заветной книжицей в заплечном мешке. Дискеты компьютерные ведь не заберешь
с собой (компьютер на заимку не затащишь), так что с книгопечатанием,
надеюсь, не прощаемся.
...О чем человек захочет узнавать всегда, так это - о себе и о том,
что может его ждать. Недаром притча, фантастика, астрология - "то поврозь,
а то попеременно" во все времена пользовались спросом.
Отдельно, как рыцарь Грюнвальдус на камне - все в той же позиции
сидит (а вернее, зависает, стрекоча крылышками) поэзия. Ибо пользуется
качественно иным способом передачи, да и аккумулирования, информации;
"внешний вид" его напоминает туго закрученную спираль, а искра
проскакивает иногда и по прямой - кратчайшему расстоянию, прокалывая витки
связного течения. Этот способ напоминает подключение к прямому
информационному каналу, имеющему выход на общий банк данных Мироздания, и
поэтому странноватые озарения, привносимые в читательские умы таким
образом, хоть и вызывают иногда боязливое уважение, но бывают востребованы
не во все времена и не всеми. Даже выражаясь в чисто звуковой и
изобразительной гармонии, поэзия настораживает неготового к душевному
труду человека, заставляя его сомневаться в том, имеет ли смысл вообще
кормить за счет общества поэтов - отчего количество последних в
цивилизованных государствах саморегулируется, не требуя довольно все ж
таки хлопотного отстрела.
...Итак, фантастика, психологическая фантастика, притча,
перерастающая в роман, романтическая сказка... Толкин, Булгаков... Дорога,
подзаглохшая в отечественной словесности. Один из путей, упирающихся в
горизонт.
Фантастика же - шашлычного сюжета, где куски жареного мяса
перемежаются с луком, перчиком, помидорчиком, проблагоденствует в качестве
фаворитки жанра, как мне кажется, ровно столько, сколько просуществует
дефицит на эти самые мясо, перчик, помидорчик. Далее займет то самое место
на задворках словесности, что и во всех безлимитных странах.
Так о ком писать?
О себе - любимом, единственном, тиражированном. Человеке - уроженце
планеты Земля (?), двуногом прямо (?) ходящем, микромодели Вселенной. И
читать не надоело и писать не надоест.
Не думаю, что, распрощавшись, наконец, с соцреализмом, мы долгое
время будем перепевать "зады" европейской литературы XIX века -
"Интердевочка" это не "Пышка" и даже не "Нана", а тот же литературный
шашлык, но не сочный живой, а нарисованный на холсте, как очаг в каморке
незабвенного папы Карло. Чтиво на час - который уже прошел.
Время сжимается, подобно пружине поэзии; события проскакивают, минуя
плавные витка спирали, принося волнующие, малопонятные сигналы из
будущего.
Мир стоит на пороге кардинальных перемен в области науки и культуры,
обнаружения и освоения принципиально новых способов познания, на пороге
длинного пути преображения человека в новое, качественно иное, космическое
существо. Это путь индивидуальностей, число которых будет расти до тех
пор, пока не станет всечеловеческим. Процесс неравномерный и
труднопредставимый. Во что преобразится в этом случае наука - сказать
проще; во что превратится искусство - вот вопрос! Чем оно сможет служить
человечеству, какие сны золотые навевать трансформированному Хомо,
способному в одно мгновение получить нужную информацию из любой точки
пространства-времени?
Чего может не хватать гипотетическому совершенству?
Ностальгия по хвосту и когтям? Маловероятно. Культуртрегерство во
Вселенной? Возможно, хотя, скорее всего - на качественно ином уровне, чем
тот, на котором эта идея брезжит в современной фантастической литературе.
Впрочем, были Странники, загадочные рамиры... Однако воображение
пробуксовывает.
Ученые, занимающиеся ритмикой истории, прогнозируют на 2001 - 2002
годы завершение "имперского цикла" в России, чреватое не только
социальными, но и природными катаклизмами, пики которых падают на
последнее десятилетие уходящего века. Правда, Россия здесь не одинока,
несмотря на ее всегдашнюю особую роль - процесс всепланетный: к 2002 году
Весенняя точка переходит не только из одного зодиака в другой, но и
пересекает границу квартелей Телец-Овен-Рыба и Водолей-Козерог-Стрелец,
что по астрологической традиции означает изменения, равнозначные тем,
которые произошли с человечеством при переходе из мезолита в неолит -
началу формирования ноосферы, по Вернадскому. Куда более вредно, чем
забегать вперед - не заглядывать туда вовсе, ограничившись проблемами
переходного периода локального бесколбасья и латентного состояния
подкожной деятельности КГБ.
С тайной полицией разберется история.
С литературой бы разобраться - сиречь, с Душой.
Требования времени меняют точку зрения, меняют и его, зрения,
фокусировку. Не "дальше, дальше, дальше", а - глубже, глубже, глубже;
туда, откуда, собственно, и можно ожидать самых невероятных сюрпризов.
Какие вопросы могут волновать душу, готовую, наконец, сделаться живой? Что
такое, например, человек, который не может убить (только не надо о
бетризации!)? Который может - это мы догадываемся, навидались, а который -
не может? Какова мера самопожертвования, если человек знает, что смерть
есть не финал, но краткий переход в новое качество бытия? Какова цена
содеянного Христом?
Недаром наука и искусство, как никогда, тяготеют нынче к религии. Ибо
что есть вера, как неаприорное базовое знание, предложенное в виде аксиомы
для ускорения духовного прогресса?
Если только она, вера, не замкнута догматически, не неподвижна, но
способна к взаимопроникновению с любым способом ощущения и познания мира.
В этих условиях проблема возвращения русской литературы в общемировой
литературный процесс, превращение ее в литературу "конвертируемого духа" -
проблема сиюминутная. Хотя на наш век ее безусловно, хватит - ибо медленно
приходим мы в себя от растерянности. Видимо, и недостаток витаминов в пище
себя сказывает.
...Тут, казалось бы, голубушке-фантастике с ее легкой поступью - и
карты в руки оттого, что она на законных основаниях может позволить себе
все, не вызывая недоверия читателя... а поди ж ты! В подавляющем
большинстве случаев пока поверху: все те же бластеры, гравилеты, а из
"новенького" - страшилки безысходных катастроф, из которых авторы, никак
не родственные силой сострадания Комитасу (как известно, сошедшему с ума
от зрелища избиения своих соотечественников), выходят бестрепетно
невредимыми, да еще и главного героя выволакивают, чтобы читатель понял,
как сладко и перспективно остаться в живых одному (или с подругой) на
всеобщем пепелище и гноище.
А то немногое, что глубже и человечнее - путается в ошметках
отжившего фантастического антуража, как акселерат в распашонках и
чепчиках. Бутафорский этот антураж захлестнул нашу фантастику, хотя он
вот-вот (может быть, еще при нашей жизни) утратит свою экзотическую
притягательность даже для наивного потребителя, рассыпавшись пылью на фоне
разнообразно прорывающейся в реальность информации о подлинных
возможностях человеческого духа.
Ей-богу, нелепо и смешно представлять себе литературного героя,
некоего, скажем, первопроходца, спускающегося сквозь три ментальных, три
витальных и три физических уровня сознания с бластером наизготовку.
...Зеркало в ожидании...
Пожалуй, что так.
Но ритм литературного существования, заданный блаженной динамикой
застоя, сейчас так же достоин укоризны, как и блошиный скок
рыночно-межвременного хаоса. Потому, что бессмертная душа, как никогда,
мается от безъязычья, беспомощности, от ощущения (по излюбленному
выражению господина нашего Президента) "судьбоносности" происходящего, от
желания еще в прижизненном существовании осознать себя и изнутри начать
строительство, которое в своем завершенном виде с трудом поддается
воображению...
Зеркало начинает вести себя.
Поверхность подергивается рябью, затуманивается, мелькают
малопонятные картины, то ли из будущего, то ли из прошлого, определившего
это будущее. Оно и предсказывает, и предостерегает.
Зеркало Галадриэли.
И вот некто пишущий - уже словно бы и не выдумывает, но дает названия
сущему; не фантазирует, но развертывает бесчисленные варианты бытия.
И нет им конца.
ГЕРОЙ
(по книге А. Вулиса "В мире приключений", М., 1986)
Герой приключенческого романа - именно герой. Среди персонажей современной
прозы он больше, чем любой другой, сохраняет связь с эпическим
представлением о герое как о непогрешимом борце, огнем и мечом отстаивающем
свои идеалы и мечты. И в этом смысле он очень определенен и конкретен.
С другой стороны его качества (преимущественно положительные) стали неким
общим местом, и тексты о них говорят мимоходом, а то и вовсе умалчивают, относя
эту информацию к подразумеваемым очевидностям.
Краткая характеристика героя оставляет сюжету необходимые степени свободы -
развитие событий при таком герое может пойти в любом направлении.
1. Обрисовывая приключенческих героев, повествователи стремятся упомянуть свой
художественный ориентир - то, чему подражают, или то, что преодолевают. Всем,
например, известна авторская аналогия между д'Артаньяном и Дон Кихотом.
2. Степения свободы, о которых шла речь, представляют собой формулу равенства
между героем и сюжетом; иначе говоря, герой получает вначале именно то, что ему
позарез понадобится впоследствии. А если он вначале не получает ничего, значит,
выпавшие на его долю приключения и станут его характеристикой.
3. Правила, регулирующие развитие конкретного приключения и произведения,
являются в конечном счете развернутым иносказательным портретом героя. Этот
герой совмещает веру в чудеса с рационализмом, информационный голод с
потребностью действовать и т.д. Он экстравертен, стремится заполнить собой
максимум пространства, он путешествует. Спираль времени в числе излюбленных
его маршрутов. В завязке он заранее знает развязку, в развязке грустит о
беззаботных минутах завязки, а в промежутке устраивает кульминацию за
кульминацией. Всякая попытка создать характеристику этого героя как жанровой
категории приведет к повторению всех предшествующих страниц в полном объеме.
4. Приключенческий герой чтит закон контраста. Противник героя - полярное
повторение (или, лучше сазать, искажение) его качеств.
5. У героя задатки сверхчеловека (работает принцип гиперболизации!). По ходу
заурядных событий он как бы равен самому себе. Но наступает критический момент,
когда кажется, что выхода нет и не будет. Тогда герой совершает фантастическое,
небывалое усилие - физическое и умственное. И этого достаточно: происходит
перелом, а там, впереди, видна уже и победа. У антигероя тоже сверхъестественный
характер, тоже потрясающая сила, и воля, и ум, но там, где герою по плечу
превзойти себя, этот, напротив, до себя не дотягивает.
6. В эталонном приключенческом произведении - таком, как "Золотой жук" Эдгара
По - ровно столько людей, сколько нужно, и ни одного лишнего, точно в танце.
Если болтается под ногами кто-нибудь непристроенный, будьте уверены, что в
конце у него окажется самая главная роль.
7. Приключенческий герой наделен специфическим чувством чистоты жанра, не
позволяющим ему срываться в серьезность или, напротив, в излишнюю пародийность.
Да, его глаза сверкают, но из орбит все же не лезут, во всяком случае пока не
появятся убедительные поводы.
8. Приключенческий герой обычно ищет переклички с другими персонажами, и не
просто ищет, а буквально домогается. Приключенческие сюжеты то и дело
