его чувствовать. Я лично перестал. Десять лет назад на вопрос, что будет
завтра, безо всяких колебаний отвечал: да то же самое, что и сегодня,
только несколько хуже! А вот сейчас я не могу ни серьезно, ни в шутку
ответить на этот вопрос.
Нужно время. Время покажет.
А.И.: Борис Натанович, есть вопрос, на который Вы никогда не
отвечаете...
Б.С.: Я и сейчас на него не отвечу.
А.И.: И потому я не буду спрашивать о Ваших творческих планах, а
приподнято-риторически воскликну: не говорите, над чем Вы сейчас
работаете, но ответьте Вы ведь работаете?!
Б.С.: Да, мы работаем. Мы всегда работаем. По сути дела, мы всю жизнь
только этим и занимаемся!
РЕТРОСПЕКЦИЯ: Не понимать это моя прерогатива, сказал Банев. В этом
мире все слишком уж хорошо все понимают, что должно быть, что есть и что
будет. И большая нехватка в людях, которые не понимают. Вы думаете, почему
я представляю ценность? Только потому, что я не понимаю. Передо мной
разворачивают перспективы, а я говорю: нет, непонятно. Меня оболванивают
теориями предельно простыми, а я говорю: нет, ничего не понимаю... Вот
поэтому я нужен.
(Стругацкие А. и Б. Гадкие лебеди. Самиздат. 1974г.).
Осень 1989 года.
ВОПРОС: ... Какую ставили задачу, затевая первую повесть?
На этот вопрос мне уже приходилось отвечать раз сто. Если коротко, то
мы начали писать фантастику потому, что нам хотелось читать фантастику. А
время на дворе было такое, что хорошую фантастику нельзя было достать ни
за какие деньги. (Помню, дали мне на несколько дней почитать Остров
доктора Моро, так от великого отчаяния, что никогда больше не удастся мне
перечитать эту замечательную книгу, я принялся переписывать ее от руки).
Безраздельно царствовала так называемая Теория Ближнего Прицела, суть коей
сводилась к тому, что фантастика должна быть поучительной, полезной и
идейно-выдержанной, как учебник. То есть скучной. Но мы-то знали, что есть
на свете и Уэллс, и Конан Дойл, и Александр Романович Беляев. Мы знали
точно, КАК следует писать фантастику, чтобы ее было интересно читать. И в
конце концов, мы решили попробовать. И у нас получилось.
ВОПРОС: ...В общей сложности, кажется, 300 изданий двадцати пяти
ваших повестей. Сов. власть воспринимала это болезненно?
Напротив, с превеликим удовольствием! У нас забирали полностью всю
причитающуюся нам валюту, выдавая взамен на 15-20 процентов этой суммы так
называемые сертификаты, которые можно было при случае отоварить в Березке.
ВОПРОС: Но вы, видимо, имели все-таки возможность как-то вкладывать
деньги?
Что вкладывать? Какие деньги? Я, помню, прикидывал лет десять назад:
хотя Стругацкие в те времена были чуть ли не самые публикуемые за рубежом
советские авторы, государство зарабатывало на нас от силы 20-25 тысяч
долларов в год. Мы получали примерно пятую часть этой суммы в виде
сертификатов и делили по-братски пополам. На жизнь хватало, даже машину
купить (без очереди) хватало, но вкладывать?..
ВОПРОС: Правда? А мне говорили, что Стругацкие всегда были
миллионерами...
Я это тоже слышал, и неоднократно. В первый раз мне поведал об этом
один мой знакомый писатель, я запомнил этот разговор потому, что именно в
этот момент (середина семидесятых) мы находились в самом что ни на есть
отчаянном положении: на сберкнижке сто рублей, и ни одного договора ни в
столе, ни в перспективе. Помнится, мне тогда пришлось загнать свою любимую
коллекцию марок, которую я собирал 25 лет, а Аркадий Натанович вынужден
был снова поступить на работу, чтобы как-то перебиться в эти тяжелые
времена. Ведь за десять лет с 1970 по 1980 нам не дали выпустить ни одной
новой книги! Пара переизданий, две-три журнальные публикации и это все.
Разумеется, мы никогда не голодали, даже в самое тяжелое время, но не
помню такого года, чтобы нам не приходилось думать о заработке...
ВОПРОС: А сейчас?
Сейчас я, слава богу, человек не бедный, но и увы! не богатый. Есть
такое довольно противное, но точное слово: ЗАЖИТОЧНЫЙ. В наше время это
человек, у которого есть машина (купленная еще ДО ТОГО) и который может
себе позволить на ней ездить, тратя примерно два рубля на каждый километр
пути (бензин и амортизация).
ВОПРОС: Какая у вас машина?
ВАЗ-61.
ВОПРОС: Что бы вам хотелось иметь из предметов роскоши?
Что такое сегодня в нашей стране предмет роскоши? Дача? Хороший дом
на природе? Хотел бы иметь. Старая мечта. Но, боюсь, время упущено сегодня
это совершенно нереально при моих доходах.
ВОПРОС: Какое место деньги занимают в вашей жизни?
Деньги нужны человеку только для того и только в таком количестве,
чтобы о них не надо было думать. Мы сформулировали это правило много лет
назад, и я согласен с ним и сегодня.
ВОПРОС: А в жизни общества что такое деньги?
Удобное средство измерения и оценки человеческого труда. Они доказали
право на существование, и было бы по меньшей мере глупо их отменять.
Разумеется, когда у человека слишком много денег, это плохо. Избыток денег
порождает вредные иллюзии. Но еще хуже, когда их мало. Это уж совсем
никуда не годится. Впрочем, уже давно и точно сказано: Денег не бывает
много их либо не хватает, либо нет совсем. А один мой знакомый говорил еще
лучше: Деньги это грязь, но грязь, к сожалению, это не деньги.
ВОПРОС: Бывали ли у вас в гостях западные писатели-фантасты?
Нет. Мы всегда вели достаточно замкнутый образ жизни. К нам в дом
попасть не слишком-то легко. Поэтому у нас не то что западных, у нас и
родных советских писателей не так уж и много знакомых. Правда, Аркадий
Натанович был человек несколько более открытый... Что же касается
зарубежных писателей, то мне приходилось с ними изредка встречаться, когда
они приезжали в Союз и становились гостями Дома Писателей. Сами же мы за
границу почти не ездили Аркадий Натанович был пару раз за рубежом, и я
тоже раза два, а в 1987 году мы вдвоем ездили в Англию, на международный
съезд любителей фантастики... Однако, кое с кем из хороших писателей мы
были знакомы и лично с Гарри Гаррисоном, с Абэ Кобо, с Джоном Браннеpом.
Несколько раз я встречался с паном Станиславом Лемом. Было даже время,
когда мы с ним переписывались. Впрочем, он человек нисколько не менее
замкнутый, чем мы.
ВОПРОС: Не кажется ли вам парадоксальным ....
Нет. Не кажется. Это просто свойство наших характеров.
ВОПРОС: Это вообще, на ваш взгляд, свойственно фантастам?
Отнюдь нет! Покойный Илья Иосифович Варшавский, к примеру, был на
редкость открытый и общительный человек. У него было огромное количество
друзей и знакомых. Я мог бы без труда назвать и еще дюжину
писателей-фантастов, около которых народ так и клубится...
ВОПРОС: Когда я вспоминаю За миллиард лет... мне кажется, что
действие происходило именно в этом доме. Вы привязаны к своему дому?
Да, очень. И очень не люблю покидать его надолго. Я хомо доместикус,
человек домашний... А действие повести За миллиард лет... и в самом деле
происходило именно в этой вот квартире в этой комнате, и там, на кухне, и
на той лестнице, по которой вы поднимались...
ВОПРОС: Знаете ли вы ваших соседей?
Нет. Почти никого. Хотя живу в этом доме без малого тридцать лет. Я
же сказал вам: я человек замкнутый.
ВОПРОС: Ходите ли вы выпивать в ресторан Дома писателей?
Последние годы нет. Но когда был помоложе, когда все были еще живы,
веселы, и полны энергии, в те годы да, частенько собирались мы там
потрепаться, обменяться информацией, поспорить насчет литературы, поругать
начальство, но с оглядкой: ходили упорные слухи, что зал прослушивается.
Никто в это не верил, разумеется, но языки, тем не менее, старались не
распускать. Даже в подпитии.
ВОПРОС: Видели ли вы когда-нибудь НЛО ...
Нет, летающих тарелок я никогда не видел и думаю, что никогда их и не
увижу. Дело в том, что чудес в привычном понимании этого слова не бывает.
К сожалению. В привычном понимании чудо это что-то с одной стороны
поразительное, потрясающее, необычайное, невозможное, а с другой
общедоступное, всем понятное и именно поэтому такое увлекательное и
занимательное. Чудо это то, о чем интересно рассказать случайному
знакомому. Пришельцы из Вселенной... Бермудский Треугольник... Снежный
человек... Ничего этого нет. Мир скучен. С точки зрения среднего человека,
так и оставшегося на всю жизнь учеником десятого класса, мир беспросветно
скучен, и чудес в нем не происходит. Настоящие чудеса доступны только
специалистам. Теорема Геделя О неполноте арифметики. Принцип
неопределенности Гейзенберга. Расшифровка генетического кода. Ячеистая
структура Метагалактики... Открытия, от которых профессионалы балдели, не
в состоянии ни понять их, ни осознать открывающиеся перспективы. Вот это
воистину чудеса! Открытия внезапные, невероятные, необъяснимые,
потрясающие своей неожиданностью... Куда до них летающим тарелкам, о
которых существует уже целая литература... Которых никто никогда не видел,
но о которых все и все знают. Впрочем, мы отдали дань и примитивным
чудесам: насколько я знаю, первый советский рассказ о телекинезе написали
именно мы. Это было в 1958 году. Мы были молоды и вовсе не считали тогда,
что мир скучен и беден простыми, ясными, общепонятными чудесами.
ВОПРОС: Вам приходилось менять взгляды?
Как и любому нормальному человеку, прожившему достаточно долго.
Помните? Кто в молодости не был радикалом, тот бесчестен; кто к старости
не стал консерватором, тот глуп. Та эволюция взглядов, через которую мы
прошли, совершенно характерна для целого поколения советских людей.
Начинали отчаянными комсомольцами и отпетыми сталинистами. Были искренне
уверены, что коммунизм вот он, рядом, и не только в СССР, а и во всем
мире... Современный молодой человек не в состоянии даже представить себе
эту степень оглупленности и политизированности, эту страшненькую смесь
энтузиазма и фанатизма, жертвенности и глупости, ненависти и жажды добра
для всего прогрессивного человечества. Мы были стопроцентными жителями
Оруэлловского мира. В конце пятидесятых этот мир дал трещину, а в начале
шестидесятых мы ясно уже понимали, что нами правят враги культуры и
безнадежные жлобы. Однако надежда на социализм с человеческим лицом не
умирала в нас до самого 68-го. Только после вторжения в Чехословакию мы
окончательно поняли, что будущее наше беспросветно и что идея коммунизма
убита навсегда эта красивая абстрактная идея просто не выдержала
столкновения с реальностью. Сейчас уже само слово коммунизм сделалось
бранным. И очень жаль. Ведь по замыслу, коммунизм это общество
справедливости, мира и свободного выбора. Трудно представить себе
порядочного человека, который отказался бы жить в таком обществе. Другой
вопрос достижимо ли оно?..
ВОПРОС: Вам бывает страшно?
Конечно. И очень часто. Мне бывает страшно за близких и любимых. За
себя. За наше общее будущее. За всех наших людей, которых так легко
обмануть. Мне страшно видеть лица тех, кто жадно слушает Жириновского или
Невзорова, кто их повторяет, кто им поверил и уже заразился их
ненавистью... Я боюсь пророков. И еще больше я боюсь лжепророков. Нет
ничего страшнее лжепророков, они кричат о любви, о славе, о победах, а за
душою у них нет ничего, кроме ненависти и жажды властвовать...
ВОПРОС: ...Это крах или рождение нового мира?
Я уверен, что мы сейчас присутствуем при рождении нового мира. А роды
