быть, с Крестовых походов, относится с недоверием. Итак, к чему же я
подвожу вас?
- К России, - угадал я.
- Совершенно верно. Во второй половине минувшего века Россия в
принципе придерживалась правильной политики в отношениях с Исламидой, хотя
выработала ее и не сразу. Она по ряду причин быстро отказалась от
поддержки Израиля и стала вооружать значительную часть исламского мира -
причем в кредит, а если называть вещи их именами, то даром. Правда,
успешное развитие этих отношений несколько сдерживалось отрицательным
отношением коммунистической империи к религии вообще, и к исламу в
частности. Но с другой стороны, исповедание мусульманства многими народами
СССР оставалось непреложным фактом, и это помогало сближению материка
России с Миром ислама. Итак, политика развивалась в нужном направлении, и
если бы не распад империи в последнем десятилетии прошлого века, структура
этих отношений могла бы окончательно стабилизироваться, и наведение мостов
между Россией и Исламидой пошло бы полным ходом. Распад повлиял, конечно,
на этот процесс, поскольку одной из традиций практической политики
Исламиды является уважение реальной силы; Россия же катастрофически
слабела на глазах. Если бы не это печальное обстоятельство, дверь в
Исламиду для Соединенных Штатов, пожалуй, закрылась бы наглухо еще полвека
тому назад. Вы следите за моими рассуждениями?
- Конечно же, профессор.
- Согласны с ними?
- О, безусловно...
- Вот и прелестно. Итак, скоропостижное ослабление России в области
экономики - а следовательно, и политики - позволило двери не закрыться до
конца, и американцы не преминули этим воспользоваться.
Это стало совершенно ясно в середине последнего десятилетия XX века,
а именно во времена Балканской смуты. Если вы обладаете хотя бы
поверхностными сведениями из области новейшей истории...
Я скромно кивнул.
...то должны помнить, что одной из воевавших сторон были боснийские
мусульмане - кстати, славяне по происхождению...
- Конечно же, я помню, профессор...
- Меня радует, что не приходится тратить время на изложение
элементарных истин. Так вот, спохватившись, американцы решили вскочить на
подножку уже уходившего поезда и совершенно неприкрыто выступили на защиту
тамошних мусульман - ну, и их союзников, разумеется. Соверши они
что-нибудь подобное на Ближнем Востоке - в Штатах поднялся бы шум; от того
же, что происходило на Балканах, еврейские интересы ни в Штатах, ни в
Израиле практически не страдали.
Балканы оказались тем местом, где Америка могла демонстрировать свою
новую политику в отношении ислама в ее чистом виде, без помех.
Я решил подбросить ему косточку:
- Но ведь это не было первой акцией такого рода, профессор. Война за
Кувейт несколькими годами раньше...
Бретонский поморщился.
- Это совсем другое. Там Штаты воевали за мусульман - но и против
мусульман, то была, скажем так, семейная ссора. И политический результат с
точки зрения укоренения в Исламиде был - по нулям.
Политика, друг мой, не теннис, где ничьих не бывает; это скорее
футбол. Для России же ситуация была тоже в достаточной мере щекотливой:
чтобы сохранить хоть крохи влияния на Балканах, ей приходилось, по давней
традиции, выступать в защиту сербов. Так что в те годы Штаты заметно
продвинулис вперед в деле влияния на Исламиду, ощутимо потеснив Россию.
Согласны?
- Это так очевидно...
- Все становится очевидным, друг мой, если удается предварительно
понять процесс и должным образом сформулировать. Но история и есть, кроме
всего прочего, наука формулировок. Итак, Штаты вырвались вперед. И процесс
этот мог бы оказаться необратимым, если бы не одно крайне существенное
обстоятельство. Догадываетесь, что я имею в виду?
- М-м...
- Объясняю. В отношениях с исламом американцы могут дойти лишь до
определенного предела; перейти его им не дано. Для этого они - слишком
демонстративно-христианская страна, слишком христианский народ.
Но мусульман там не так уж мало...
- Это ничего не меняет. Страна выросла, возникла на протестантской
основе. Выбейте эту подпору - и она рухнет. - Он усмехнулся. - Ну а для
нас, для России - пределов нет. Как сказал еще Блок - нам внятно все!
- И потому вы полагаете, профессор, что мы можем обогнать их в
отношениях с Миром ислама?
- Можем? Да мы уже обогнали их!
- Разве?
- Недоверчивый друг мой! Понимаете ли вы, при каком событии вам
посчастливилось присутствовать? Вижу, что нет: вы еще не осознали...
Для сравнения. Вам приходилось бывать в Штатах?
- Да. Не раз...
- Чудесно. Вы способны фантазировать?
Меня этот разговор забавлял, но я старался никак не показать этого.
- Н-ну... пожалуй, да. Конечно.
- В таком случае попытайтесь представить себе, что вы присутствуете
на собрании в той великой стране - на собрании по проблеме выдвижения
кандидатом в президенты мусульманина.
Я мысленно усмехнулся: аргумент был неплох. Вслух же сказал:
- Да, должен сознаться - там подобное исключено.
- Quod erat demonstrandum. А тут ведь происходит именно такое
событие. И выдвигать будут не в президенты: в государи всея Руси!
- Однако выдвинуть - это только самая легкая половина дела...
Бретонский усмехнулся с видом подавляющего превосходства.
- Уважаемый журналист! - сказал он, поблескивая глазами. - Оглянитесь
вокруг, посмотрите на этих людей. Вы знаете кого-нибудь из них? Хотя бы
понаслышке?
Если бы я сказал "нет", профессор не поверил бы.
- Конечно, - кивнул я. - Наш журнал внимательно следит за российской
политикой.
- Очень хорошо. В таком случае вам известно многое плохое и многое
хорошее об этих политиках. Но единственное, в чем их невозможно упрекнуть,
- в отсутствии прозорливости. А вот еще один аргумент: не кажется ли вам
странным, что здесь отсутствуют представители той великой силы, какой
является телевидение? Вы это заметили, не так ли? Существует самый простой
ответ. Президент ОТК, Объединенных телекомпаний, - убежденный сторонник
выборной власти в России. И ожидай он, что идея реставрации потерпит здесь
убедительный провал - уверяю вас тут ступить было бы нельзя, не
наткнувшись на камеру. Но их нет; следовательно, руководство ОТК уверено,
что большинство участвующих партий выскажется за. А этого показывать оно
никак не хочет.
Я на минуту призадумался. И правда: многие из этих людей, достаточно
разных, имели одну общую черту - обладали отличной политической интуицией,
и если они отказывались взойти на борт какого-нибудь парохода, вы могли
смело держать пари на то, что судно это не дойдет до порта назначения. Ну
а когда они оказывались вдруг в одной команде, что бывало крайне редко,
акции этой команды следовало закупать оптом, если даже ради этого
предстояло залезть в долги.
А вот то, что Бретонский сказал относительно убеждений президента
ОТК, следует основательно запомнить. Телевидение нам понадобится...
И я сделал в памяти соответствующую зарубку, одновременно говоря:
- Вы меня совершенно убедили, профессор. И все же... Выдвинуть
претендента - одно дело; но ведь вопрос будет решаться на референдуме,
иными словами - голосовать будут массы. То есть нужно набрать минимум
пятьдесят процентов плюс один голос. Можете ли вы с такой же уверенностью
предсказать реакцию всего народа?
- Я бы мог, конечно. Но гораздо более убедительно сделает это... Там,
в углу, видите? Духовное лицо..
- Тот, в рясе?
- Отец Николай Троицкий. Православный священник - и тем не менее
принимает участие в деятельности партии, представляющей совсем иные
интересы. Пикантно, не правда ли? Вот поговорите с ним.
Кем является названное духовное лицо, я прекрасно знал: недаром он
находился в моем списке. Но я почел своим долгом выразить сомнение:
- Я бы с великим удовольствием, но... захочет ли он?
- Я вас представлю ему - думаю, он не станет отказываться. У нас с
ним вполне пристойные отношения. Вы, кстати, никогда не интересовались
теологией? А историей Церкви? Хотя об этом поговорим как-нибудь при случае
- надеюсь, что он представится... (Бретонский погладил взглядом Наталью,
она подчеркнуто медленно опустила глаза, и я вдруг ощутил чуть ли не
приступ ревности; пришлось прибегнуть к усилию, чтобы чувство это не
вырвалось наружу.) Да, поговорите с ним. Хотя сегодня тут это вряд ли
удастся. Ну что же, попробуйте договориться с ним на другой день. Будет не
менее интересно.
- Но может, удастся и сегодня?..
Тут я словно накаркал. Потому что не успел я закончить фразу, как в
буфете начался большой скандал.
Как я потом сообразил, причиной было то, что наступил час намаза и
неожиданное множество присутствующих расстелили свои хумлы и принялись
молиться, не обращая внимания на звонки, возвещавшие конец перерыва.
Некоторые сочли это нарушением порядка и своего рода политической
демонстрацией. В ответ раздались выкрики вроде "Ислам все равно победит -
с государем или без него!". После чего возникла и потасовка.
- Уверяю вас, - грустно произнес Бретонский, ловко увернувшись от
чьего-то локтя, - продолжения не будет, сейчас объявят перерыв до утра.
Специально для того, чтобы не дать мне выступить. Это Изгонов гадит. Пока
мы с вами философствовали, он, даю голову на отсечение, успел уже
договориться с устроителями этого сборища. А, в конце концов... - Он
махнул рукой с видом полного пренебрежения.
Я громко вздохнул.
- Жаль, профессор... Я очень благодарен вам за беседу. Уверен, что
получится прекрасный материал. Но у меня еще два вопроса. Нет-нет, совсем
крохотных, вы ответите на каждый двумя словами.
- Я, собственно, и не отказываюсь.
- Большое спасибо. Скажите откровенно: вас радует, что вы, так
сказать, утираете нос Америке? Вы не любите ее?
Он склонил голову к плечу.
- Откровенно говоря - нет, не люблю.
- Почему же?
- Она раздражает мое эстетическое чувство. Слишком много всего -
кроме такта и совести. Штаты ведут себя на планете, как слон в посудной
лавке. Чисто вымытый и надушенный, но все же слон, полагающий, что если от
его маневров, представляющихся ему грациозными, посуда рушится и бьется
вдребезги, то виновата в том сама посуда: нельзя быть такой хрупкой! А
место слона не в посудной лавке, а в джунглях.
А если джунглей нет? Повырубили?
- Тогда в зоопарке. В цирке, наконец.
- Я вас понял. Спасибо. И последнее: вам известно, когда ожидается
прибытие претендента Искандера?
- На этом сборище его не будет.
- Я имею в виду - в Россию. Он давно в России.
- Неужели? Где же именно?
- Понятия не имею. Нет-нет, действительно не знаю.
- Но когда он появится - станете ли вы добиваться аудиенции у него? -
Лично для себя? Нет.
- Почему?
- Могу вам ответить - но не для печати.
- Обещаю.
- Вы свидетельница, - обратился он к Наташе - ваш шеф обещал. Так
вот.
Я не одобряю самой монархической идеи. Это раз. И не люблю мусульман
- по соображениям личного порядка. Это два.
- Почему же вы...
- Да потому, - сказал он с досадой, - что сегодня у России нет иного
выхода. Просто нет!
- Но по-моему, в уставе азороссов не сказано, что претендент от нее
должен исповедовать ислам.
- Безусловно. Формально он, быть может, и не должен. Но кого он
представляет - всем хорошо известно. И музыкант не может не исполнить то,
что заказано.
- Итак - аудиенции не будет?
- Общая аудиенция - для всех нас, руководителей движения азороссов -
