планеты Саракш на Землю. Колдун пожелал посетить Институт Чудаков,
после чего немедленно, можно сказать, панически, покинул Землю. Пос-
ледними его словами при расставании были: "Подождем, пока слепые не
увидят зрячего". В мае произошли события в Малой Пеше. Каммерер тогда
понял, что их участники в соответствии с меморандумом Бромберга были
разделены по принципу дисперсии реакции. Hемного позднее, на волне
успеха, Каммерер вычислил всех люденов, инициированных с 96 по 99 год.
И вот именно в этот момент его давний друг Даниил Логовенко, "акушер
метагомов", понял, что пора ставить точки над "и". В середине 99 г.
состоялась встреча метагома Логовенко с двумя членами Всемирного Сове-
та: Леонидом Горбовским и Геннадием Комовым. Д.Логовенко кратко объяс-
нил членам Совета суть превращения человека в метагома, рассказал ис-
торию обнаружения третьей импульсной системы, которая послужила созда-
нию новой рассы, и поведал, что в организме хомо сапиенса обнаружены
"четвертая низкочастотная" и "пятая ... пока безымянная". Что может
дать инициация этих систем неизвестно. Комов предложил тогда единс-
твенный, по его мнению, выход: так как интересы метагомов и большей
части землян не пересекаются, представители новой расы должны покинуть
Землю.
После этой исторической встречи М.Каммерер дал прослушать ее фо-
нограмму Т.Глумову. Тогда же Глумов узнал от своего шефа, что в нем
обнаружена та самая "третья импульсная система". М.Каммерер предложил
Тойво стать метагомом, чтобы получить информацию, так сказать из пер-
вых рук. Т.Глумов, после долгих раздумий и встречи с Д.Логовенко, сог-
ласился на инициализацию. Так завершилась судьба Глумова-человека, и в
начале нового, наступившего века, он вместе с остальными люденами по-
кинул Землю. Каждый землянин пережил Большое Откровение по-своему, но
все поняли одно: период стационарного развития человечества закончил-
ся, началась Эпоха Hовейшей Истории.
Таков был финал этого блистательного века, последнего века гори-
зонтального развития человечества.
Запись произвел М.Шавшин, один из оставшихся
горизонтальных неудачников.
Глубокоуважаемый Борис Натанович!
Посылаю Вам черновой вариант трех кусков предварительно отредак-
тированной и скомпонованной стенограммы, которые предполагается опуб-
ликовать в трех последовательных номерах иркутской газеты "Советская
молодежь". Объем публикаций приблизительно соответстует согласованному
с редактором газеты.
Еще два куска стенограммы я предполагаю подготовить блок, посвя-
щенный околорелигиозным вопросам для газеты "Восточно-сибирская прав-
да", и блок, касающийся экстрасенсорики и внеземных цивилизаций для
журнала "Вселенная и мы", соответствующие договоренности с редакторами
существуют.
Еще раз огромное спасибо за состоявшуюся беседу. Она чрезвычайно
интересна, и я очень жалею, что ее нельзя по техническим причинам
опубликовать полностью из-за большого объема (у меня получилось около
сорока машинописных страниц).
С глубоким, искренним уважением
С.ЯЗЕВ
Иркутск, 20 июня 1994
На всякий случай номер e-mail:
for Yazev
Сергей ЯЗЕВ
ТРИ БЕСЕДЫ С БОРИСОМ СТРУГАЦКИМ
28 апреля 1994, Санкт-Петербург
Беседы, краткая запись которых публикуется ниже, состоялись в
Санкт-Петербурге в конце апреля. Участники - этой и последующих бесед:
Борис Натанович СТРУГАЦКИЙ, писатель, человек, который не нуждается в
дальнейших представлениях; Вадим Николаевич КАРПИНСКИЙ - доктор
физ.-мат.наук, специалист по солнечной астрофизике, знаком с Б.Стру-
гацким на протяжении сорока лет; Сергей Арктурович ЯЗЕВ, коллега
В.Н.Карпинского по солнечной физике, кандидат физ.-мат. наук, журна-
лист.
БЕСЕДА ПЕРВАЯ
С.Я. Итак, первый вопрос. Герой Ваших ранних повестей Иван Жилин про-
возгласил, что мало перестать хотеть быть рабом, надлежит прекратить
хотеть стать хозяином. Легко заметить, что этот тезис противоречит
менталитету, пропагандируемому сегодня. Изменилось ли Ваше отношение к
проблеме за последние тридцать лет?
Б.С. Я мог бы вам сейчас ответить: нет не изменилось, но это был бы
слишком уж упрощенный ответ. "Стажеры" и "Трудно быть богом" писали
разные люди, хотя между этими двумя повестями не прошло и пяти лет. А
люди, которые решились писать "Страну багровых туч" - это были не сов-
сем те люди, которые писали "Стажеры". За эти пять-десять лет произош-
ла коренная ломка мировоззрений двух тогда еще сравнительно молодых
советских писателей. Ведь изначально мы были типичнейшими детьми свое-
го времени. Аркадий Натанович был кадровый офицер, закончивший военный
институт иностранных языков. Из него подготовили военного переводчика.
Он был лейтенантом и служил в армии после окончания института еще лет
десять. Кадровый офицер, комсомолец, со всеми вытекающими отсюда идео-
логическими последствиями. Борис Стругацкий был студент универси тета,
сдавший за пять лет неописуемое количество экзаменов по основам марк-
сизма-ленинизма, а потом кучу всяких там кандидатских экзаменов по тем
же самым "основам". Мы были идеологически подкованные, настоящие со-
ветские люди. Еще вчера мы были безусловными и отпетыми сталинистами,
и готовы были во имя вождя всех народов и сами умереть, и других уби-
вать. Слава Богу, что не довелось ни того, ни другого делать, но пос-
лали бы партия и товарищ Сталин - и пошли бы, и умирали бы, и убивали.
И вот после смерти Сталина начинают выплывать страшные, мрачные тайны,
о которых мы до сих пор если что-то и знали, то только понаслышке, и
по поводу этих тайн находились в классическом состоянии двоемыслия
("double think"), которое Оруэлл описал в своем "1984",- когда человек
одновременно верит в две противоположные истины. Ведь у нас в тридцать
седьмом году и дядя был расстрелян, это называлось "десять лет без
права переписки", и отец исключен из партии, и так до конца и оставал-
ся беспартийным. И, с одной стороны, мы прекрасно знали, что дядя, а
тем более отец - безукоризненно честные, замечательные советские люди,
настоящие большевики!...а с другой стороны, мы точно так же
твердо знали, что "органы не ошибаются". И значит, надо было держать
эти две противоположные истины в сознании таким образом, чтобы они ни-
когда не встречались вместе. Это, собственно, и есть искусство двое-
мыслия... И вот - двадцатый съезд партии, когда всех дураков страны
ткнули в кровь, в грязь, в мерзости сталинизма, и они начали, изумлен-
но хлопая глазами, что-то там понимать. Но в самом начале, даже уже
переставши быть сталинистами, мы еще оставались марксистами. Мы свято
исповедовали основную позицию Маркса о том, что коммунизм неизбежен, и
достичь его можно только одним способом: уничтожив частную собственн-
сть. Только тогда и начнется восхождение человечества к высшей ступени
своего развития - социализму. В это мы верили безусловно, и продолжали
верить еще очень долго. Мы усомнились в этой идее только в середине
шестидесятых годов! Там уже мы начали задавать друг другу и своим
друзьям недоуменные вопросы... Вот интересно, Вадим, ты помнишь, ведь
мы с тобой много на эти темы говорили, когда в Пулковской обсерватории
ты жил еще в гостинице! Я часто оставался ночевать у тебя, и мы много
спорили с тобой и с Димкой Корольковым,- о том, что такое коммунизм,
возможен ли он, могут ли современные люди быть членами коммунистичес-
кого общества... Детали я уже забыл...
В.К. Я это не очень помню. Дело в том, что у меня было по-другому. В
сорок восьмом году я прошел некую школу, которая меня от всего этого
отучила. Я работал изыскателем на железной дороге, рядом с заключенны-
ми, и видел, как гнали эшелоны. И еще у меня были учителя, которые
считали, что вершиной всего был НЭП. Интеллигенты, прошедшие войну.
Сталина они называли "отец родной", партию - "кормушкой", и это откры-
то, за самоваром.
Б.С. У тебя глаза были открыты.
В.К. Да. Хотя глубины и объема происходящегоя, конечно, не чувствовал.
Они оказались на порядок больше, чем казалось. Например, идешь по ле-
су, перед тобой - острог. Там пятьдесят заключенных женщин. И четыре
вот таких бугая - охрана. Со всеми вытекающими последствиями.
Б.С. Ты видел, что вся эта страна - нужник. А вот я этого не видел!
Мне понадобились еще годы и годы.
В.К. Поэтому я буквально на три года вступил в комсомол...
Б.С. Ну, это уже автоматизм.
В.К. Нет, я вступил на третьем курсе.
С.Я. В конце семидесятых годов я еще искренне верил во все это. Я, ко-
нечно, видел сплошной маразм и совершенно недееспособное пожилое лицо
у власти, но считал, что это все частности, что надо заменить этих де-
ятелей...
Б.С. Одних убрать, других поставить...
С.Я. И я пытался увидеть в маразме какой-то здравый смысл.
Б.С. Очень типичная точка зрения... Так вот я продолжаю. Итак, были
молодые люди, которые, как казалось, видели светлые перспективы у че-
ловечества - коммунизм... Произошли страшные, трагические события, це-
лая эпоха миновала.И хотя представление о коммунизме, которое сложи-
лось у нас в середине пятидесятых, и то представление о коммунизме,
которое мы имеем сегодня,- практически не отличаются друг от друга, не
смотря на это, слово "коммунизм" сделалось за это время ругательным.
Сначала - во всем мире, а потом оно стало бранным даже у нас! Самое
смешное, что уже начиная с восьмидесятых - этого слова избегало даже
начальство. Я помню, мы были потрясены, когда,- один раз в одном изда-
тельстве, другой раз в другой редакции, нам говорили этак вкрадчиво:
знаете, давайте не будем этого слова употреблять!.. - Почему? Как? -
спрашивали мы... Ответа не было. На самом-то деле, - что такое комму-
низм? Это действительно справедливое общество, в котором основой всего
является творческий и любимый труд, где каждый человек делает то, что
он умеет и любит делать, и располагает при этом всем необходимым в ма-
териальном смысле, хотя и считает, духовные свои потребности гораздо
более высокими и существенными, нежели материальные. И в этом мире,
действительно, - наш Иван Жилин совершенно прав! - действительно ника-
кой человек не захочет быть хозином другому: это желание покажется ему
попросту низменным и неестственным. Прекрасно устроенное общество! И
когда мы писали, скажем, "Возвращение" или "Стажеры", мы были совер-
шенно искренни в своей приязни к нему. Другое дело, что уже тогда мы
перестали понимать, как к этому обществу прийти. Обнаружилась некая
пропасть между той реальностью, которая нас окружала, и тем миром, ко-
торый мы себе так хорошо представляли - миром, в котором нам хотелось
бы жить. Полное прозрение наступило году в шестьдесят втором. Как это
ни смешно, толчком послужила знаменитая встреча, - вы-то, Сергей, о
ней небось и не знаете, а вот Вадим, может быть, помнит,- знаменитая
встреча товарища Хрущева и руководителей партии и правитель-
ства с творческой интеллигенцией на выставке в Манеже. Тогда мы поняли
и впервые ясно осознали: ведь нами же правят жлобы! Нами управляют лю-
ди, которые не только ничего не понимают в искусстве - ни в литерату-
ре, ни в живописи, ни в архитектуре, - люди, которые и не хотят ничего
понимать! У них одна задача, одно удовольствие - топтать все это, все,
что им непонятно, носорожьими копытами! И вот тогда-то трагический
вопрос перед нами действительно встал во весь рост: как от того, что
окружает нас в реальности, перейти к тому миру, в котором нам хотелось
бы жить - к миру высокой культуры, духовности и нравственности? И мы
посвятили неколько романов по сути дела именно этой проблеме. Конечно,
в то время нельзя было обо всем этом говорить открыто, приходилось пи-
сать эзоповым языком. "Хищные вещи века", "Попытка к бегству", "Трудно
