смог скрыть бледности ее красивого, словно сошедшего со страниц модного журнала,
лица. А глаза... глаза смотрели на него так, словно видели перед собой выходца с
того света. Которого не только никто не ждет -- которого все давно уже забыли.
Попросту вычеркнули из списка живых.
Он уже понял все. Здесь не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы верно
оценить ситуацию. Он здесь не нужен. Как говорится, третий лишний. А третий как
раз он, Сергей Ростовский. Надежда, которой он жил -- и только ею одной --
последний месяц, растаяла, словно дым. Ему вдруг стало стыдно за самого себя, за
то, что он оказался в этом дерьме по самые уши.
Лариса инстинктивно прижала костюм к груди, стыдливо прикрывая свою
полунаготу. Он усмехнулся. Что ж, совершенно естественно, когда перед тобой
стоит чужой человек. А вот перед Павлом (краем глаза он заметил, как тот торчит
в дверном проеме и нервно крутит шнур от электробритвы) ей стыдиться нечего: он
свой. Член семьи, можно сказать. Дерьмо собачье.
-- Я вернулся, Лариса, -- тихо произнес он.
Колени ее подогнулись, и она медленно опустилась в кресло.
-- Я рада, -- чуть слышно отозвалась она, не отрывая от него широко
открытых глаз, и вдруг всхлипнула. -- Целый год прошел... Прости...
Сергей скривился в улыбке и махнул рукой. Ладно, мол, что сейчас об этом
говорить, прошлого не воротишь.
-- Я... ждал. Ждал этой встречи... надеялся... И ты прости... -- Слова,
словно тяжелые камни, с трудом просачивались сквозь его глотку.
-- Сереженька, что же ты наделал...
Павел наконец дал о себе знать.
-- Мы думали, ты погиб. Все так думали, -- уточнил он. -- Столько времени
не давал о себе знать. Где ты пропадал, черт побери? Почему не сообщил?
-- Не мог. Там, где я оказался, не было телефона.
-- Не язви. Дело серьезное, сейчас не до шуток.
-- Халат мой сними. И бритву положи на место.
Павел смутился и быстро выскочил из комнаты.
Лариса словно очнулась. Быстро натянула на себя костюм.
-- Почему, почему все так получилось? -- быстро проговорила она. -- Ты так
внезапно исчез... Почему? Зачем? Оставил меня, Катюшу...
Он едва сдержался, чтобы не разрыдаться.
-- Я... я бы никогда тебя не оставил, Ларочка, если бы...
-- Где ты был?
-- Далеко отсюда, очень далеко.
-- Но почему?.. -- вопрос рвался из ее груди, подобно крику о помощи.
Он вдруг почувствовал, что пытается оправдываться.
-- Понимаешь, Ларочка... кто-то ударил меня по голове, и я... потерял
память. -- Он не собирался открывать ей всей правды. Особенно теперь. -- Очнулся
уже в другом городе. Только месяц назад я все вспомнил. Оправившись после
болезни, я сразу помчался к тебе. А тут...
В комнате снова появился Павел, уже одетый в выходной летний костюм.
Лариса встретила его долгим укоризненным взглядом.
-- Ну что я? -- нервно пожал плечами тот. -- Я ж не знал, что это он.
-- Все ты знал, -- устало ответила она. -- Все.
-- А может это и не он был вовсе, -- словно уж на сковородке, юлил Павел.
-- Ты же помнишь, каким был тот.
-- Ты и сам знаешь, что это был он.
Сергей поднял руку.
-- Стоп! Объясните, что здесь происходит. Как никак, я в своей квартире и
имею право знать, о чем идет речь. Тем более, что речь идет, как я понял, обо
мне.
-- Да видели мы тебя! -- загремел Павел. -- На каком-то полустанке.
Пьяный, грязный, оборванный, весь заросший, ты валялся на полу и ничего,
по-моему, не соображал. -- Сергею показалось, что Павлу доставляет удовольствие
вспоминать об этом. -- Ты был настолько непохож на себя, что я вполне
справедливо решил: между тобой и этим типом ничего общего быть не может. Я
правильно говорю, Лара?
Она ничего не ответила.
Какое-то неясное воспоминание забрезжило в сознании Сергея, однако оно
было настолько смутным, призрачным, что облечь его в конкретную форму он так и
не смог.
-- Когда это было? -- спросил он.
-- Осенью. В октябре, кажется.
Сергей кивнул. Все правильно, все сходится. Эх, если бы тогда, в октябре,
они вырвали его из этого омута, в котором он оказался по воле злой судьбы, может
быть, все бы теперь было иначе. Если бы...
-- Итак? -- Он обвел их долгим, изучающим взглядом.
-- Сергей, ты должен понять, -- зачастил Павел. -- Тебя не было целый год,
Лара нуждалась в поддержке, в чьей-нибудь помощи. А я был рядом, как ее, как
твой друг. Я должен был помочь.
-- Прекрати! -- оборвала его Лариса.
-- Хорошо, -- с готовностью кивнул он. -- Сергей, выйдем на минутку.
Они вышли в соседнюю комнату.
-- Давай по-мужски, -- начал Павел. -- Ты все прекрасно понимаешь, и мне
нечего тебе объяснять. Ладно, я сволочь, подлец -- называй как хочешь. Я не
обижусь. Но так уж получилось, понимаешь, и время вспять уже не повернешь. Все,
поезд ушел. Лариса останется со мной.
-- Ты уверен? -- недобро усмехнулся Сергей.
Им владело какое-то странное отупение, совершенное безразличие к этому
банальному фарсу, словно все, что сейчас происходило, виделось ему на экране
телевизора.
-- В смысле? -- не понял Павел.
-- Ты уверен, что поезд ушел? -- повторил вопрос Сергей.
Павел шумно выдохнул. Его всего трясло от волнения.
-- Уверен. Дело в том, что... -- он запнулся, -- Лариса на третьем месяце.
Сергей с трудом удержал себя в руках.
-- Та-ак, -- медленно протянул он, громко хрустнув скулами. -- Это,
конечно, меняет дело. Ну хорошо, а о дочери моей ты подумал?
-- Все будет о'кей, не волнуйся, Катя станет жить с нами, -- скороговоркой
проговорил Павел. -- Она ни в чем не будет нуждаться, ручаюсь тебе.
-- Да уж ты постараешься. Кстати, что вы ей сказали о моем...
исчезновении?
Павел отвел глаза в сторону и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику
кресла.
-- Понимаешь... никто ничего не знал... все думали, что ты... что тебя нет
в живых. Словом, мы сказали ей, что ты умер.
Как это произошло, Сергей уже не помнил. Его кулак со свистом рассек
воздух и сочно впечатался в физиономию Павла. Тот ухнул от неожиданности,
вылетел из кресла и с грохотом распластался на полу. Сергей подул на костяшки
пальцев и прошипел:
-- А вот за это ты ответишь особо.
На шум тут же прибежала Лариса. Увидев следы крови на лице "друга семьи",
она вскрикнула и метнула в Сергея злой, почти ненавидящий взгляд.
-- Мясник! Это единственное, на что ты способен... Как ты, Павлуша?
Сергей уже взял себя в руки, однако о происшедшем нисколько не сожалел.
-- Уж куда мне до твоего благодетеля, -- язвительно заметил он. -- Он-то
уж точно способен на большее.
Она резко повернулась к нему.
-- Зачем ты приехал, зачем? Все было так хорошо, все наладилось,
успокоилось. Ну что тебе здесь надо?
Сергей вздрогнул. Последние слова жены хлестнули его по сердцу, словно
казацкой нагайкой.
-- Собственно, я приехал домой. К себе домой. -- глухо произнес он. Он
говорил тихо, медленно, с трудом сдерживая себя. -- В конце концов, я приехал к
дочери. Имею я на это право?
-- Не имеешь! -- вдруг выкрикнул Павел, вскакивая на ноги с прижатой к
разбитому носу бумажной салфеткой. -- Не имеешь, понял? Целый год шлялся черт
знает где, сказочку красивую про амнезию сочинил, а теперь, видишь ли,
заявляется как ни в чем не бывало и предъявляет права! На что? На что? На семью?
Нет у тебя семьи! И дочери у тебя нет! Бросил ты их, понял? Все, поезд ушел!
"А ведь если рассудить здраво, -- подумал Сергей, -- этот тип с
расквашенным носом во многом прав. Действительно, выходит, что я их вроде как бы
бросил... Да только плевать я хотел на его правоту. С высокой колокольни".
В прихожей хлопнула входная дверь. Кто-то вошел в квартиру.
Глава вторая
-- Папа!
Сергей резко обернулся. В дверях стояла Катя, его десятилетняя дочь.
"Как она выросла!" -- успел подумать он. Уже в следующий момент она,
словно вихрь, пронеслась через комнату и очутилась в его объятиях.
Он крепко прижал маленькое тельце к груди. Слышал, как быстро-быстро
бьется ее сердечко. Ощущал ее прерывистое дыхание на своем лице. И чувствовал,
как глаза его заволакивает предательская влага.
-- Папочка! Как долго тебя не было! -- лопотала она громким шепотом.
Ноги его задрожали, и он опустился в кресло. А она клубочком свернулась у
него на коленях, прижавшись щекой к его щеке. Потом порывисто отстранилась и
долгим, изучающим, пытливым, почти взрослым, взглядом смотрела ему в глаза. И
снова прижалась к нему, обвив тоненькими загорелыми ручонками его шею.
Он отвернулся к окну: ему не хотелось, чтобы те двое видели сейчас его
лицо.
Катюша зашептала ему на ухо:
-- А дядя Паша сказал, что ты больше никогда не приедешь. Но ты ведь не
мог не приехать, правда?
-- Правда, Катенька, правда, дочка, -- прошептал он в ответ. -- Видишь, я
приехал.
-- Где же ты был так долго?
-- Далеко. Очень далеко. Мне было плохо без тебя.
-- И мне, папочка. Я ждала тебя, долго-долго. А дядя Паша обманщик.
Это еще мягко сказано, подумал он про себя. "Дядя Паша" вор и мерзавец.
Лариса и Павел тем временем вышли из комнаты, оставив отца с дочерью
наедине. Из соседней комнаты донесся их взволнованный шепот.
А Сергей... он и сам не знал, радоваться ему или выть от горя. Да, жены у
него больше нет, это он уже понял, зато у него есть дочь, Катюшка, которая
по-прежнему его любит и которой он нужен, -- единственный маленький человечек,
не предавший его. Что ж, ради этого стоило жить.
-- Знаешь, папочка, мама сначала все плакала, плакала, ждала, когда ты
приедешь. А потом к нам стал приходить дядя Паша, и она больше не плакала.
-- А ты? Ты плакала?
Она кивнула и уткнулась носиком ему в щеку.
-- Я знала, что ты приедешь. А дядя Паша плохой, да?
Он пожал плечами.
-- Почему ты спрашиваешь?
-- Не знаю. Может быть потому, что один раз он кричал на маму. Это было
давно, еще зимой. Он говорил, что ты не приедешь, а она все не верила и опять
плакала. Тогда дядя Паша выгнал меня из комнаты и запер дверь. Потом мама
поверила.
Он осторожно снял ее с колен и поставил на пол.
-- Посиди здесь, Катюша, мне надо поговорить с мамой... и дядей Пашей.
-- А ты опять не уедешь? -- с тревогой спросила она. Она казалась такой
маленькой, беззащитной, беспомощной, что он не выдержал и снова крепко прижал ее
к себе.
-- Я никуда не уеду, Катюша. Никогда.
-- Не уезжай, папочка. А то я снова буду плакать.
Он мягко улыбнулся ей и вышел из комнаты.
x x x
Когда он вошел, Лариса и Павел прервали бурное объяснение и настороженно
уставились на него. Они стояли рядом, совсем близко друг к другу, в глазах их
застыл немой вопрос... и еще что-то. Враждебность. Да, именно враждебность,
Сергей ясно уловил это в устремленных на него взглядах. Враждебность,
отчужденность, какая-то затравленность и откровенная неприязнь. Он криво
усмехнулся: что ж, теперь-то уж Лариса убиваться по нему не станет, если с ним
внезапно что-нибудь случится. А случиться может, это он знал наверняка.
Он потерял ее навсегда. Что ж, может быть, оно и к лучшему. И хватит об
этом.
Он прошелся по комнате, не отрывая взгляда от их застывших лиц и продолжая
кривить рот в усмешке.
-- Ну что, обо всем договорились? Впрочем, это ваши проблемы. -- Он уселся
в кресло как раз напротив них. -- А теперь -- вон. Оба.
Он говорил медленно, спокойно, не повышая голоса -- и тем больнее
хлестнули тех двоих последние его слова. Лариса и Павел вздрогнули, словно от
разряда током.
-- Что? -- прохрипел Павел.
-- Я сказал -- вон, -- повторил Сергей.
-- Что значит "вон"? Это все-таки моя квартира! -- возмутилась было
