склада, я вдруг вспомнил, что забыл одолжить у него одеяло,
подушку и простыни.
Беспокоить лишний раз умаявшегося за день приятеля не хотелось. Я
разостлал на диванчике исторические государственные флаги в
качестве постельного белья, уместил в изголовье бюсты идолов
мирового комммунизма, обложив их для амортизации черепа шинелями,
и, теми же шинелями накрывшись, погрузился в счастливый сон
обретшего собственный приют скитальца.
Утром, купив на углу у метро кофе в пластмассом стаканчике
и сэндвич с ветчиной, я уселся вместе с Изей в грузовичок и
покатил, завтракая на ходу, в аэропорт Западного Берлина Тегель,
на таможню которого пришло из Турции карго с дубленками и
кожаными куртками, отправленное стараниями неведомой мне
