говорил...
На правах сына друга семьи я часто бывал у них дома, и сам не раз видел,
как мама Люба, когда он опаздывал на дежурство и не успевал поесть -
торопливо совала ему в руки пакет с какими-нибудь пирожками-оладушками. Он
сначала отказывался, шутил, что умрет не от голода, но в конце концов брал.
И лицо его помню в эти моменты - такое сурово-отрешенное, как у Уходящего
На Войну. А у Мамы Любы было лицо Жены, Провожающей Мужа на Фронт... Эх,
Дядя Ваня... Кто бы мог подумать, что две его жены, одна законная, другая -
нет, через пятнадцать лет встретятся однажды в одной очереди за колбасой,
и, по извечной женской привычке, начнут обсуждать своих мужиков... и
выяснят, что мужик-то один...
Не было никаких дежурств, не было никаких хулиганствующих элементов. Была
другая семья, где у него росла Светка... Оказывается, они развелись тогда
именно из-за этого, а не из-за того, что он храпел по ночам, как мне
сказала мама Люба, когда я однажды обнаглел настолько, чтобы задать такой
вопрос...
Эх, Дядя Ваня, задал ты мне загадку - кто ж мне теперь Светлана?.. Не
разбираюсь я в этих степенях родства...
Вчера, возвращаясь с работы, я долго стоял на Гусинобродской. Снег больше
походил на искрящуюся пыль, вился вокруг фонарей. Автобусов не было,
сколько ни всматривайся, и кто-то, прикурив, отбросил спичку под лавку, а
она не потухла, разгорелась снова. Маленький такой, дрожащий оранжевый
огонек среди густо-сизых зимних сумерек... Забавно, не я один в него
засмотрелся - маленький пацаненок, лет трех-четырех, не по погоде
укутанный, заворожился, присел, вглядываясь... Его держала за руку мама,
ей, видимо, не понравилось, что он тянет ее вниз, и, не глядя, она стала
дергать его, о чем-то ругаться, а он упрямо садился, показывал на огонек,
оправдывался, кажется - "Мама, мама, смотри, он живой".
Конечно, победила мама. Забавный пацан, спичка давно погасла, подошел наш
автобус, а он, на буксире мамы, все оглядывался, все смотрел - а вдруг она
снова загорится?.. Дети это специальные люди, мне кажется, пока у них нет
наших больших мозгов, они гораздо ближе к истине. Кто сказал, что
ковыряться в носу неприлично? Громко смеяться неприлично, неприлично
смотреть на людей пристально, неприлично есть суп через край тарелки,
неприлично дергать девочек за косички, а девочкам неприлично говорить
мальчикам "да"... И когда-нибудь и этому мальчишке совсем вывернут руки, и
убедят, что жить - вообще неприлично, и он в это поверит, и станет обычным
никем...
Черт, с таким-то настроением я иду на праздник, с таким-то настроением я
жду под часами Наташку... Ага, вот, кажется и она, это ее татарского вида
остроконечная шапочка мелькает среди бесчисленных праздничных голов...
Привет, Наташа..."
serge
Вяяяа,- так нежно-нежно: вяяяа. Кругом сложнейшие симфонии, месиво страсти
и смерти, а в тебе - вяяяа, - тихое, улыбчивое; идиотское - когда скучно,
фальшивое - когда вдвоем, умелое - когда в деятельном фарсе светового мира
выбираешь себе стезю существования, простое - когда искренний, склизкое -
когда желанный, вяяяа: стилизованное, сопливое, кипяченое,
интеллигибельное, райское, менструальное, сонное, спесивое, котеночье,
идеальное, страничное, талисманное, интимное, пятиминутное, глазастое,
бойкое, искусанное, размякшее, замученное, кожаное, счастливое, цифровое,
глухое, пропахшее, хихикающее, забытое, - настоящее гиперобразующее вяяяа.
Вяяяа - это все, что у тебя есть - отдай его другим, хотя бы на их звериных
мордах и были язвы. Отдай вяяяа красивым, чтобы они больше любили себя,
отдай вяяяа жалким, чтобы они пресмыкались перед тобой. Отдай его мудрым,
чтобы они щурили глаз, - отдай пустопорожним, чтобы восхищались, - добрым -
чтоб жалели тебя, депрессивным - чтоб лелеяли, вонючим - чтоб воняли не
просто так, а вовеки веков, нищим - чтоб облили трепещущее вяяяа густой
слюной, родным - они поставят его в серванте, как сушеного краба, отдай
вяяяа любимой, чтобы оно кануло, оставляя завитками след через жизнь. Или
сожги в своей нетопленой квартире, выпив торжественный бокал. Зло разорви,
утопи в проклятиях, закапай слезами разочарования. Или просто брось вяяяа
на дорогу. В конце концов не у всех получается.
*****
Но что же мне делать - шевелиться под
полотенцем скуки, набухшим застарелой влагой?
Или замирающе сладким лезвием перечитать журналы мод
И после с помадой на сосках пировать над поверженной в прах бумагой.
Я только задумался мечтой воды,
распластался кругом. Слепые сторожат неоны
в белой голове. А уже светает за гранью вершинных снов. Сады
стыдливо припрятали ночные несчастья - из глаз ползут скорпионы.
viveur <>
посвещается Татьяне Мельниковой.
Будет, конечно, будет
Жизнь в перепутанных тропах,
И одинокий шепот,
Над обреченным Сердцем!
Будет, конечно, будет
Счастье сверкать зарницей,
Только б не ошибиться,
Приоткрывая дверцу!
Только бы Солнца брызги
Не растерять по крохам,
Жарким прольется соком,
Ягода на ладони!
И заблестят караты
Искрами утром рано
Под голубым экраном
Неба, на хвойной кроне!
Будет, конечно, будет!
Время сотрет границы,
Перелистав страницы,
Все зазвучит Мажором!
Прошлое глупым вздором
В Зеркале отразится!
....Просто и безразлично
Эхо рассеют Горы!
Будет все это, будет!!!
. . .
Андрей Чепижный <>
Вторник, 16 февраля 1999
Выпуск 29
Трудно быть God'ом
На крыльях сна, на грязном дне помойки
Я доедал остатки землеройки.
Десятый час пробили мне куранты.
О, горечь рук наемников Антанты!
Лаская небом звездочку с папахи,
Я вспоминал, что мне рекли Кранахи:
"Не вздумай ты мускат мешать с токаем,
Не то закончишь вечер злобным лаем."
Как лист увядший падает на душу,
Так я из моря выхожу на сушу -
При смокинге, булавке и при деле,
И с пейджером... А вы чего хотели?
Воркуй мне, рация, о мартовском безумьи,
О том, как прахом вышли Монтесумьи
Дела - благодаря испанцам гадам.
Ох, поздно грохнули великую армаду!
Давно мы в юбках не ходили строем,
Давно не вешали пророков и героев,
Не жгли, не мучали и не четвертовали -
Три дня. А нас садистами прозвали.
Пускай хоронят царские останки,
Мы с патриархом - записные панки.
Забьем на мощи болт с соленым хреном -
Не надо путать Siouxie с Демосфеном.
Таков прогноз на завтрашние сутки:
Коньяк с икрой и кавиар в желудке.
Мы вычислим литраж земного шара.
Рассвет неловок. Утро. Спит отара.
К.Константинов <>
Жалок, болен, хрипит, - через месяц - мертвец.
В бодром стаде людей: кашемира и замши
он проклятия шепчет и чует конец,
Желтой пеной шипит: "будет горестно вам же!"
Мне противно смотреть как он тайно скулит.
Пассажирам метро вечно тягостна мерзость.
Переменит вагон, матерясь, инвалид:
лязг стальных костылей - бесполезная дерзость.
їїї
їїї
Через месяц пополнит музей белых мумий,
чистых статуй из льда. И в дневной круговерти,
в тесноте, посреди неуютных раздумий
запоет, замерцает явление смерти.
viveur
Последнее солнце,
Уставшие листья,
Подмерзшая пчелка
На желтом цветке.
Куда мы несемся?
Куда мы стремимся?
Навстречу холодной
И долгой зиме.
И все наполняет
Тягучий и пряный
Умершей листвы
Одуряющий запах.
И летняя роскошь
Сохнет и вянет.
Ночами из окон
Холодом тянет.
И птицы на юг
Улетают послушно.
Вода на озерах
Чернеет безмолвно.
Российская осень,
Грязная пустошь,
Склонилась на зимнюю
Плаху покорно.
Юрате <>
* * *
Лев сидел на берегу моря и скучал. Конечно, любой бы заскучал, если бы
любимая львица заявила, что брачный сезон закончен, и издевательски
добавила: »Посмотри в зеркало, царь зверейј.
Лев не любил смотреться в зеркало. Он был толст, неуклюж и имел лысину,
плавно переходящую в нос. И, наверное, именно поэтому сейчас сидел на
берегу моря и скучал.
Когда сзади стеснительно зашелестела галька, он, испугавшись, даже не
обернулся. Услышал, как кто-то небольшой, смущаясь, подобрался и устроился
рядом. Он неловко повернул парусящий на ветру нос и увидел маленькую мышку,
раскрывшую в его сторону большие черные глаза.
- Это ничего, что я... - застенчиво спросила мышь.
- Да нет, что вы, как я, разве, в общем... - запутался лев.
Оба помолчали.
Вдруг он вспомнил красивую фразу из какой-то книги...
- Я счастлив лицезреть, - тут же пустил он ее в ход, - в вашем лице...
тут... вот! - и, смутившись окончательно, добавил:
- Мадам!
- Мадемуазель, - поправила она и покраснела.
Оба снова помолчали.
Вдруг она начала первой:
- Вы знаете, я...
- Да и я, собственно, тоже, ой... - попытался он поддержать разговор.
Ничего не получилось.
- А может поговорить о литературе... - подумал он.
Тут она, расхрабрившись, сказала:
- А я люблю Шекспира...
- ...или о музыке, - продолжал размышлять он.
- И Баха... - видя, что ничего не получается, угасла она.
- Да ладно... - разошелся он, - Я, в общем-то тоже... - и снова застеснялся
в усы.
- Правда? - обрадовавшись, поддержала она, - Как хорошо...
И рассмеялась.
- Чего? - подумал он и вдруг счастливо улыбнулся.
Оба помолчали.
- А ведь я толстый, - вдруг ни с того, ни с сего сказал он...
- Ну да... - не поверила она.
- И лысый, с большим носом... - перечислял он, вдруг перестав смущаться.
- Не обманывай... - заинтересовалась она и, подумав, дополнила, - те...
- Честно... - заявил он. И представился:
- Элеонор, - а чтобы заполнить паузу, пробормотал:
- Это я сам имя придумал.
- А я Мася, - доверчиво посмотрела на него она. И сразу же оттараторила:
- Маленькая и серая!
- Не может быть... - удивился лев.
Оба помолчали...
С этой минуты они перешли на »тыј, а с моря уходили уже вместе. Это были
немного сумасшедшие животные:
Морской лев и Летучая мышь.
Саша С. Осташко <>
Прости меня. Я этой ночью сгинул.
Сомкнул глаза. Вонзил в ребро кинжал.
Я сдвинул эту Землю. Просто сдвинул...
И, как шпана, подальше убежал.
Как никогда. И тут же в щели неба
завыл сквозняк, тоскливый и живой.
Я пил вино. Я пил вино без хлеба.
И помянул. Да, да, тебя со мной.
И что потом? Большой, железной ложкой
меня отпаивал бескрылый херувим.
Прости меня. Он был тобой, немножко
(ты, как всегда, мне чудилась за ним).
И вот теперь - законы мирозданья -
логичный ход исчезнувших вещей.
Я сдвинул Землю... две пригоршни... к зданью
моей печали. И тоски. Моей.
Гена
Нашумевший случай
Площадь паром точит статуи в ожидании новых дев.
Вечер греет бродяг, поэтов, повелителей нежных рас.
Город кутается в луну, пробуждает у страстных гнев.
Спит господь. Нашумевший случай погружается в ворох фраз.
Мутный гам затопил кафе. В никуда манит сонный блюз.
Видно всем сквозь абсент и ложь предсказание смены вех.
Ищет плоть торжество и плен в смерть-словах фаворитов муз.
Белый страж поджигает крест - ноет пламенем божий грех.
В эту ночь погибнут многие из числа богов и богинь.
Скорбный пир начнут над трупами прокаженные и лгуны.
С неба рухнет горе липкое - имя этой звезде полынь.
Я же стану словом радости от одной таблетки луны.
viveur
Тень
Моя тень -
Тень каменного изваяния.
И изгибы плоти моей -
Словно слова сострадания.
А душа -
Середина бронзовой статуи.
Даже боги, взглянув на нее,
Не смеялись, а громко плакали.
Мои руки -
Безмолвие сумрака.
Если был изначально в них смысл,
То он был только черным умыслом.
Ну а ноги -
Столпы дряхло-глиняные.
Ни себя удержать не могут,
Ни идти ни к черту, ни к Богу.
Ну и вся я -
Вероломство пустынного космоса.
Растрепалась холодным безмолвием
В ворожбе проклятого промысла.
Юрате <>
Е. И., жене
Здесь море ниспадает голубым,
Заказанным тобою крепдешином.
Здесь запах времени... И, вечностью томим,
Общаюсь лишь с разрушенным камином.-
Камины здесь свидетели времен,
А времена остались без имен.
Но сосны все свободны, и гурьбою
Они на берег выбегают к водопою,
Где жажду утоляет им прибой.
Он разбегается, и вот, в прыжке аршинном,
Мне руки наполняет крепдешином...
Одеть тебя балтийскою волной.
Владнир Донец
1999 год. Уральское отделение академии наук.
